Внутренний враг. Пораженческая «элита» губит Россию - Леонтьев Михаил Владимирович (бесплатные полные книги TXT) 📗
Итак, возвеличивание Сталина, да и просто обретение в нем «положительных черт» не только разделит созидателей России и одновременно укрепит ее разрушителей. Оно сделает невозможным поиск путей духовного воссоздания нашей страны. А ведь только кажется, что величие страны и государства является следствием материальных ресурсов, правильной внешней и экономической политики, верности элит… Нет, оно является прямым следствием духовного состояния общества, и не просто любого духовного, а именно христианского, православного его здоровья:
Во имя Бога и души живой
Сойди с ворот, Господень часовой!
Верни нам вольность, Воин, им — живот.
Страж роковой Москвы — сойди с ворот!
И докажи — народу и дракону, —
Что спят мужи — сражаются иконы[46].
Сражаются иконы, господа! И чем раньше придет это понимание, тем лучше для страны. Сталинский режим как раз явил нам, чего стоит громадная, невообразимая, но лишенная Христа мощь — она не стоит ничего: Nisi Dominus custodierit civitatem, frustra vigilat, qui custodit cam[47]. Так и случилось, по слову Пророка: эта мощь рухнула, как колосс на глиняных ногах, ибо не была подкреплена Христом и даже была направлена против Него. «Если с нами Бог, то кто против нас?» — говорил наш мудрый народ. Но если мы против Бога или даже просто не с Ним, тогда что? Тогда России нет смысла быть.
Как увод от спасительного пути сталинофилия губительна. Она — как тромб, как преграда живой крови, признанной напитать тело нашей страны, чтобы она восстала из своего нынешнего состояния.
Мы, кто себя ассоциирует с белыми, с исторической Россией, воспринимаем пассажи, подобные звучащим у И. Лавровского, как прямой вызов, нарушение гражданского мира. Мы не можем не принять этот вызов. Скорее всего мы вновь будем повержены, скорее всего мы вновь будем лишены Родины:
Правый падет, так было всегда,
Так будет и в этот раз[48].
Но сможет ли страна выжить, когда этими безответственными (и безосновательными) пассажами от ее созидания будет отринута половина тех, кто мог бы внести свою (и далеко не малую) лепту? Кажется, тех, кто выдвигает эти идеи, это нисколько не заботит. А ведь с каждым таким упоминанием становится все более явным, встает, возвышается, собирает жилы, мышцы и плоть, проявляет все сильнее свой ужасный смертельный лик призрак гражданской войны.
Отношение к Сталину и национальный консенсус
Михаил ЮРЬЕВ
Когда коллеги по журналу попросили меня написать полемические ответы на статьи Елены Чудиновой и Андрея Езерского (я решил объединить эти ответы не потому, что авторы — супруги, а потому, что проблематика их статей и позиции авторов весьма сходны), я столкнулся с определенной трудностью, которую сформулировал бы так: не хочу я с ними полемизировать. Не в смысле, что это ниже моего достоинства, а, наоборот, потому, что это верующие православные, как и я, то есть мои брат и сестра во Христе, и ни при каких разногласиях я не могу считать их врагами. А полемизировать с друзьями, когда вокруг более чем достаточно врагов, — дело сомнительное. Но полемизировать, видимо, все-таки придется: поднимаются вопросы не той или иной позиции, где можно и уступить, а самоидентификации себя как страны и народа — а это в большой степени является центральным нервом сегодняшнего и в еще большей степени завтрашнего момента. Попробую поэтому провести эту полемику, не останавливаясь на тех местах, где авторы допускают не вполне продуманные или совсем уж малоприемлемые с позиций аудитории нашего журнала места. И даже явные несправедливости — хотя будь они мне не единоверцы, соблазн был бы велик: в целом ряде мест они «подставляются» достаточно сильно. Да, собственно, и не полемику даже — я вовсе не собираюсь защищать ни Иосифа Сталина, ни Ивана Грозного, ни даже тех, кто их сегодня превозносит. Я попробую проанализировать, в чем причина нарастающего ныне в обществе апологетического и даже переходящего в восторженное отношения к ним. И заодно — что именно я не могу принять в рассуждениях авторов. Тем более что авторы говорят о необходимости национального консенсуса для преодоления раскола.
