О Китае - Киссинджер Генри (читать книги онлайн бесплатно полные версии txt) 📗
Если сфера влияния Китая увеличивалась и уменьшалась вдоль его больших границ в зависимости от мощи империи и окружающих ее племен, то японские руководители приходили к пониманию связанной с безопасностью дилеммы как к более решительному выбору. Обладая чувством превосходства такой же силы, как и у китайского двора, но считая, что допустимый предел погрешности для них гораздо меньше, японские государственные деятели с большой бдительностью смотрели на запад – на континент, где господствовали сменяющие друг друга китайские династии (часть из них распространяла свои символы власти на Корею, ближайшего соседа Японии), – и склонны были видеть в нем угрозу для своего существования. Поэтому в японской внешней политике часто происходили перемены, временами до удивления неожиданные, особенно заметные в периоды между равнодушным отношением со стороны материковой Азии и дерзкими попытками завоевания, мотивированными желанием втянуть Японию в систему китаецентристского порядка.
Япония, как и Китай, в середине XIX века столкнулась с европейскими кораблями, использующими неизвестную технологию и несущими превосходящие по силе войска. В случае с Японией это произошло в 1853 году, когда у берегов Японии остановились «черные корабли» [127] американского командующего Мэтью Перри. Но Япония пришла к иному, нежели Китай, выводу в результате брошенного ей вызова: она открыла двери иностранным технологиям и тщательно изучила их властные институты в попытке самой повторить подъем, которого добились западные державы. (В Японии этому решению способствовал тот факт, что иностранные идеи не воспринимались через призму проблемы опиумного пристрастия, которого Японии удалось во многом избежать.) В 1868 году император Мэйдзи в своей клятве Пяти пунктов объявил о решении Японии: «Знания будут заимствоваться у всех наций мира, и устои императорской власти, таким образом, будут укрепляться» [128].
Эпоха реформ Мэйдзи в Японии и стремление освоить западные технологии открыли дверь потрясающему экономическому прогрессу. По мере развития современной экономики и грозного военного аппарата Япония начала требовать получения таких же выгод, которые могли себе позволить западные великие державы. Правящая элита страны сделала вывод, озвученный Симадзу Нариакира, сегуном и главным поборником технологической модернизации Японии XIX века: «Если мы возьмем на себя инициативу, мы сможем доминировать; если нам это не удастся, будут доминировать над нами» [129].
Еще в 1863 году Ли Хунчжан считал, что Япония станет главной угрозой безопасности Китая. Задолго до реформ Мэйдзи Ли писал о реакции Японии на вызовы Запада. В 1874 году, после того как Япония воспользовалась инцидентом между тайваньскими племенами и командой пострадавшего в столкновении судна с островов Рюкю, чтобы направить карательную экспедицию [130], Ли писал о Японии:
«Ее мощь день ото дня нарастает, ее амбиции тоже совсем не маленькие. В силу этого она осмеливается демонстрировать свою силу на восточных берегах, ненавидит Китай и дошла до того, что вторглась на Тайвань. Хотя разные европейские державы обладают мощью, они все-таки расположены в 70 тысячах ли от нас, в то время как Япония находится близко, совсем по соседству, высматривая наши отдаленные и неосвоенные места. Несомненно, она станет постоянной и немалой проблемой для беспокойства Китая» [131].
Изучая неповоротливого гиганта, находящегося на западе от Японии, его все возрастающие, но ничем не подкрепленные претензии на мировое господство, японцы стали задумываться о вытеснении Китая из числа господствующих в Азии держав. Борьба между претензиями этих двух конкурентов проявилась весьма остро в стране, ставшей местом сосредоточения амбиций большего гиганта, – в Корее.
Корея
Китайская империя стремилась к расширению, но не к захватам. Она требовала уплаты дани и признания сюзеренитета императора. Но дань была больше символической, чем конкретной; сюзеренитет осуществлялся таким путем, что позволял сохранять автономию, которая почти ничем не отличалась от независимости. К началу XIX века страстно отстаивавшие независимость корейцы пришли к соглашению с китайским гигантом на севере и западе. Корея формально была страной-данником, корейские короли регулярно посылали дань в Пекин. Корея приняла конфуцианский моральный кодекс и китайские иероглифы для официальной переписки. Пекин, в свою очередь, проявлял повышенный интерес к делам на полуострове, чье географическое положение создавало коридор для возможного вторжения в Китай с моря.
Корея в какой-то мере играла роль зеркального отражения концепции стратегических императивов Японии. Япония тоже рассматривала иностранное присутствие в Корее как потенциальную угрозу своей безопасности. Расположение полуострова, выпирающего из азиатского континента в направлении Японии, подтолкнуло монголов к использованию его как стартовой точки в двух случаях попыток вторгнуться на японский архипелаг. По мере ослабления китайского имперского влияния Япония захотела обеспечить себе доминирующие позиции на Корейском полуострове и начала выдвигать свои собственные экономические и политические притязания.
На протяжении 1870-х и 1880-х годов Китай и Япония оказывались вовлеченными в ряд дворцовых интриг в Сеуле, стремясь завоевать влияние среди королевских группировок. Поскольку Корея оказалась в центре внимания иностранных амбиций, Ли Хунчжан советовал корейским правителям перенять китайский опыт борьбы с захватчиками. Следовало бы организовать конкуренцию среди потенциальных колонизаторов, пригласив их всех в страну. В письме на имя высокопоставленного корейского чиновника в октябре 1879 года Ли советовал Корее найти поддержку у дальних варваров, прежде всего у Соединенных Штатов:
«Вы можете сказать, что самый простой способ избежать проблем – закрыться от внешнего мира. Увы, когда речь идет о Востоке, это невозможно. Ни одно из действий человека не поможет прекратить экспансионистское продвижение Японии: разве ваше правительство не собиралось открыть новую эру подписанием торгового договора с ней? Посему не лучше ли пойти по пути нейтрализации одного яда другим, натравливанием одной силы против другой? Дела обстоят таким образом» [132].
На основании этого Ли Хунчжан предлагал Корее «ухватиться за любую возможность, чтобы заключить договорные отношения с западными державами, которых вы сможете использовать для контроля за Японией». Он предупреждал, что торговля с Западом принесет «вредоносные явления», такие как опиум и христианство; но в отличие от Японии и России, которые стремились получить территориальные завоевания, «единственной целью западных держав будет торговля с вашим королевством». Следует стремиться к тому, чтобы научиться балансировать между опасностями, исходящими от внешних сил, не позволяя ни одной доминировать: «Коль скоро вы осознаете мощь своих противников, используйте все возможные средства для разделения их; действуйте осторожно, используйте хитрость – только так вы докажете, что вы хорошие стратеги» [133]. Ли не раскрыл интересы Китая в Корее – либо потому, что он воспринимал как должное тот факт, что китайское превосходство не представляло собой угрозу такого же масштаба, какой была угроза со стороны других иностранных сил, либо потому, что у Китая не было практических средств не допустить иностранного влияния в Корее.
Китайские и японские претензии на специальные отношения с Кореей, разумеется, противоречили друг другу. В 1894 году и Япония, и Китай направили войска в связи с восстанием в Корее. Япония в итоге захватила корейского короля и посадила там прояпонское правительство. Националисты как в Пекине, так и в Токио призывали к войне; только Япония при этом обладала преимуществом в виде современных военно-морских сил, а средства, выделенные на модернизацию китайского флота, были направлены на обновления в императорском Летнем дворце [134].
