Власть в тротиловом эквиваленте. Наследие царя Бориса - Полторанин Михаил Никифорович (бесплатные книги полный формат .TXT) 📗
К чести шахтеров Кузбасса они выбрали в стачкомы здравомыслящих людей типа Авалиани. Приехала на переговоры комиссия ЦК, Совмина и ВЦСПС – Слюньков, Воронин, Шалаев, а с ними налетела из Москвы целая стая экспертов-стервятников. Все тех же, кто помогал Кремлю готовить концепцию экономических преобразований. Они стали рекомендовать усилить требования шахтеров пунктами о создании при предприятиях кооперативов-посредников и праве шахтеров продавать весь уголь по своему усмотрению, прежде всего за рубеж. Это означало нанести по внутреннему рынку новый удар – оставить без сырья тепловые электростанции и коксовые батареи на металлургических комбинатах.
Представители ВЦСПС хотели руками шахтеров урвать для себя пару домов отдыха на берегу Черного моря, чтобы поживиться ими при приватизации. Добавок с политическими требованиями не предлагали – их вполне устраивали порядки. Правда, звучали предложения об экономическом обособлении области.
Но шахтеры отмели поправки представителей кремлевской власти: они не рвачи. Хотят и будут работать на государство, но и государство должно давать им все что положено. А положено – это безопасный труд, нормальные заработки, приемлемые условия жизни. Обо всем договорились с московской комиссией, но мало что впоследствии получили. И не могли получить. Не с этой же целью раздувался шахтерский пожар и закладывалась новая порция динамита под основание единства страны.
Разными причинами объясняли тогда, мягко говоря, неадекватное поведение власти. Кто-то считал, что одни группы в КГБ и Политбюро решили с помощью шахтеров тряхнуть другие. Но стоило ли ради интриг ставить на уши всю страну. Это тупая политика. А тротиловый эквивалент тупости верховной власти тоже очень большой – может разнести вдребезги все вокруг.
А если не хватало запалов для достижения разрушительных целей, решили добавить Кузбасс, Воркуту, Донбасс и Караганду? Добавили – не получилось. Пока. Попробуют в другом месте. При сверхдоверчивом народе у наперсточников от власти широкое поле возможностей. Только для чего им это? И куда они собирались девать свои коммунистические идеалы? Наш социализм с человеческим лицом, который полагалось строить по призыву властей?
А их, идеалов, давно не было и в помине. Это марксисты Плеханов с Ульяновым и догматики в раннем советском правительстве грезили мировой революцией и верили в коммунизм. Начиная со Сталина, поклоны коммунизму приобрели значение ритуала, не больше – обязательного, но несущественного, как восклицание на чих приятеля: «Будь здоров!». Сталин уже не был догматиком и с марксистской теорией обращался вольно, без пиитета. Как вспоминал Милован Джилас, бывший вице-президент Югославии, он сказал однажды Иосипу Броз Тито: «Даже при английской монархии возможен социализм».
Национализация жизнеобеспечивающих отраслей экономики и социальная справедливость – вот, на его взгляд, устойчивая база народного государства. Он считал, что, национализировав часть экономики, Рузвельт построил в Америке полусоциализм и вытащил страну из Великой депрессии. Как державник Сталин заботился об укреплении государства и создании вокруг него пояса безопасности, а идеологическое оформление этого процесса шло по инерции ленинских лозунгов. Диктатор сам был непритязательным в быту и не давал разгуляться чиновникам: власть не должна выделяться!
Еще меньше был марксистом Никита Хрущев. Но по другим причинам. Марксизм для него был прикрытием собственной непорядочности. В довоенные годы – он один из самых заметных активистов репрессий. По подсчетам доктора исторических наук М.Качанова, в 1935–1938 годах Хрущев подписал около 160 тысяч смертных обвинений в Москве и Киеве («ЛГ», № 48, 06 г.). А должность руководителя государства использовал для очистки своего окровавленного мундира, фальсифицируя историю и спекулируя марксистскими постулатами. Он под корень вырубил в стране частный сектор («Коммунизм накормит всех»?), подтолкнул наступление дефицита, но процесс огораживания номенклатуры особыми льготами еще сдерживал. Хотя из-за расхождения слова и дела блеск власти стал тускнеть в глазах общества.
