Левая политика. 2010 № 13 -14. Варварство, социализм или... - Кагарлицкий Борис Юльевич
Причины описанной вами ситуации — только государственный заказ?
Конечно, дело не только в том, что есть правящий класс, который поддерживает церковь, и есть церковь, которая является идеологической подпоркой для современного режима в России. Это было бы слишком просто и потому — неверно. Как мы знаем из истории, резкие всплески религиозности и суеверий происходят именно тогда, когда общество находится в ситуации нестабильности, когда люди просто не понимают, что вокруг них происходит, когда они испытывают ощущение полной безнадёжности и неуверенности. В России люди были травмированы распадом СССР, нелиберальными реформами, крахом всего привычного миропорядка. Люди интуитивно чувствуют, что изменить ситуацию они не могут, это от них не зависит, и для них способ не потерять надежду окончательно — вера в иллюзию, то есть религия. И сейчас, с начала 90-х годов, церковь (а вместе с ней разные секты, гадалки, экстрасенсы, астрологи — вся эта толпа паразитов) эксплуатирует именно вот это.
Принципиален здесь тот факт, что церковь — это социальный институт, выполняющий заказ власти и опирающийся на определённые идеологические иллюзии населения. Но, кстати говоря, период резкого роста религиозности по всем социологическим исследованиям уже закончился. РПЦ оказывается в довольно неприятной ситуации: ресурсы-то нужны, каким-то образом надо людей привлекать, а в условиях свободной конкуренции православная церковь работать не умеет, она всегда опиралась на государственную поддержку со времён Ивана Грозного и самостоятельно никогда не могла и шагу ступить. И хотя были движения низового духовенства, но сама церковь как институт постоянно нуждалась в государственной поддержке (уступая в этом другим религиям: от старообрядцев до протестантов).
За двадцать лет каковы результаты клерикализации?
Результаты катастрофические. Идеологическая модель «православия, самодержавия, народности» окончательно утвердилась — с разными вариациями, но с неизменным духом почитания властей. РПЦ утвердилась в школе, где теперь и проводится промывка мозгов в духе знаменитой «уваровской триады». Конечно, в разных регионах ситуация разная, но в целом «модернизированное» издание «закона божьего» в школах уже есть, судя по всему, и церковное присутствие в школе будет только увеличиваться, причём за счёт выбрасывания из программ общеобразовательных предметов. Для чего? — Якобы для воспитания патриотизма и «духовности», а на самом деле для идеологической обработки и упрощения коммерциализации образования. Ведь те предметы, которые выбрасываются из программы, родители, желающие, чтобы дети могли поступить в вуз, вынуждены будут оплачивать.
Антиклерикализм и атеизм в массовых СМИ если и появляются, то только как исключение из правил, и ещё реже авторы таких текстов пытаются посмотреть на ситуацию системно. Что же касается культуры, то я не согрешу против истины, если скажу что деятельность РПЦ — это уничтожение культурного наследия, примеров просто огромное количество. В начале ноября был продавлен закон «О передаче религиозным организациям имущества религиозного назначения, находящегося в государственной или муниципальной собственности», который стал легальным оформлением давней практики РПЦ по захвату историко-культурных ценностей. Так что, как говорит сотрудник Третьяковской галереи Левон Нерсесян, скоро мы многие памятники церковного искусства сможем видеть только на картинках.
Есть какой-то протест против этого у тех, кто страдает от клерикализации, кроме музейщиков? Может, есть родители, учителя?
Учителя у нас, к сожалению, зависят от администрации и боятся политики. С учителями, которые выступают открыто, оказывается, справиться сравнительно легко на местах, редкие исключения только подтверждают правило. Но тут опять церковь наступает на те же грабли. Опора на государственную поддержку будет означать, что её будут отождествлять с государством. И непринятие государственной политики будет перенесено и на РПЦ. Тем более, когда церковь ведёт себя как корпорация, когда она выселяет людей, как это было на Валааме, предоставляя им жильё за сорок километров от острова в провинциальном городке, где нет работы, и где самый прибыльный бизнес — это обслуживание сексуально-алкогольного финского туризма.
