Наука Управлять Людьми. Изложение Для Каждого - Мухин Юрий Игнатьевич (лучшие бесплатные книги .txt) 📗
В те годы, чтобы купить импортное оборудование, уже к первому чиновнику в цепи инстанций надо было приехать с 12 готовыми документами, среди которых, к примеру, должна была быть справка из советского министерства, производящего отечественные аналоги, о том, что это министерство не в состоянии изготовить такое оборудование. У нас на заводе была импортная дробилка. Механики поставили на нее последнюю пару подшипников из комплекта запчастей и стали заказывать в Швеции новые, однако с момента заказа до получения прошло два года, дробилка полгода простояла без подшипников.
Одно время модно было говорить, что в 80-х годах в экономике СССР был застой. Но почему? Мы двигались вперед медленно, ровно настолько, насколько двигало нас ежегодное маленькое увеличение показателей, которое производил аппарат. Никакой прыжок или рывок невозможен, все упиралось в тот же аппарат, как в подушку, он и не отказывал, и не разрешал.
Другой аппаратный способ уйти от ответственности применялся в тех случаях, когда требовалось быстро найти решение. В этом случае созывалось совещание, и чем больше участников приглашалось, тем лучше. Ответственность за решение как бы раскладывалась на всех участников, хотя все знали, что ни один из них за решение персонально не отвечает. Поэтому совещаниями переполнено рабочее время бюрократических систем управления.
Просто для сравнения. В годы войны у Сталина было Дело — выиграть войну. Одновременно у него, как у Верховного главнокомандующего, было Дело — уничтожить армии агрессоров. Ставка Верховного главнокомандующего насчитывала несколько десятков человек. Казалось бы, эти люди должны были совещаться, совещаться и совещаться. Но Делу это было не нужна. За всю войну Ставка в полном составе ни разу не собиралась. Собирались по несколько человек и только те, которые действительно могли ответить по существу совещания и были компетентны.
У руководящих бюрократов, тех, кто по должности обязан дать приказ по Делу, тоже есть способ ухода от ответственности — программа. Когда такой руководитель не знает, что делать, боится дать команду, обычно он дает указание разработать программу или план мероприятий. Отличие этих документов от приказа состоит в том, что они коллективного изготовления и сам руководитель как бы стоит в стороне от этого документа. Примером может служить программа «500 дней» Шаталина-Явлинского, по которой Горбачев с Ельциным развалили экономику, но при этом оказались сами вроде и не причем. Заметьте, делократ никому не даст готовить программу, никому не доверит решения по своему Делу и не станет при своем Деле утверждающим программу бараном.
Как видим, особенность бюрократа в том, что ему крайне необходимо красиво выглядеть перед всеми: деловитым перед начальством, заботливым перед народом. И так всегда, даже когда он немилосердно гробит Дело. Но когда ущерб Делу становится заметен, начинается поиск виновных, идут вопросы сверху и снизу. И бюрократ принимается изворачиваться. Если вопрос следует сверху, ответ имеет такой вид: «А что я мог сделать, если у меня подчиненные такие идиоты? Я и на место выезжал, и совещания проводил, и программы им утверждал, и ценные указания давал, а толку никакого!» При этом всех своих подчиненных бюрократ назначал либо сам, либо они были назначены с его согласия, то есть в момент назначения они его вполне устраивали. Делократ никогда на своих подчиненных ответственность не переложит. Они ведь его подчиненные, в его власти.
А если вопрос следует снизу, бюрократ начинает все валить на начальника: «А что я мог сделать? Он мне так приказал, а я послушный, я выполняю приказы, приказы не обсуждаются — приказы исполняются!» Когда бюрократ делает подобные фокусы среди людей, не пытающихся, не желающих задуматься над тем, что происходит, среди людей, мыслящих как бюрократы, то фокусы эти проходят «на ура».