Итак, в чем истинная подоплека на глазах активизировавшихся в последние год-два ожесточенных дискуссий об историческом месте Сталина (лежащих в центре статей Елены и Андрея)? Дискуссий, казалось бы, полностью лишенных актуальности, поскольку ни один из элементов государственного устройства или управления, составлявших сталинизм, никто не обсуждает и не собирается обсуждать в плане практической политики… Главная причина — в попытках осознать, в какой стране (в исторической перспективе) мы живем и хотим жить. В нашей стране было две империи: первая — от Ивана Великого до 1917 года, и вторая — примерно с 1927 до 1991 года. Тезис Езерского о том, что само слово «империя» — римское и применяться может только к христианским государствам — наследникам Рима, вполне может использоваться Андреем, если он ему близок, но никак не соответствует современному словоупотреблению: слово-то римское, но ныне означает просто определенный тип государственного устройства (например, Оттоманская империя. Китайская империя и пр., или, скажем, выражение «империя зла») и СССР от Сталина и до своего конца был, вне всякого сомнения, типичной империей. В этом смысле слово «империя», как и слово «император», не несет никакого заведомо положительного или отрицательного оттенка. Ну а утверждение автора о том, что христианские молитвы возносились и за римских императоров доконстантиновского периода, причем не по принципу «ибо не ведают, что творят», а как за хранителей божественно установленного порядка (что, по-видимому, должно включать таких правителей, как Нерон, Декий, Диоклетиан и другие), я приписываю просто полемическому задору. Итак, было две империи — но эти две империи были выстроены на совершенно разных фундаментах, и вторая родилась, разрушив первую — причем не просто как политическую организацию, а физически уничтожив целые сословия и искоренив (до конца или нет — большой вопрос) самые основы народной жизни. Хотя при этом различие не надо и преувеличивать — город Норильск строился примерно также, как город Санкт-Петербург. И та и другая есть наше прошлое, то есть наша часть — спорить с этим смешно, — а прошлое, как известно, нельзя ни изменить, ни уничтожить — даже если его замалчивать. И будущее всегда вытекает из прошлого, но делать это может по-разному, в зависимости от его осмысления. И вот сейчас, в 2005 году, когда проблемы физического выживания для большинства населения перестали быть актуальными, главным для всех (для одних осознанно, для других нет) стал вопрос о том, кем мы хотим быть в будущем (сейчас мы не являемся никем), исходя из нашего прошлого. Две антиномии, содержащиеся в этом вопросе, определяют два главных конфликта современной России: первый — должны ли мы быть империей или нет — между, условно говоря, державниками и либералами; и второй — должны ли мы быть наследниками первой или второй империи, если уж будем империей — между, условно говоря, белыми и красными; именно он и составляет суть полемики Чудиновой с Лавровским. И если с первой дискуссией все более или менее ясно — противники империи исчерпываются либеральным электоратом, то есть полным и к тому же довольно маргинальным меньшинством, ну и еще руководством страны (это если оно искренно — хотелось бы надеяться, что нет), то со второй все сложнее: есть много людей, к которым принадлежу и я, являющихся однозначно сторонниками имперского устройства, которые гордятся многими из достижений второй империи, никоим образом не желая, чтобы Россия стала новым СССР, но также ни в малейшей степени не хотят видеть ее наследницей империи Рюриковичей и Романовых, хотя очень многим гордятся и многое хотели бы видеть возрожденным и из того периода (персонально я — в первую очередь единство Церкви и империи, но, конечно, в досинодальном варианте).
Мне лично кажется, хотя я и не могу это доказать, что таких абсолютное большинство (даже если это ничего и не значит). Предлагаю Елене и Андрею, а также всем желающим проделать на эту тему мысленный или натурный эксперимент. Спросите 100 человек на улице, считают ли они революцию и Гражданскую войну 1917–1921 годов трагедий, — «да» ответят около 90 %; спросите, можно ли сказать, что большевики узурпировали власть, — «да» ответят около 80 %. Спросите, можно ли тогда сказать, что совершенные большевиками действия принесли неисчислимые беды и лучше было бы, если бы этого не было, — «да» ответят 70 %; спросите, означает ли это, что белые делали героическое дело, защищая страну от красных, — «да» ответят 20 %; наконец, спросите, должна ли нынешняя и будущая Россия стать идейной наследницей белого движения, — «да» ответят менее 10 %, и то часть из эпатажа (данные скомпилированы из разных опросов). Как же так, неужели опять загадочная русская душа? Нет, просто осознание того факта, который почему-то игнорирует Андрей Езерский, — что революции, во всяком случае успешные, просто так не происходят, как бы ни хотели этого собственные деструктивные элементы или спецслужбы других стран: Российская империя к 1917 году прогнила так же глубоко и основательно, как и СССР к 1991-му (или, например, Украина к 2004-му). При этом вся тогдашняя элита во главе с царем (который был правителем столь сильным, что таких бы на престол нашим нынешним врагам сажать для быстрого и полного их самораспада) продолжала твердить про святую Русь, и сегодняшние «белые» за ними это повторяют. Вот факт: в марте 1917 года Временное правительство в порядке отделения Церкви от государства отменило обязательное еженедельное причастие на военно-морском флоте — и в ближайшее же воскресенье причастились всего 14 % личного состава вместо 100 % неделю назад (а дальше еще меньше), да и из тех часть явно просто по привычке. И это, заметьте, во время войны, в двух шагах от смерти.