Люди в конце 80-х годов сами приветствовали приход церкви на Валаам, они хотели, чтобы был монастырь, духовное возрождение, и воспринимали всё именно так. Но после такого урока, многие, если и остались верующими, то их отношение к РПЦ вообще и к Валаамскому монастырю, в частности, принципиально изменилось.
Но после нашего знакомства с этими людьми стало понятно, что протестным потенциалом большинство из них не обладает, большинство, даже доведённое до крайности, будет молчать. А с немногими «буйными» справиться сравнительно легко.
Музейщики… Это люди в большинстве искренне верующие, но они уже объявляли голодовки, как в Костроме, выходили на улицу, как в Рязани и Калининграде. Чтобы музейщики вышли на улицы с протестом — надо людей довести до полного отчаяния. Но они из-за своей социальной позиции (они — государственные служащие) оказываются в двойственной ситуации, оказываются заложниками своей работы. Но факт — они пытаются объединяться и бороться, среди них складывается протестное профессиональное сообщество, на что совершенно оказалось неспособна куда потенциально более сильная среда работников сферы образования. Но в целом, я думаю, что они будут стремиться сохранить хоть что-то, в ситуации социальной апатии они просто не смогут переломить ситуацию. Увы, практика нашего общения с музейщиками показывает, что они сочувствуют тем, кто в каждый конкретный момент является объектом этого вандализма, но выступают крайне редко. Хотя примечателен один случай, когда всё-таки отдельные представители музейного сообщества (начал эту историю Левон Нерсесян) не побоялись вынести сор из избы и открыто выступили против передачи церкви на «временные службы» «Троицы» Рублёва. Это был знаковый момент, потому что если бы тогда удалось это продавить, то церковь получила бы карт-бланш.
Но есть и другой аспект: наглая, грубая пропаганда вызывает отторжение на индивидуальном уровне и у школьников, и у студентов, и у вполне взрослых людей. Не у всех, конечно, но многие начинают задумываться. К примеру, у одного из подростков была воскресная школа, родители его туда отправили; школьник походил, а потом увидел, что тот поп, который им рассказывал про христианские ценности, в совершенно непотребном алкогольном состоянии как-то вечером возвращается домой. Для подростка это было шоком, больше ни в воскресную школу, ни в церковь человек не ходит. Или другой пример: многих просто шокировала история попытки захвата части территории реабилитационного центра для детей-инвалидов «Детство», когда «высокодуховная» и «выско-моральная» церковь ради 25 обитателей монастыря «наехала» на центр, в котором проходит лечение и реабилитацию около 6000 больных детей в год. Кристально ясная с этической точки зрения ситуация, дальше ехать некуда. И это всё неизбежно будет порождать протест, а наша задача — сделать так, чтобы люди понимали, как деятельность отдельных чиновников и попов связана с деятельностью всей РПЦ и государства в целом.
Как я уже говорил, в условиях господства неолиберализма нужна идеология для быдла, для тех, кто должен работать, для тех, кто иностранный язык должен знать, как выразился один из наших реформаторов образования, в таком объёме, чтобы объяснить иностранцу, как пройти к вокзалу. Для них — «православие, самодержавие, народность». А для тех, кто уровнем повыше, предлагается собственно неолиберальная модель — то, что в социологии называют меритократией, — власть якобы лучших. Для них — идеология успеха, идеология, очищенная от некоторых «перегибов», напоминающих о фашизме, но в целом — идеология социал-дарвинизма. Точка невозврата пройдена, социальное и культурное наследство советского периода уже невосстановимо. Так что здесь, как и в экономике, как и в социальной сфере, всё надо начинать сначала.
