Техника государственного переворота - Малапарте Курцио (читаем книги онлайн TXT) 📗
Ленин снимает парик, проводит рукой по лбу. Его голова, рассказывает Герберт Уэллс, формой напоминала голову лорда Бальфура. «Идемте», — говорит он, направляясь в зал. Троцкий следует за Лениным молча, с утомленным видом, — его вдруг начало клонить в сон, не знающие усталости глаза слипаются. Во время восстания, пишет Луначарский, Троцкий был словно наэлектризован. Но вот уже и правительство свергнуто: Ленин снял парик тем же движением руки, каким снимают маску. Государственный переворот — это Троцкий. Но государство — это сейчас Ленин. Вождь, диктатор, победитель — это он, Ленин.
— У меня кружится голова, — говорит по-немецки Ленин. — Es schwindelt.
Троцкий молча следует за ним с загадочной улыбкой на губах, которая смягчится лишь со смертью Ленина.
XI
Сталин — единственный государственный деятель Европы, который сумел извлечь урок из октябрьских событий 1917 года. Если коммунисты всех европейских стран должны учиться у Троцкого искусству захвата власти, то либеральные и демократические правительства должны учиться у Сталина искусству защищать государство от повстанческой тактики коммунистов, то есть от тактики Троцкого.
Борьба Сталина и Троцкого — самый поучительный эпизод в политической истории Европы последних лет. Официально предпосылки этой борьбы относят к периоду, задолго предшествовавшему октябрьской революции 1917 года, — к тому времени, когда Троцкий, после партийного съезда в Лондоне в 1903 году, где окончательно определился раскол между Лениным и Мартовым, между большевиками и меньшевиками, открыто выразил несогласие с идеями Ленина и, хоть и не примкнул к сторонникам Мартова, но все же оказался гораздо ближе к меньшевистскому кредо, чем к большевистскому. Но на самом деле и личные разногласия, и теоретические расхождения прошлых лет, и необходимость отстаивать толкование наследия Ленина от троцкистской опасности, то есть нежелание впасть в уклон, допустить искажения или ересь, — все это лишь предлог, официальные оправдания конфликта, корни и подлинные причины которого следует искать в психологии большевистских вождей, в умонастроениях и интересах рабочих и крестьянских масс, в политической, экономической и социальной обстановке в Советской России после смерти Ленина.
История борьбы Сталина с Троцким — это история попытки Троцкого захватить власть и защиты государства Сталиным вместе со старой большевистской гвардией: это история неудавшегося государственного переворота. Теории «перманентной революции» Троцкого Сталин противопоставляет ленинский тезис о диктатуре пролетариата. Враждующие группировки углубляются в дебри схоластики, заклиная друг друга именем Ленина. Но за всеми интригами, дискуссиями, софизмами кроются события куда более серьезные, нежели перебранки на почве толкования ленинизма.
Дело в том, что на карту поставлена власть. Вопрос о преемнике Ленина, вставший задолго до его смерти, с появлением первых симптомов его болезни, это вопрос не только идей, но и людей. За теоретическими спорами скрываются личные амбиции. Не стоит принимать на веру официальные версии о причинах дискуссий: задача Троцкого как полемиста — показать себя бескорыстным защитником морального и интеллектуального наследия Ленина, хранителем принципов октябрьской революции, неустрашимым коммунистом, который борется против бюрократического перерождения партии и обуржуазивания Советского государства; задача Сталина как полемиста — скрыть от коммунистов других стран и от капиталистической, демократической и либеральной Европы подлинные причины борьбы, разворачивающейся внутри партии между учениками Ленина, между виднейшими деятелями Советской России. На самом же деле Троцкий думает о захвате государственной власти, а Сталин — о том, как государство защитить.
