Прощай, Россия! - Кьеза Джульетто (книги онлайн .txt) 📗
Политбюро КПСС было действительно таким, как сказано выше, и уже только поэтому не могло обладать никакой мудростью. Не случайно большинство республиканских лидеров во время августовского путча 1991 года было готово пойти на сговор с московскими путчистами. И в первых рядах выступал суперборец за независимость Леонид Кравчук. Выходит, что до момента подписания они были реакционерами и коммунистами-догматиками. А через каких-нибудь четыре месяца все вместе и по отдельности вдруг сделались образцом политической проницательности, реализма, дальновидности и носителями глубоко демократических убеждений? И никто не заподозрил, что Запад пришел в восторг от кончины СССР, поскольку (ошибочно!) был убежден, будто она отвечает его интересам?
Правда об этой истории куда менее приятна, чем хотелось бы изобразить Западу. Да, конец Советского Союза, такого, каким его унаследовал Михаил Горбачев, избранный в 1985 году Генеральным секретарем КПСС, конечно же был неизбежен. Но совсем не был неизбежный конец того «геополитического пространства», каким являлся этот Союз. При падении коммунистическая партия увлекла за собой и государство, над которым властвовала на протяжении семидесяти лет. Но не кто иной, как стоявшие во главе партии консерваторы, эти враги Запада, предрешили такой исход, исход вовсе не неизбежный и не «единственно возможный». К тому же, как показало дальнейшее развитие событий, он был далеко не спасительным для народов, населявших это пространство. И уж конечно не для русского народа, несшего в известном смысле коллективную ответственность за свою беду. Вот еще один, пожалуй, самый яркий пример того, какую роль играет в истории личность, и того, что не существует никаких только «единственных решений», что всегда есть альтернатива, которую выбирают конкретные люди, и что принятое решение – это не что иное, как сплетение объективных обстоятельств и вмешательства в него людей, лидирующих в данный момент.
Так что если посмотреть на факты под этим углом зрения, можно определить точную дату начала конца Советского Союза. Это 12 июня 1990 года. Здесь тоже необходимы пояснения. Даты рождения исторических событий всегда условны. Потому что каждая дата из тех, что прилежные студенты вызубривают наизусть, в свою очередь является точкой совпадения множества векторов, событий, фактов. Оговорив это, то есть сказав, что каждая дата – это своего рода схематическая «модель» периодизации какой-то исторической фазы, мы придем к выводу, что 12 июня 1990 года было поворотным моментом, повлиявшим на многие последующие события, предопределившим агонию, ее быстротечность, ее формы и прогрессирующее сведение к нулю возможных альтернатив. Именно в этот день Верховный Совет РСФСР подавляющим большинством голосов одобрил предложение своего председателя Бориса Ельцина провозгласить суверенитет России. Вот она – отправная точка, начало всех последовавших затем сепаратистских тенденций, которые разорвали сначала Советский Союз, а потом и Россию. Именно в этот момент Борис Ельцин – захваченный поистине смертельной борьбой с Горбачевым и союзным «центром», решительно добивающийся поддержки российских «автономий», без которых он не мог бы победить, – бросил страшный по своим просматривавшимся последствиям клич: «Берите столько суверенитета, сколько сможете удержать».
Вот вам конкретный пример личной и коллективной ответственности в истории. Спустя год после того, как Ельцин произнес эту фразу, генерал Джохар Дудаев провозгласил независимость от России автономной Чеченской республики, только что образовавшейся в результате раскола прежней Чечено-Ингушской автономной республики. Семя суверенитета и национальной независимости, торжественно посеянное Ельциным на обширном поле СССР, дало свои всходы на российском огороде.
Через четыре года, в декабре 1994 года в Чечне началась война, в которой погибли сто тысяч россиян – как военных, так и гражданских; триста тысяч были ранены; война, из-за которой по меньшей мере полмиллиона человек, вынужденных бежать от бомбежек, потеряли свой дом, свою землю. Через шесть лет, в ноябре 1996 года, Ельцин издал указ об отводе своих войск, таким образом практически признав поражение России и независимость Чечни.
