Меч президента - Бунич Игорь Львович (лучшие книги читать онлайн .TXT) 📗
Генерал Макашов!».
Подобные призывы требовали соответствующей отдачи, а нерешительное поведение властей, столь ярко продемонстрированное при великой осаде «Останкино», вдохновляло на новые подвиги.
Перед первомайскими праздниками 1993 года колонна «Трудовой Москвы» была перемешана с так называемыми «офицерами» из тереховского «Союза офицеров» и примерно десятком-другим хорошо обученных уличных бойцов, натасканных различными группировками «Фронта национального спасения». Удалось спровоцировать мощные, давно не виданные в столице уличные беспорядки, в результате которых многие получили ранения, а один милиционер был убит.
Сам Анпилов в «сражении» с милицией, естественно, не участвовал, но на многолюдном митинге перед шествием хрипло орал: «Вперед! Сметем… Уничтожим!», что даже у совершенно безразличной московской прокуратуры возникло желание его допросить. Это было сложно сделать, поскольку Анпилов, будучи депутатом Моссовета, имел «парламентский иммунитет».
А между тем, надвигалось празднование 9 Мая, во время которого Анпилов пообещал продемонстрировать такое шоу, что первомайские события покажутся «елочным праздником» в детском саду.
Власти, задерганные и озверевшие от недавних событий, разъяренная милиция, потерявшая своего бойца убитым и многих — ранеными, — все пообещали принять «меры», от которых никому не поздоровится.
Мэр Москвы Юрий Лужков запретил все несанкционированные митинги и шествия на День Победы, на что «Трудовая Москва» и «Союз офицеров» хором ответили, что им на все запреты наплевать. Они проведут задуманные мероприятия в любом случае.
В Москву стали срочно стягивать подразделения ОМОНа из области и соседних городов. Командиры спецназа давали короткие интервью телевизионным программам, где обещали разделаться со смутьянами какими-то новыми, еще не применяемыми методами.
В итоге наиболее буйные руководители «оппозиционных» массовок — Проханов, Лимонов, Астафьев, Павлов и Филатов, во главе с генералом Макашовым — неожиданно укатили в Севастополь поднимать народ на борьбу против украинских оккупантов, оставив Москву полностью в распоряжении Анпилова и Терехова. И в этот момент Анпилов… исчез.
8 мая Анпилов был вызван в городскую прокуратуру, где должен был дать показания о кровавых беспорядках 1 Мая. Анпилов доказывал, что первомайские события были спровоцированы оккупационными властями, вызвавшими стихийное возмущение трудового народа. Поскольку переубедить его не удалось, а задержать в связи с неприкосновенностью было нельзя, Анпилова отпустили. После чего он и исчез.
Как выяснилось позднее, Анпилов шел на встречу со своим «активом» из бомжей, которые, помятуя о первомайских днях, когда многим из них пришлось отведать милицейских дубинок и кулаков, потребовали на 9 Мая, то есть на завтра, деньги вперед.
В итоге Анпилов, забыв главную заповедь вождя о том, что трудовой народ никогда не должен лицезреть своего фюрера иначе, как на трибуне, напился с «активом» до такого состояния, что был обнаружен только через сутки избитым и в состоянии глубочайшей похмелюги. От нового вождя мирового пролетариата несло, как от ликеро-водочного завода.
Анпилов пытался отделаться от «актива» водкой, а выделенные для них средства, триста тысяч рублей, положить себе в карман, поскольку у вождя всегда больше трат, чем у народа.
Когда-то это удавалось. Но, как указывал еще Ленин, сознательность пролетариата очень быстро растет в условиях революционной борьбы. «Актив», не отказавшись от халявной выпивки, забыв, что им была оказана великая честь пить вместе с вождем, потребовал и «бабок». А поскольку вождь попытался возражать, то быстро получил «в глаз», был обобран и выброшен на улицу протрезвиться.
Поскольку неявка Анпилова на митинг была замечена всей страной и могла только сравниться с неявкой Андропова на ноябрьские торжества 1983 года, все ждали объяснений. Андропов, как известно, умирал (и вскоре умер), поэтому многие решили, что только смерть могла помешать Анпилову явиться на митинг. Было также замечено, что и многие «активисты» «Трудовой Москвы» равным образом проигнорировали мероприятие, которое, руководимое нерешительным Тереховым, прошло на редкость скучно и тихо.