Тотальное огораживание и чиновничью вольницу, как я упоминал, разрешил генсек Брежнев. По натуре своей мещанин он поднял мещанство в номенклатурной среде до уровня нормы жизни. Мир переживал потребительский бум, глобальная война уже невозможна – взаимное сдерживание ядерным паритетом. Никто не хотел сгорать в атомной топке. Но надо было говорить о природных напастях, чтобы народ не требовал большего. И надо было зудеть по-прежнему людям о коммунизме – пусть надеются, как раньше, на завтра. А при этом надо было обустраивать собственное благополучие. И власть начала жить по своим особым законам, все дальше отдаляясь от общества.
Уже выросло в этой власти новое поколение, которое с молоком матери – номенклатуры впитало в себя принцип бытия: Богу – богово, кесарю – кесарево. К черту равенство перед законом! Оно тяготилось своим двойственным положением в закрытой стране: все у него в руках, а за бугор с собой ничего не возьмешь. И тут произошло явление Михаила Сергеевича – все ограничительные загородки для чиновников он срезал либеральной пилой. Человека в рамках приличия держат вера или страх. Первого у них не было, а от второго они освобождались. Идейная, да и моральная, деградация власти достигла высокого уровня.
Людям из этой власти надоела боязнь потерять статус, а с ним и все блага. Надоело прятать лишние брюлики жен от глаз контролеров. Хотелось роскоши – открытой, наглой. При сохранении державы не утянешь лишнего за рубеж – возьмут за штаны. Система слежки и контроля отлажена. И надо порушить державу вместе с этой системой, чтобы в неразберихе сепаратизма и дележа территорий народы СССР еще долго таскали друг друга за волосы. Сразу они не побегут с ледорубами за предавшими их чиновниками, а потом время покажет.
Только с каким капитаном давать прощальный гудок единству державы? Это главный вопрос, и это должно быть тайной из тайн. Трудно определить персональные доли, на которые они рассчитывали или которые получили, – многие документы уничтожены, а кое-что, очевидно, лежит в тайниках ФСБ. Но и осталось немало следов – по ним видны направления подпольной работы.
Как раз в 89-м началась активная фаза вывоза капитала из нашей страны. Ожили даже те каналы, которые были налажены Комитетом госбезопасности прежде, но по тем или иным причинам дремали. Еще в 1969 году решением Политбюро № П111/162 («Особая папка») был создан Международный фонд помощи левым рабочим движениям. Долевой взнос КПСС составил 14 миллионов долларов, а годовые взносы колебались в пределах 16–17 миллионов. В 89-м эта сумма почти удвоилась. Дополнительно валюта шла по адресным назначениям – якобы на покупки типографий, телеоборудования, спецтехники для товарищей по идеологическим битвам. Битв уже не было, товарищи, преданные перестройкой, сложили оружие, а деньги шли. Куда? Отчетов КГБ не представлял и даже шутил иногда по этому поводу.
Ирландской республиканской армии (ИРА) было выделено несколько миллионов долларов. Договорились, что спустят контейнер с ними на плотике в назначенном месте, когда советское судно будет проходить у берегов Великобритании. Ирландцы ждали, корабль прошел, но никакого плотика не было. «Ищите лучше!» – ответили им из КГБ на запрос. Наверно, до сих пор ищут, а деньги превратились где-нибудь в виллу на Лазурном берегу.
По отработанной схеме сливал за рубеж богатство страны и Совмин. Вот он распорядился выдать Госбанку СССР 50 тонн чистого золота. Гохран передал это золото Госбанку, а через трое суток возвратил в Совмин экземпляр его распоряжения. Все, следы вроде бы замели. Госбанк передал это золото во Внешэкономбанк СССР. Безо всяких сопроводиловок (опять для того, чтобы не наследить). Курьеры с мандатами КГБ вывезли золото за рубеж и положили в хранилища совзагранбанков – филиалов Внешэкономбанка – в Лондоне, Париже, Женеве и Сингапуре. Официальная «крыша» операции – закупка продуктов питания для тех же шахтеров. Но в страну вернулось несколько мелких партий туалетного мыла.
