Случайный президент - Шеремет Павел (читаем книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Самое популярное наказание в Жодино — «лишенка», лишение передачи. Наказание крайне неприятное, но не смертельное. Мы жили общаком — всю «дачку» делили. Был «бар» — железный ящик, который висел на стене. В нем полки. Все складывалось туда. Еда вся делится. Можно, конечно, подойти и взять что-то, если хочешь. Но чаще всего к «бар» обращались во время обеда или ужина.
О чем разговаривали в камере? Да, много о чем. Обсуждали, как жить дальше. Все, в принципе, надеются, если не с суда, так через некоторое время, выйти и продолжить нормальную жизнь. С теми же, кто не первый раз попал, — сложнее. У них идеология «Мой дом — тюрьма». Я такого только одного встречал. (Худенький такой парень). С ним было интересно.
А вообще все происходившее там забывается. Может, это защитная реакция какая. Помню просто, что были дни, когда было действительно хорошо: никаких проблем, ничего. Как это получалось, не знаю, но попытаюсь объяснить. В камере сидят несколько человек, вроде как друзья. Но в любую минуту тебя могут увести и ты никого больше не увидишь. Постоянно ощущение, что сегодня вместе, разговариваешь, а завтра осудят, дадут срок — и все. Пока никого не увели, пока вместе — хорошо.
В тюрьме люди разные. Есть «черты». Они чаще всего сами себя опускают. К примеру, он заезжает на тюрьму и через три дня говорит: я буду вам тут стирать, еще чего-нибудь делать, а вы мне будете давать курево. Никто ж его не заставлял. Там если курят, то курят все. Я не понимаю и не представляю себе, почему и зачем люди на это идут. Там и так хватает унижения. Меня, к примеру, на «Володарку» этапировали в «столыпине». «Столыпин» — это переделанный купейный вагон, в котором окна либо черные с решетками, либо их вообще нет. В общем, ничего страшного. Но сам переезд из изолятора до вагона, а потом от вагона до изолятора — это просто издевательство. Это дурацкое сидение на корточках в снегу в ожидании, пока поезд подойдет, а вокруг конвой с собаками... Пока поезд подъедет, за это время и ноги могут отмерзнуть, и все остальное. Когда в Жодино загружались, я просидел минут десять, а вот в Минске — гораздо дольше. Пока они разбирались, кто осужденный, кто подследственный, кто по какому режиму, то получилось, что малолетки пошли последними...
Каким я вышел после тюрьмы? Наверное, более наглым, более раскрепощенным. Окружающие говорят, что изменился взгляд — стал более оценивающим. Тюрьма воспитывает в человеке характер и волю. Но она может и сломать. Я общался со многими, кто попал по первому разу, и не за политику. Создается ощущение, что страна создает себе преступников. Гораздо правильнее было бы дать возможность человеку исправиться на свободе.
28 августа.
Сегодня у Завадского день рождения, юбилейный — ему исполнилось 25 лет. Внешне добрый и интеллигентный, но стойкий следователь Рагимов пообещал матери и жене Дмитрия свидание, они приехали в Гродно, но чекисты как всегда в своем амплуа. Они начали обработку Димы, чтобы вырвать у него покаянное письмо к Лукашенко. Отказал в свидании с родными и начальник Гродненской следственной тюрьмы. Мама Завадского Ольга Григорьевна призналась: «Мы ехали в Гродно окрыленные, надеясь увидеть сына в день рождения — ему 28 августа исполнилось 25 лет. Следователь, ведущий дело, сказал ранее, что против нашей встречи не возражает». Однако, родственникам Дмитрия не только не разрешили встретиться с сыном, но даже не приняли от них передачи.
Дима отмечал день рождение с сокамерниками, которые преподнесли ему неожиданный подарок:
— С нами «гуляла» камера напротив, женская, — 66. Мы не раз, переговаривались завязали дружбу.,. Я взял, да и написал, что у меня праздник — а чего еще было писать? Дальше события развивались так.
