Гитлер и Сталин перед схваткой - Безыменский Лев Александрович (книги онлайн полные версии TXT) 📗
Что касается «демократической» части его высказывания, то я ответил, что если каких-то изменений можно ожидать не ранее прекращения приверженности Великобритании демократической системе, то совершенно очевидно, что я напрасно потратил время на поездку в Берхтесгаден, а он – на то, чтобы принимать меня. Ибо, как я полагаю, Великобритания меньше всего намерена менять свою форму правления. При всем уважении к нему, этот вопрос не очень уместен. Его предложения по разоружению и по другим вопросам потерпели неудачу не из-за многопартийной системы, демократии или чего-то подобного, но потому, что другие страны по тем или иным причинам не были удовлетворены той степенью безопасности, которая им практически предлагалась. По причинам, которые ему представляются убедительными, он игнорировал договорные обязательства. Я не буду обсуждать, насколько вески причины нарушения обязательств или нет, но не удивительно, что это вспоминают, когда он выступает с новыми инициативами.
Он пояснил, что, критикуя демократии, он прежде всего имел в виду Францию, но повторил, что даже применительно к нам партийная конференция «связала» правительство. В Англии откровенно высказываются в том плане, что Германии ни в коем случае не должно быть разрешено иметь колонии, и что я должен был заметить попытки враждебных кругов Англии сорвать мой визит в Берлин.
На это я ответил, что, по моему мнению, враждебные круги могут быть не только в Англии.
Затем он спросил меня, какие еще имеются между нами проблемы помимо колоний. Я ответил, что английское общественное мнение было бы радо узнать о его отношении к Лиге Наций и разоружению. В отношении Лиги Наций он сказал, что не может понять, почему мы придаем такое значение пребыванию Германии в Лиге, тогда как нас не волнует, что США не входят в нее. Сейчас не может быть дан ответ на вопрос, вернется ли туда Германия. Разумеется, она не вступит в Лигу, если та сохранит свой нынешний состав и методы деятельности. Вопрос разоружения сейчас более сложен, чем несколько лет тому назад. Сейчас мы наверстываем упущенное – равно как и Германия, – и опыт показывает, что уважение к странам зависит от степени их вооруженности. А теперь еще Россия… Он предложил отменить использование бомбардировщиков, но «колониальные» страны настояли на их сохранении по полицейским соображениям. «Кто будет решать этот вопрос и как он будет решаться, я не знаю». Что еще? Я сказал, что Версальский договор, несомненно, порождает и другие проблемы, которые, как нам представляется, могут вызвать осложнения, если не найдут своего разумного решения, например, проблемы Данцига, Австрии, Чехословакии. По всем этим проблемам мы не настаиваем непременно на сохранении статус-кво по состоянию на нынешний день, но мы озабочены тем, чтобы избежать такого их решения, которое могло бы вызвать осложнения. Если может быть найдено разумное урегулирование при свободном согласии и доброй воле тех, кого это прежде всего касается, – мы, разумеется, не проявим ни малейшего желания блокировать его.
Он ничего не сказал о Данциге, а в отношении Австрии заявил, что у них есть соглашения, которые соблюдаются, и что он надеется, что «разумные элементы» в Чехословакии предоставят возможность судетским немцам «пользоваться статусом, который гарантировал бы их положение».
В ходе беседы два или три раза в разной форме поднимался вопрос о колониях. Он заявил – хотя и не очень настоятельно, – что мы нарушили соглашения по Конго, распространив военные действия на территории колоний, но согласился, что нет смысла обсуждать обвинения в нарушениях условий прошлых договоров.
Если мы можем урегулировать этот вопрос между собой – хорошо; если нет – он должен принять это к сведению и выразить свое сожаление. Но он высказал надежду, что Франция и Великобритания совместно изучат этот вопрос и выработают решение, которое смогут предложить. Он добавил, что:
1) если есть какие-то страны, от которых по стратегическим причинам мы не хотели бы отказаться, мы должны были бы предложить что-то взамен; и (в довольно юмористическом тоне), что
2) он не хочет колоний
а) в стратегических точках, что могло бы втянуть его в конфликтную ситуацию;
б) ни в Сахаре;
в) ни в Средиземноморье «между двумя империями»;
г) ни на Дальнем Востоке, что также слишком опасно.