Теперь, возвращаясь к СССР и его концу, давайте посмотрим, каковы же отдаленные результаты выбора, сделанного под Брестом 8 декабря 1991 года, проанализируем политическую картину геополитического пространства бывшего Советского Союза, на котором уже разыгрались или еще тлеют, как огонь под пеплом, гражданские войны. Давайте подсчитаем количество появившихся там авторитарных и полуавторитарных режимов, подумаем об откровенном культе личности Ниязова в Туркмении, об авторитарных конституциях России, Казахстана, Беларуси, Азербайджана, Таджикистана. Представим себе разразившуюся повсеместно экономическую катастрофу, общественные беспорядки, рост преступности. Перечислим столкновения, конфликты на почве территориальных и имущественных притязаний. Прибавим ко всему этому политическую неподготовленность республиканских верхов, отсутствие юридической и административной культуры и опыта у пребывающих в зачаточном состоянии политических сил. Подсчитаем количество погибших в шести войнах (Нагорный Карабах, Молдова – Приднестровье, Южная Осетия, Абхазия, Чечня, Таджикистан), в межэтнических конфликтах (Северная Осетия, Ингушетия, Кабардино-Балкария, Дагестан и т. д.) и в нескольких государственных переворотах. Получается – по меньшей мере миллион человек. А теперь давайте зададимся вопросом: действительно ли это была единственная модель, имевшаяся в распоряжении радикал-реформаторов? В частности русских.
Чтобы ответить на этот вопрос, можно сослаться на горестные раздумья «демократа» Отто Лациса. Его, такого авторитетного комментатора «Известий», одного из самых ярых критиков Горбачева и самых пламенных и безупречных сторонников Бориса Ельцина, конечно же нельзя заподозрить в антиельцинизме. «Немало сомнений вызвала уже идея российского суверенитета. В той империи, какой был Союз, борьбу за освобождение провозгласили представители монополий. Еще можно было как-то понять тактические соображения демократов, использовавших позиции, захваченные в российском парламенте, для противодействия антидемократическим поползновениям союзного центра. Можно как-то понять, хотя нельзя не прислушаться к мнению историков и политологов, полагающих, что отказ от последних шансов сохранить Союз в обмен на ускорение победы демократов был слишком дорогой ценой» 29. Мудрые слова, написанные с трехлетним опозданием в марте 1993 года незадолго до того, как Борис Ельцин направил своих наемников против российского Верховного Совета. Того самого Верховного Совета – какая злая ирония истории! – который за каких-нибудь три года до этого поддержал провозглашение суверенитета России, а потом сам был ликвидирован с помощью пушек, и который на протяжении предшествовавших месяцев все радикал-демократические средства массовой информации при немалом личном вкладе самого Отто Лациса клеймили как «пристанище коммунистов».
Остается только спросить у Отто Лациса, хватило ли бы у него, члена Президентского Совета – консультативного органа Бориса Ельцина, храбрости сказать такое на одном из тех немногочисленных заседаний Совета, в которых ему довелось принять участие. А три года спустя и Лацис, которому в 1991 году не хватило смелости высказать хотя бы одно из своих сомнений относительно того, что творят с его собственной страной, признает, что еще была «последняя возможность спасти Союз» и что ею пожертвовали «ради скорейшей победы демократов».
Бывший мэр Москвы, Гавриил Попов (один из лидеров «межрегиональной оппозиции» на Съезде Народных Депутатов СССР) за год до Лациса дал событиям почти ту же оценку, сказав, что Беловежская Пуща явилась «выбором», продиктованным необходимостью нанести удар по «бюрократическому центру» в лице Горбачева 30. Следовательно, дело не в том, что «никто не предложил других моделей» вывода Союза из кризиса, – как сказал в 1996 году Ельцин. Они были, и их предлагал Горбачев во время долгих и изнурительных переговоров в Ново-Огареве, были до и после августовского путча 1991 года. Но их пустили ко дну Ельцин и его приближенные с помощью других республиканских лидеров. Кто в этом сомневается, пусть почитает записки Геннадия Бурбулиса, да и мемуары самого Бориса Ельцина, опубликованные в 1994 году. «Для руководящего эшелона российских лидеров, – писал Бурбулис, – поднятых августовской революцией к власти, искусственность и временность союза с Горбачевым была очевидна с самого начала. Рано или поздно к этой мысли должен был прийти и сам Ельцин: не только не уступать власть союзному президенту, но и не делить ее с ним. После того, как он (Ельцин. – Прим. ред.) естественным образом убедился в этом, остальное уже было делом более или менее умелой тактики» 31. Пусть читатель обратит внимание не только на содержание, но и на лексику Бурбулиса. «Руководящий эшелон российских лидеров» – это ближайшие советники Ельцина: в тот период – сам Бурбулис, а также Сергей Шахрай и Михаил Полторанин, «…поднятые августовской революцией».
