Конъюнктуры Земли и времени. Геополитические и хронополитические интеллектуальные расследования - Цымбурский Вадим Леонидович
А теперь – о главном прогнозе авторов, который составляет политический смысл книги и вытекает из применения модели «разведка – добыча» к динамике наших нефтеносных регионов по отдельности. Северный Кавказ оказывается практически «выработанным» регионом с предвидимой после 2010 года добычей не более 3,5 млн тонн в год, и то под большим вопросом, а Урало-Поволжье – краем, где искусно выжимаются остаточные запасы благодаря новым технологиям и интенсивности бурения. В зависимости от того, насколько будет выдержан этот курс, подкрепленный доразведкой, прогноз на 2010 год – от 60 до 110 млн тонн в год. Север Европейской России, похоже, может дать наибольший относительный прирост добычи при минимальных вложениях в разведку, но общий размер добычи тут вряд ли превысит 20–25 млн тонн в год. Наиболее впечатляет предсказание для Западной Сибири, оплота российского бюджета: после 2005 года нас ждет, скорее всего, стремительное снижение добычи с выходом к 2010 году на уровень примерно 50 млн тонн. Общий вывод перечеркивает претензии нефтяников и правительства – достигнув ежегодных 450–500 млн тонн, стабилизировать добычу на этом уровне, приближенном к пику 1989 года. Взамен этого предполагается падение нефтедобычи во второй половине десятилетия: в худшем случае почти в три раза по сравнению с 2002 годом (375 млн тонн) и не менее чем на четверть даже в случае фантастически благоприятном – при открытии и начале разработки в Западной Сибири новых месторождений объемом не менее 300 млн тонн.
И этот внутрироссийский нефтяной коллапс, предрекаемый и моделью Хубберта, и ее модифицированной версией (моделью «разведка – добыча»), должен был бы резко усугубиться снижением мировых цен на нефть, которое исключило бы значительную часть российских запасов из категории «доказанных», во всяком случае на какое-то время.
Исходя из заложенных в нее посылок, модель «разведка – добыча» интерпретирует наш нефтяной бум последних трех лет на старых нефтезалежах, без введения в действие новых месторождений, как результат предельно интенсифицированной добычи, но при почти полном прекращении разведочного бурения, иначе краткосрочный прирост мог бы быть еще большим (с. 184). Речь идет о «сверхэксплуатации высокопродуктивных пластов» посредством надсадных инвестиций в нефтеотдачу (с. 193–194). Мировой обвал цен на 5–6 лет обессмыслил бы эти вложения, не говоря уже о том, что он, скорее всего, «остановил бы всю оставшуюся геологоразведку» (с. 194). Факторы, сворачивающие извлечение нефти, стали бы буквально подхлестывать и усугублять друг друга.
Предотвратить или хотя бы смягчить последствия для России «двойного обвала» – добычи и цен – могло бы, оговаривают эксперты, введение в мировой оборот нефти Восточной Сибири (Юрубчено-Тохомской зоны нефтегазонакопления, по терминологии академика А. Трофимука [Трофимук 1994]). Но это утверждение в духе прогноза Лэрье о возможности выхода российской нефти на второй «большой максимум» после 2010 года (с. 43–52) сами авторы тут же и опровергают. По их мнению, прогнозируемый спад приблизился настолько вплотную, что «восточносибирский шанс» положить начало еще одной кривой Хубберта, еще два-три года назад бывший вполне реальным, сегодня надо считать практически упущенным, по крайней мере в масштабах нынешнего десятилетия. После 2005–2006 годов на его реализацию, скорее всего, не будет средств, если не пойти на широчайшие льготы западному капиталу, пересмотрев всю нашу геополитику. Но никакая российская власть – ни «патриотическая», ни открыто завязанная на нефтяные компании – не решится на такую капитуляцию, а потому восточносибирскую нефть, скорее всего, законсервируют до более благоприятной конъюнктуры минимум лет на 10, продолжая по инерции все менее рентабельную стагнирующую разработку традиционных и уже истощенных залежей.
Правительство же не только подминает своей налоговой политикой малые компании и прекращает поддерживать геологоразведку, сбрасывая ее на частные корпорации. Стремясь сконцентрировать все налоги на добычу сырья в федеральном бюджете, оно, допускают авторы, вопреки своим декларациям, подспудно уже сейчас исходит из предвосхищения близкого экономического коллапса. И поэтому, концентрируя все доступные ресурсы в своих руках, а все возможные расходы, особенно социальные, сбрасывая на не справляющиеся с ними регионы, правительство стремится загодя замкнуть страну на себя как на монопольный финансовый центр, чтобы предотвратить в пору двойного обвала расползание России по советскому сценарию второй половины 1980-х – начала 1990-х годов. Такая финансовая стратегия предвосхищения кризиса, возможно, и достигнет своей цели, но при этом станет одним из факторов, которые усугубят его и так небывалую остроту (с. 188–189). Анализируя мотивы намечаемого «укрупнения субъектов Федерации» с перенесением проблем слаборазвитых территорий на плечи регионов «продвинутых», особенно нефте– и газоносных, один из авторов «Делового вторника» пришел в свое время к практически тому же самому выводу: «Впечатление от всего этого остается одно – Кремль и правительство предполагают наступление столь трудных для России и ее бюджета времен, что, несмотря на все очевидные издержки планируемых действий, вынуждены все-таки идти по пути финансового истощения провинции и лишения ее каких-либо стимулов к экономическому развитию» [Марчук 2003] [10].