На это я сказал ему – и повторил это не раз, – что для сегодняшнего или любого другого правительства не может быть и речи о том, чтобы касаться вопроса о колониях кроме как в контексте общего урегулирования, которое открыло бы перед нашим народом перспективу реального взаимопонимания и ослабления существующей напряженности. Но мы полны готовности обсудить эту и любую другую проблему. Здесь возник вопрос: какой следующий наиболее полезный шаг мы могли бы предпринять? Было бы печально, если бы эта беседа, подобно предыдущим, не нашла своего развития и не привела к общим усилиям, направленным на достижение соглашения, что я предложил вначале. Колебания в отношении проведения каких-то конкретных мер в этом плане произвели бы неблагоприятное впечатление в Англии. На это он ответил, что беседы и переговоры всегда требуют тщательной подготовки. Он не верит в переговоры, которые проводились бы каждые три месяца и ни к чему не приводили, и потому считает, что было бы разумнее, если бы мы провели соответствующую подготовку по дипломатическим каналам. Он выразил также надежду на то, что мы могли бы отойти от атмосферы «неминуемой катастрофы». Нынешняя обстановка не является опасной. Если верить печати, то, конечно, можно ожидать, что в один прекрасный день проснетесь и увидите германские войска в Вене или в Праге, точно так же, как печать затеяла опасную игру, опубликовав насквозь лживое сообщение о том, что 20 000 немцев находятся в Марокко. Реальная угроза – это безуспешные переговоры. Если он направит фон Нейрата в Лондон, каждый немец подумает, что тот отправился для обсуждения колониальных притязаний, и если ему не удастся добиться успеха, обстановка не только не улучшится, а ухудшится.
Давайте довольствоваться медленным продвижением вперед. Это самый надежный путь. Ни один человек, который видел, что такое война, как видел он, не может быть настолько глупым, чтобы хотеть новой войны, ибо все мы знаем, что в войне проигрывает даже победитель. В настоящее время только одна страна может думать о войне – Россия!
Я ответил, что совершенно убежден в том, что премьер-министр и министр иностранных дел не оспорят его призывов к осторожности в отношении медленного продвижения вперед, при условии, что мы почувствовали бы, что действительно продвигаемся вперед. Действительно, премьер-министр сказал мне накануне моего вылета из Лондона, что он был бы очень доволен медленным продвижением вперед и что вряд ли можно рассчитывать на что-то другое. Самое главное – чтобы обе наши страны действовали во имя достижения одной и той же конечной цели – мирного решения сложных вопросов, которыми мы весьма озабочены.
Трудно дать четкий или последовательный ответ о беседе, продолжавшейся более трех часов и проходившей не совсем ординарно. В целом Гитлер был спокоен и сдержан, если не считать моментов, когда он приходил в возбуждение, говоря о России или печати. Вопрос о коммунизме не занял столько места, сколько я ожидал. Гитлер говорил очень живо: глаза в постоянном движении и энергичные жесты в подкрепление мысли. Я вполне могу понять, почему он считается популярным оратором. Быстрая смена настроений – сардонический юмор, издевка, иногда почти тоска. Но он поразил меня своей искренностью и верой во все то, о чем он говорил. Что касается политического значения беседы, то я не оценил бы его очень высоко. Я полагал бы, что беседа была хороша для установления контактов, но у меня сложилось четкое впечатление, что кроме колоний ему мало что от нас надо и что, по его мнению, в отношении европейских проблем время работает на него. В конечном счете я полагаю, что, желая поддерживать с нами дружественные отношения, он в то же время не спешит решать вопрос о возвращении в Лигу Наций, рассматривает разоружение как дело достаточно безнадежное и, короче говоря, чувствует себя сильным и не собирается бегать за нами. У меня не сложилось впечатление, что он намерен воевать с нами из-за колоний; но нет сомнения в том, что если он не сможет получить удовлетворения в этом вопросе, то хорошие отношения, при которых, по моему мнению, мы могли бы оказывать значительное влияние и без которых внешняя напряженность сохранится, оказались бы невозможными.