Анпилову пришлось срочно сочинять легенду, которая для выпускника факультета журналистики МГУ выглядела жалкой и примитивной. Впрочем, знавшие Анпилова по журналистской работе утверждали, что все публикации вождя всегда отличались примитивизмом и были шиты белыми нитками.
По версии Анпилова, когда он вышел из городской прокуратуры, имея при себе триста тысяч партийных денег (якобы членских взносов рабочих, состоявших в «Трудовой Москве»), сразу же обнаружил за собой слежку. Поэтому, чтобы сбить «хвост», он, Анпилов, направился с Пушкинской улицы в центре Москвы, где располагалась прокуратура, петлять по столичным переулкам и, в итоге, оказался аж в Бутово — на дальней и весьма подозрительной окраине, которую и Москвой-то нельзя было назвать. Бутово известно как район наиболее кишащий бомжами.
По версии Анпилова, именно в Бутове его и схватили неизвестные, одетые в «камуфляж» без знаков различия. Ему сунули в рот кляп, надели наручники, завязали глаза и повезли куда-то «в подмосковный лес».
Там вождя мирового пролетариата, по его словам «профессионально избили». Избить профессионально — это значит не оставить на теле избиваемого никаких следов. «Партийный актив», разумеется, подобным искусством не владел, а разбитый лик вождя и огромный лиловый фонарь под глазом говорили совершенно обратное — били от души, но не профессионально. Затем в Анпилова «силой влили бутылку водки», отняли триста тысяч партвзносов и выкинули из машины в какую-то канаву, как и положено коварным классовым врагам.
Был у Анпилова очень тяжелый разговор с «куратором», полковником Воробьевым. Врал и извивался, но в итоге все рассказал, как на духу.
Полковник посочувствовал: «Тяжелая у тебя работа, Виктор Иванович, с таким контингентом надо всегда ухо держать востро. Еще хорошо отделался, могли убить запросто. Я эту публику знаю».
Вместе придумывали версию, дабы обвинить во всем «оккупационное правительство». Версию кое-как состряпали, но долго не могли придумать: на кой ляд это все понадобилось «клике Ельцина»?
Порешили так: власти-де решили, что похищение Анпилова «спровоцирует массовые столкновения трудового народа с ОМОНом, которые перейдут в бойню с объявлением по всей стране чрезвычайного положения и установления кровавой диктатуры Ельцина».
Подобные слова, правда, сам Анпилов сказать не решился. Сложновато. Так что произнести их пришлось лично товарищу Зюганову на пленуме ЦК своих, по словам Анпилова, «дерьмовых оппортунистов». Благо, что «куратор» был общий.
От себя Зюганов добавил, что власти вообще задумали убийство Анпилова, и это ужасное злодеяние было сорвано только мощной «трехсоттысячной демонстрацией рабочей Москвы», которой, естественно, никогда не было. Но коммунисты уж таковы: они считают, что навеки себя опозорят, если хоть раз скажут правду…
Несмотря на полную нелепость анпиловской версии, а, может быть, именно благодаря этой нелепости, соратники Анпилова решили превратить его майские приключения в пролетарский подвиг, очень, кстати говоря, напоминающий «подвиг» Хорста Весселя с той лишь разницей, что Вессель все-таки погиб в пьяной драке, а Виктор Иванович уцелел.
Сажи Умалатова, единственный оставшийся в стране человек, имеющий право присваивать звание Героя Советского Союза, предложила удостоить этим званием Анпилова по представлению «трудового народа».
Пока сообщники Анпилова собирали подписи для представления, события в стране развивались столь стремительно, что вскоре забылись почти все анпиловские подвиги, а галопирующая инфляция превратила 300 тысяч пропавших партийных рублей в сумму, о которой даже было стыдно вспоминать…
Неблагодарных бомжей в «Трудовой Москве» несколько разбавили пенсионерами и ветеранами, считая, что они окажут благодетельное влияние друг на друга. Набрать их было нетрудно, ибо гайдаровские реформы больнее всего ударили именно по пенсионерам, фактически уполовинив всем реальный жизненный уровень и превратив в пыль те накопления, которые люди собирали всю жизнь в надежде на обеспеченную старость.