В общем сюжет этой впечатляющей книги можно резюмировать так: комбинация сворачивания нефтедобычи на привычных российских месторождениях (по модели Хубберта и модели «разведка – добыча») с приближающимся максимумом мировой нефтедобычи (на фоне понижательной «вековой тенденции») и с предполагаемым расконсервированием иракских скважин, радикально сбивающим цены, создали бы совершенно новую ситуацию для России, обрушив сырьевую ренту как важнейшую несущую конструкцию нашей экономики и нашего бюджета. Мировой «нефтяной пик», совпав с началом российского нефтяного спада, придаст последнему неодолимую крутизну. Можно предположить, что когда-нибудь в отдалении 2010-х мирохозяйственный Центр, и особенно США, обратят свои заинтересованные взоры к нефти Восточной Сибири. Но с какой Россией им тогда придется иметь дело?
Обзор этой книги наводит на ряд соображений. Некоторые из них были вскользь обозначены выше, а на двух хотелось бы остановиться подробнее.
Первое касается геоэкономической миссии терроризма в связи с типологией методов современной геополитики вообще и особенно с их задействованием в сфере геополитики топливных ресурсов. Известно и хорошо аргументировано мнение, что в современном мире геополитика практикуется в двух технических разновидностях – как геополитика контроля над пространствами (она же геостратегия) и как геополитика ресурсных потоков (она же геоэкономика) [11]. Но современный терроризм – ярчайшее свидетельство формирования также и третьей отрасли геополитики, а именно практики точечных действий, отстоящих друг от друга в пространстве, но создающих своей кумуляцией на ограниченном временном отрезке политико-психологические эффекты, которыми изменяются образы конкретных пространств и даже образ мира в целом. Можно условно говорить в таких случаях о геотерроре, но не исключено, что мы имеем здесь дело с террористическим применением гораздо более универсальной технологии «геополитической акупунктуры», связанной с хронополитикой более непосредственно, чем иные геополитические техники.
При таком подходе оказывается существенно опрокинутой банальная трихотомия геостратегия-геоэкономика-геокультура. Работа с геокультурным фактором в видах традиционного контроля над пространством (например, у К. Хаусхофера) оказывается подспорьем геостратегии. Использование этого фактора, в том числе террористическое, для дестабилизации и перенастройки картины мира попадает в репертуар «геополитической акупунктуры». Меня уже несколько лет назад очень заинтересовал роман Ю. Козенкова «Крушение Америки. Книга вторая» (1998). Если отвлечься от терзающей автора сионистской проблематики, мы получаем любопытнейшее пособие по геополитической акупунктуре в форме безоглядной геотеррористической утопии (для кого утопии, для кого – дистопии). Она повествует о сговоре нескольких очень богатых и влиятельных людей из разных стран, которые разрушают империю США и самоё метрополию этой империи, запустив в ход серию разнородных и разноместных акций, сконцентрированных на временном интервале в несколько дней. В эту выстроенную событийную цепь входят: хакерская атака с введением компьютерных вирусов в базы данных крупнейших американских банков и одновременно общим замусориванием компьютерных сетей США, в том числе – правительственных; зверское истребление американского военного контингента, застрявшего в некой нестабильной нефтеносной стране Юга; панмусульманское радикальное снижение нефтедобычи – при объявлении тотального нефтяного эмбарго против США; покровительственный демарш российского флота в Индийском океане у побережий Ближнего Востока – и угрожающее нависание флота китайского над западным побережьем США; обрушивание американского рынка ценных бумаг веерным сбросом на фондовых биржах Азии, Америки и Европы акций нескольких крупнейших американских компаний; скоординированное восстание черных сепаратистов в Луизиане, Алабаме и Южной Каролине, белых сепаратистов-антисемитов в Техасе и сепаратистов-латинос во Флориде; захват «черными камикадзе» атомных электростанций в двух американских мегаполисах; реконкиста Фолклендских островов аргентинцами и курдский мятеж в Турции с прямой военной опорой на Сирию и Иран; наконец, чудовищный ночной погром евреев в Нью-Йорке – и все это в привязке к спрогнозированному за несколько лет землетрясению, повергающему в развалины Калифорнию. Подчеркну методологически первостепенный момент: землетрясение, с которого, по замыслу террористов, должно было начаться разрушение Америки, запаздывает – и приходит лишь, чтобы нанести сползающей сверхдержаве coup de grace. Эта деталь, несомненно, говорит в пользу интуиции Ю. Козенкова, ибо, разразись это бедствие в тот срок, на который рассчитывали козенковские геотеррористы, оно должно было сплотить нацию и мобилизовать правительство, заблокировав всю программу мировой революции методами геотеррора еще на подступах к ее осуществлению. Чтобы принести заговорщикам победу, землетрясение должно было прийти в конце реализации их программы, но как раз на конец спроектировать его было невозможно. Геополитическая акупунктура напрямую играет на поле хронополитики: как фактор складывания неоднородности времени она взаимодействует с иными подобными же факторами и оказывается от них еще в большей зависимости, чем иные геополитические техники.
