Война во Вьетнаме (1946-1975 гг.) - Дэвидсон Филипп Б. (книги бесплатно полные версии txt) 📗
Алессандри вполне мог бы стать верховным главнокомандующим сил в Индокитае, если бы не некоторые “облачка” на его небосклоне. В Париже на Алессандри смотрели как на назначенца Филиппа Петэна, то есть почти как на коллаборациониста. Несмотря на героический рейд в Китай, – или, возможно, именно вследствие этого, – на генерала косились, а его подвиг, как казалось многим, отдавал предательством и пораженчеством. Французы же с 1940-го весьма болезненно относились к таким вещам. В соответствии с представлениями, сложившимися на Кэ д'Орсе {27}, в 1949-м в Индокитае требовался “победитель”, то есть одна из ярких звезд, воссиявших во время победоносной кампании союзников в Европе. Кроме всего прочего, корсиканец по крови, Алессандри казался неприятным типом, склонным к раздражительности, высохшим, злобным аскетом. Он постоянно во всеуслышание заявлял о том, что, по его мнению, необходимо сделать для решения индокитайского вопроса. Более того, он умел “продавливать” свою точку зрения и навязывать ее вышестоящему начальству, короче, он был этаким провинциальным Шарлем де Голлем с комплексом Моисея.
Через несколько дней после своего вступления в должность Кар-пантье вызвал Алессандри в Сайгон. Старый битый волк, Алессандри вел себя осторожно. Он не знал, чего ждать от Карпантье. Может быть, он собирается выступить в роли “новой метлы”? Кто он? Полный химерических идей сумасброд, мнящий себя Ганнибалом перед Каннами? Если так, Алессандри, пожалуй, “вбросил бы саблю в ножны” и попросился в отставку. Однако встреча с главнокомандующим приятно удивила маленького корсиканца. Не собираясь навязывать своего мнения ветерану, Карпантье ударился в другую крайность – фактически сложил с себя обязанности командующего. Карпантье признался изумленному Алессандри, что он (Карпантье) ничего не смыслит в делах Индокитая и хотел бы, чтобы Алессандри принял командование войсками в Тонкинской дельте и действовал бы там по своему усмотрению. Алессандри проглотил удивление, пробормотал какие-то подходящие случаю слова, отсалютовал и, окрьшенныи, выпорхнул из комнаты. Он получил то, о чем мечтает каждый уважающий себя командир, – полную свободу действий. Теперь он, Алессандри, мог проверить на практике обоснованность своих теорий и спасти дело Французской империи в Индокитае.
Алессандри не питал иллюзий относительно возможности решить проблему одним сокрушительным ударом. Печальный опыт Валлюи убедил его в том, что подвигнуть или соблазнить руководителей Вьетминя на принятие самоубийственного генерального сражения никому не удастся. Он понимал также, что избранная на тот момент стратегия, а именно окружение Тонкинской дельты, являвшейся одновременно и наградой будущему победителю, и полем главного сражения, была, по его собственному выражению, “абсурдной”‹14›. Французы контролировали периметр, но все то, что находилось внутри него – многомиллионное население, производящее тысячи тонн риса, – принадлежало партизанским частям и политическим структурам Вьетминя. Алессандри предлагал захватить дельту и умиротворить население. Сделав это, он рассчитывал лишить Вьетминь притока новобранцев, источников поступления денежных средств и, самое главное, риса. Длительный голод, как уверял Алессандри, заставит Зиапа либо сложить оружие, либо выйти из Вьет-Бака и принять сражение.
Тактически Алессандри действовал как человек, который осушает затопленное водой поле. Он выбирал небольшой участок, строил там “насосную станцию” и “откачивал воду”, затем перемещался на соседнюю территорию, где делал то же самое. В качестве дамбы ему служили французские войска, тогда как не воспринявшие коммунистических идей вьетнамцы должны были выполнять роль насоса, откачивающего “воду”, то есть партизан и прочих представителей Вьетминя. Алессандри стал, таким образом, первым в длинной – протяженностью в двадцать пять лет – цепи “миротворцев”, последним звеном которой был американец Уильям Колби.