Давайте посмотрим, как у Хрущева «на ура» прошел фокус с культом личности. В период правления Сталина, в очень суровое и жестокое время, наряду с откровенными предателями и врагами своего народа погибли или отсидели в лагерях либо вообще невиновные, либо те, чья вина даже в те суровые времена была несоразмерна с наказанием. Как-то беседуя со старым судьей тех времен, я спросил, приходилось ли ему судить людей по 58-й статье. Он сказал, что имел дело только с чисто уголовным элементом, но признался, встречал в архивах и такие «дела». Судью, привыкшего к толстым томам бумаг по каждому уголовному делу, поразило, что дела по 58-й статье в нашей области были на удивление тонкими. К примеру, сверху был приколот донос, где было сказано, что подсудимый там-то и там-то сказал, что он е..л эту советскую власть. Дальше шел протокол допроса, где подсудимый признавал, что он действительно так сказал сгоряча. Затем следовал протокол заседания чрезвычайной тройки в составе секретаря обкома, прокурора области и начальника НКВД, из которого следовало, что подсудимый виновен и приговорен к расстрелу. Там же отмечалось время приведения приговора в исполнение. Конечно, время было суровое, но ведь мы, русские, чего только сгоряча не наговорим. Неужели надо было расстреливать?
Указанные члены чрезвычайной тройки включали казненного в отчет о собственной беспощадной борьбе с контрреволюцией и врагами народа, в надежде, конечно, что этот отчет прочтет Сталин или кто-то другой, не видевший самого дела, «бюро» будет довольно своими подчиненными, то есть оставит их на должностях, оставит льготы, персональные машины, удобные квартиры и прочее.
Мы уже писали, что невиновных убивали судьи: работники НКВД по отношению к судам были подчиненными. Они шли в суды с предложениями, как обычно подчиненный идет с предложением к начальнику. Суды могли отвергнуть или принять эти предложения, как обычные начальники. Сталин — глава страны. По отношению к судам он, конечно, воспринимался как начальник. Это неправильное, извращенное восприятие, но тем не менее оно безусловно было и его следует учитывать. Таким образом, линия подчинения смотрелась так: НКВД — суд — Сталин.
Начали развенчивать культ личности. Кто оказался виноват в убийствах? Правильно, НКВД и Сталин. Бюрократическая серединка, убийцы, сделала фокус и из числа виновных выскользнула. А почему?
Сталина осудил Хрущев, но стоит привести воспоминания о нем очевидцев. Председатель Моссовета Пронин в 1991 году говорил корреспонденту «Военно-исторического журнала»: "Он активно способствовал репрессиям. Дело в том, что над ним висел дамоклов меч. В 1920 году Хрущев голосовал за троцкистскую платформу. И поэтому, очевидно, боясь расправы, сам особенно усердно боролся с беспечностью, утерей политической бдительности, политической слепотой и т.д. Хрущев санкционировал репрессии большого количества партийных и советских работников. При нем из 23 секретарей райкомов города почти все были арестованы. И почти все секретари райкомов области. Были репрессированы все секретари МК и МГК партии: Кацеленбоген, Марголин, Коган, Корытный… Все заведующие отделами, включая помощника самого Хрущева. Хрущев, будучи уже на Украине, на Политбюро в 1938 году настаивал на репрессиях и второго состава руководителей Московского городского комитета партии.
Мы, тогда молодые работники, удивлялись: как же нас Хрущев воспитывает насчет бдительности, если все его окружение оказалось врагами народа? Он же один только остался в МК целым.
— Вы полагаете, что масштаб репрессий в Москве — личная «заслуга» Хрущева?
— В значительной мере. Ведь после осени 1938 года, после прихода к руководству горкомом Щербакова, никто из работников Моссовета, МК и МГК, райкомов не пострадал. Я знаю, что когда на Политбюро в июле 1940 года возник вопрос о снятии Щербакова с работы за плохую работу авиазаводов, то обвиняли его и в том, что он очень неохотно и очень редко давал согласие на репрессии. Мало того. В моем присутствии на секретариате горкома по предложению Щербакова начальник следственного отдела НКВД был исключен из партии за необоснованные аресты".