Вернулись с прогулки, меня все поздравили. К этому дню приберегли корочки от копченого сала — в сыром виде они не жевались, так мы их сварили, вышел настоящий деликатес. В жару надзиратели открывали «кормушку» — нашу или напротив. На этот раз «кормушка» была открыта в камере 66, а мы через щелочку в своем окне видели все происходящее. Вдруг меня подзывает Петрович. Смотрю: кормушка открыта, а к ней девушки подходят, лишь прикрытые простыней, раскрывают ее, проделывают пару-другую сексуальных движений и отходят... И так, сменяя друг друга. Трудно сказать, понравился мне этот «подарок» или нет, но такого я никак не ожидал.
29 августа.
Главное событие дня по пятницам — баня. Банщик — должность в тюрьме такая же блатная, как и приемщик передач. В Гродно в баню водит молодой сержант, черноволосый, курчавый, похож на Лукашенко. Его так и зовут в тюрьме «Президент». Держится строго, в голосе — металл. Знает, что распоряжается редким для зеков удовольствием. От него зависит, сколько продлиться блаженство — 15 минут или все 25.
При банщике работал баландер. Выдавал белье, топил котельную, стриг заключенных.
Была у меня одна проблема — сохранить отпущенную бороду. Поступал я без нее и уже несколько раз получил замечания. И вот теперь вот банщик заставил побриться — электробритвой «Харьков», похоже, послевоенного образца.
Пресс-служба КГБ передала в СМИ официальное сообщение: «Комитет государственной безопасности дополнительно изучил обстоятельства применения к обвиняемым по уголовному делу N 96 сотрудникам ОРТ Павлу Шеремету и Дмитрию Завадскому меры пресечения в виде заключения под стражу и необходимость содержать их под стражей в период проведения предварительного следствия. Анализ имеющихся в уголовном деле материалов показал, что достаточных оснований для принятия решения об изменении меры пресечения в виде содержания под стражей не имеется».
Во второй половине дня суд Ленинского района Гродно рассмотрел ходатайство адвоката телеоператора ОРТ Дмитрия Завадского об изменении ему меры пресечения на подписку о невыезде и «пришел к мнению о нецелесообразности ее удовлетворения, оставив решение следствия в силе».
31 августа.
Пытались раздобыть огонь тюремным способом, потому сигареты есть, а спички закончились. Из матраса достается клок ваты, натирается о сухое мыло и кладется на лампу. Вата начинает тлеть — так добывается огонь.
1 сентября.
К нам заселили нового соседа — Толю, деревенского парня. Полгода как демобилизовался из армии. Первое время держался настороженно, больше помалкивал. Толя попал в тюрьму за попытку изнасилования. По пьяному делу пристал к местной десятикласснице, но бабушка засекла и Толя загремел за жажду любви. Он наверняка получит свои пару лет, при удачном стечении обстоятельств — условно, правда, под следствием просидит месяцев шесть.
Министр иностранных дел России Евгений Примаков объявил о том, окончательное решение относительно судьбы сотрудников Белорусского бюро ОРТ, скорее всего, будет выработано во время визита Лукашенко в российскую столицу, 6 сентября. Министр сообщил, что, по поручению Бориса Ельцина, ежедневно связывается с президентом Беларуси.
В Совете безопасности Беларуси вновь обсуждали, как выйти из не утихающего скандала. Последние социологические опросы населения шокировали власти. По рейтингу доверия Шеремет вышел на третье место после Лукашенко и Шушкевича. Окружение президента лихорадочно ищет возможность переломить рост популярности арестованного журналиста. Придумали какие-то варианты, но суть планов не раскрывается.
2 сентября.
Началось малопонятное оживление в общении со следователем. Вызывает меня под разными предлогами, например, сообщить, что результаты такой-то экспертизы станут известны недели через две. Ладно, две так две. При этом мы ведет долгие и душевные разговоры «за жизнь». Тогда я не придавал этому значения — возможность вырваться из камеры, проехаться по улицам города и попить кофе, пусть даже у следователя, казалась большой удачей. Только после освобождения Димы я понял смысл этих бесед — следователя заботило письмо к Лукашенко.