Однако на войне каждый ход предполагает ответное действие, и руководство Вьетминя ответило на попытки Алессандри замирить дельту тем, что развернуло в ней партизанскую войну. Зиап так описывал тактику Вьетминя: “Мы действовали в маленьких зонах силами отдельных рот, которые проникали в глубь занятой врагом территории и вели партизанскую войну, обустраивали базы и отстаивали народную власть на местах. Это борьба была чрезвычайно трудной и велась во всех направлениях и всеми средствами – военными, экономическими и политическими. Противник производил зачистку территории, а мы нападали на тех, кто занимался этим. Враг создавал дополнительные местные части и насаждал на местах марионеточных правителей, а мы поддерживали народную власть, сбрасывали "соломенных чучел", ликвидировали предателей и вели активную пропаганду… Постепенно мы создали сеть партизанских баз”‹15›. Но, невзирая ни на что, шаг за шагом, поле за полем, Алессандри расширял подконтрольную ему зону усилиями французских солдат, а его союзники-вьетнамцы проводили там политику умиротворения. Стороны сталкивались в ближнем бою – в ход шли винтовки и гранаты. Все страдали от грязи, жары и паразитов, однако на картах в командных пунктах синяя линия, очерчивавшая оккупационную зону французов, перемещалась все дальше и дальше. В какой-то момент начало казаться, что стратегия Алессандри способна привести к долгожданному результату.
Однако, как на горьком опыте узнали два поколения солдат, во Вьетнаме внешне благоприятная ситуация почти всегда оказывается обманчивой. Большая часть сил Вьетминя была представлена партизанами, днем крестьянствовавшими, а ночью бравшими в руки оружие. Когда давление французов возрастало, такие “оборотни” сливались с населением, ожидая, когда представится подходящий момент для новой засады и нового внезапного наскока на неприятеля. Тактика непринятия боя солдатами Вьетминя до поры до времени скрывала еще один недостаток метода Алессандри, у которого недоставало войск для затяжной борьбы. Французам хватало сил для очистки той или иной территории, но они не могли оставить там гарнизоны и тем воспрепятствовать инфильтрации партизан в “зачищенные” зоны, где вновь организовывались элементы подпольной управленческой инфраструктуры коммунистов. Хотя местные антикоммунисты и уничтожали многих активистов Вьетминя, у профранцузски настроенных вьетнамцев отсутствовало должное рвение к искоренению коммунизма и к тому же они не были так хорошо организованы, как их противник. Колониальные власти могли сколько угодно “выпалывать сорняки”, все равно, если оставался хоть один корешок, ростки революции вновь поднимались и зацветали пышным цветом в “садах” умиротворенной французами земли.
Подход Алессандри не дал результатов и по другой, пожалуй, более основательной причине: французы не сделали ни одной попытки повести политическую войну – войну за обретение поддержки вьетнамского народа. Для французов низкорослые, грязные обитатели дельты являлись не более чем пешками, неодушевленными предметами. Они годились для использования в качестве солдат, прекрасно исполняли роль плательщиков податей и, конечно, производителей риса – не более того. Французы не стремились приохотить вьетнамцев к ценностям собственной цивилизации, они просто не считали это нужным, в отличие от руководителей Вьетминя, которые уделяли борьбе за души и умы жителей Тонкинской дельты немало времени и сил. Пропагандистская коммунистическая машина задействовала все возможные мощности – радио, листовки и устную агитацию. Кроме того, идеологически подкованные солдаты Вьетминя устраивали “день помощи военных” – помогали крестьянам в уборке урожая и в борьбе с наводнениями. Если не срабатывала политика пряника, Вьетминь обращался к политике кнута – “черной магии” угроз, шантажа, подкупа, похищений и убийств.
К тому же появился еще один фактор, бороться с действием которого Алессандри ни коим образом не мог. В Китае победили коммунисты, а это означало, что в 1949-м на северной границе Вьетнама у Вьетминя появился могущественный друг. Вот как пишет Зиап о победе “китайских товарищей”: “Великое историческое событие, изменившее ход истории Азии и всего мира, оказало значительное влияние на освободительную борьбу вьетнамского народа. Закончилась изоляция Вьетнама, окруженного кольцом врагов. Таким образом, страна оказалась связана с социалистическим блоком географически”‹16›. Теперь Вьетминь получал из Китая оружие и продовольствие – все то, чего собирался лишить коммунистов Алессандри. Французы, естественно, тоже поняли, чем грозило им изменение ситуации на севере. Как Алессандри, так и Карпантье видели необходимость в сохранении фортов и аванпостов на китайско-вьетнамской границе, чтобы блокировать артерии, по которым Вьетминю поступала разного рода помощь. Самообман продолжался, несмотря на то что немногочисленные и изолированные друг от друга форты не могли сколь-нибудь существенным образом повлиять на ситуацию.