Сталину совершенно несвойственны такие качества русских, как апатия, ленивое непротивление добру и злу, туманный, бунтарский и вредоносный альтруизм, наивная и жестокая доброта. Сталин не русский, он грузин: его хитрость соткана из терпения, воли и здравого смысла; он упрямец и оптимист. Противники обвиняют его в невежестве и недалекости, но они неправы. Нельзя сказать, что это человек образованный, европеец, измученный софизмами и духовными озарениями: Сталин — варвар в том смысле, в каком понимал это слово Ленин, то есть враг западной культуры, психологии и морали. Его ум — ум чисто рефлекторный, инстинктивный, первобытный, лишенный каких бы то ни было предрассудков культурного или нравственного свойства. Говорят, о человеке можно судить по его походке. Во время Всероссийского съезда советов в мае 1929 года в Москве, в Большом театре, я видел, как Сталин вышел на сцену; я сидел в оркестровой яме, под самой рампой. Сталин появился из-за спин народных комиссаров, членов ЦИК и центрального комитета партии, выстроившихся в два ряда на просцениуме: одет он был очень просто, в серый китель и темные брюки, заправленные в высокие сапоги. Невысокий, широкоплечий, коренастый, на крупной голове шапка черных волос, удлиненные глаза казались больше от угольно-черных бровей, лицо утяжеляли колючие черные усы. Сталин шел медленным, тяжелым шагом, стуча каблуками по паркету; слегка наклоненная голова, руки, опущенные вдоль туловища, делали его похожим на крестьянина, но крестьянина-горца, сурового, упорного, терпеливого и осмотрительного. При его появлении в зале раздался восторженный рев, но он даже не повернулся в ту сторону, он неторопливо шел дальше, занял место позади Рыкова и Калинина, поднял голову, посмотрел на приветствовавшую его громадную толпу и остался стоять все так же бесстрастно, ссутулившись, пристально глядя перед собой непроницаемым взглядом. Лишь человек двадцать депутатов, представителей советских автономных республик Башкирии, Бурятии, Монголии, Дагестана и Якутии, сидевшие в литерной ложе, были немы и неподвижны: одетые в желтые с зеленым шелковые халаты, в остроконечных, шитых серебром татарских шапках на длинных, ниспадающих на плечи блестящих черных волосах, они смотрели своими маленькими раскосыми глазками на Сталина: перед ними был диктатор, железный кулак революции, смертельный враг Запада, враг цивилизованной Европы, разжиревшей и буржуазной. Как только восторг толпы стал утихать, Сталин медленно повернул голову к татарским депутатам: взгляд монголов встретился со взглядом диктатора. В театре раздался оглушительный рев: это пролетарская Россия приветствовала Красную Азию, народы степей, пустынь, великих азиатских рек. Затем Сталин снова обратил невозмутимое лицо к толпе и стоял все такой же ссутилившийся и неподвижный, пристально глядя перед собой непроницаемым взглядом.
Сила Сталина — в его невозмутимости и терпении. Он следит за поведением Троцкого, анализирует его действия, вслед за быстрыми, нервными, неуверенными шагами соперника слышна его медленная, тяжелая крестьянская поступь. Сталин — замкнутый, холодный, упрямый, Троцкий — горделивый, порывистый, эгоистичный, нетерпеливый, весь во власти честолюбия и буйного воображения, натура горячая, дерзкая и агрессивная. «Жалкий еврей», — говорит о нем Сталин. «Жалкий христианин», — говорит о Сталине Троцкий.
В октябре 1917 года, когда Троцкий, не предупредив центральный комитет и партийный центр по руководству восстанием, вдруг дает сигнал к захвату власти, Сталин отходит в тень. Лишь он один умеет подметить слабые стороны и ошибки Троцкого и предвидеть их далеко идущие последствия. Когда после смерти Ленина Троцкий со всей жесткостью ставит вопрос о наследовании в плане политики, экономики и теории, Сталин уже успел взять под свой контроль бюрократический аппарат партии, забрать в свои руки рычаги управления, уже занял стратегические позиции, регулирующие политическую, экономическую и социальную жизнь государства. Троцкий обвинял Сталина в том, что тот задолго до смерти Ленина попытался решить вопрос о наследовании в свою пользу, — и это обвинение никто не смог бы всерьез опровергнуть. Но ведь Ленин во время болезни сам закрепил за Сталиным привилегированное положение в партии. У Сталина все козыри на руках, когда в ответ на обвинения противников он утверждает, что должен был предохранить себя от опасностей, которые неизбежно возникли бы после смерти Ленина. «Вы воспользовались его болезнью», — говорит Троцкий. «Чтобы не дать вам воспользоваться его смертью», — говорит Сталин.
