Тексты 97-07 - Сурков Владислав (читаем полную версию книг бесплатно txt) 📗

На практике: стягиванию российских земель к центру, в единое целое государство служит процедура наделения губернаторов полномочиями по представлению президента, а также административный аппарат федеральных округов и централистские тенденции межбюджетных отношений. Собирание разрозненных политически активных групп в крупные, общенационального калибра партии обеспечивается пропорциональной моделью парламентских выборов. Запрет создавать политпартии по региональному либо религиозному, профессиональному признаку подчеркивает, что партии должны не только разделять избирателей по взглядам и убеждениям, но и объединять их вокруг общих ценностей. Избирателей – разделять, народ – соединять. Таким мог бы быть принцип российской многопартийности.

Президент, находясь в центре демократической системы, является гарантом демократической Конституции и сбалансированности разделенных властей – исполнительной, представительной и судебной.

На практике: и понятие центра власти, и методы централизации, и способы сохранения целостности меняются во времени. Они становятся нелинейными, смягчаются, усложняются. Но в некоторых политических культурах роль центральной власти неизменно велика, например во Франции. В США прямо культ института президента. Главу государства там часто называют самым могущественным человеком на планете. Попасть же на высшие государственные посты, не связав карьеру с одной из двух вечно правящих партий, образующих непробиваемую политическую дуополию федерального центра, просто невозможно. Свободное общество, кажется, заинтересовано в сильной и устойчивой центральной власти.

О персонификации политических институтов. Она очевидна. Говорят, в нашей стране личность вытесняет институты. Мне кажется, в нашей политической культуре личность и есть институт. Далеко не единственный, но важнейший.

Холистическое мировосприятие эмоционально. Оно требует буквального воплощения образов. Доктрины и программы, конечно, имеют значение. Но выражаются прежде всего через образ харизматической личности. И только потом с помощью букв и силлогизмов.

На практике: самые массовые политические партии едва различимы за персонами их лидеров. Мы говорим партия – подразумеваем имярек. Крупнейшая общественная организация в стране, «Единая Россия», считает своим лидером президента, а свою программу называет «план Путина». Некоторые партии и представить нельзя без их вождей. Может быть, поэтому так редко эти вожди меняются. Геннадий Зюганов и Григорий Явлинский возглавляют КПРФ и «Яблоко» более 14 лет, Владимир Жириновский ЛДПР – около семнадцати.

Несколько слов о русском идеализме. Идеализм – главное, что до сих пор поднимало и, видимо, будет поднимать русский мир на новые орбиты развития. Если же идеальная цель теряется из виду, общественная деятельность замедляется и расстраивается.

Русскому взгляду свойственна романтическая, поэтическая, я бы сказал, дальнозоркость. Что рядом – покосившийся забор, дурная дорога, сор в ближайшей подворотне – видится ему смутно. Зато светлая даль, миражи на горизонте известны в подробностях. Уделяя больше внимания желаемому, чем действительному, такой взгляд на вещи приводит к поискам единственной правды, высшей справедливости. Создает ощущение если не исключительности, то особенности, непохожести на соседей. Эта непохожесть и тяготит, и необыкновенно вдохновляет. Этот поиск своей, особенной правды, потребность жить своим умом заставляет действовать подчеркнуто самостоятельно. Вся история России от Ивана III – манифестация интеллектуальной независимости и государственного суверенитета.

Идеализму свойственно желание обращать в свою веру, мессианство. Третий Рим и Третий интернационал были мессианскими концепциями. Без сомнения, мессианство нам сейчас ни к чему, но миссия российской нации требует уточнения. Без утверждения роли России среди других стран (скромной или заметной – вопрос обсуждаемый), без понимания, кто мы и зачем мы здесь, национальная жизнь будет неполноценной.

На практике: в мае этого года ФОМ провел социологический опрос, результаты которого показывают, что уровень общественного доверия к политическим институтам прямо определяется степенью их персонификации и близости к верховному центру.

Так, непосредственно самому этому центру, президенту, в большей мере, чем прочим властям, доверяют 55% опрошенных. Предпочитают рассчитывать на руководителя области, края, республики – 20%. И лишь 8% связывают свои надежды на лучшее с главой своего города, поселка.

У почти обезличенных судов положение поскромнее. При этом Верховному и Конституционному судам доверяют 10-11%, в пять раз больше, чем районным и областным с их 2%. Наименьшим доверием в сравнении с другими властями располагает представительная власть, образ которой размыт. Но и здесь Федеральное Собрание (4%) оказывается значительно популярнее местных парламентов (2%).

Выходит, чем выше и дальше власть, тем больше ей доверяют. На власть по соседству, близкую и доступную, наши люди особенно не надеются. Возможно, оттого, что знают ее лучше, что она прозаична. Наоборот, власть высокая и далекая легко мифологизируется, идеализируется, персонифицируется и вписывается в моноцентрическую модель политического пространства.

Если централизация, персонификация и идеализация признаются нами в качестве трех особенностей политической культуры, давайте посмотрим, как нам, таким особенным, с этим всем жить.

В обыденном сознании слово «культура» ассоциируется с чем-то однозначно добрым и умным. Беседы о Сергее Рахманинове – это культурно. Современный курортный сервис – очень культурно. Вечер в опере – очень и очень. Однако культура и цивилизация куда просторнее музейных залов и театральных буфетов. Системы принуждения, аппараты манипулирования, войны, хронические социальные патологии, предрассудки, идиотские теории, разорительные авантюры, увы, тоже входят в комплект.

Для людей и их сообществ культура – это судьба. А судьба может складываться по-разному. И от нее, как известно, не уйдешь. Нужно использовать шансы и преимущества, которые она дает. Можно спорить с ней, влиять на нее, добиваться изменений. Но при этом нельзя игнорировать налагаемые ею запреты и ограничения. Культура проявляется и в том, что говорят, и в том, о чем говорить не принято. На каждом временном отрезке она создает и поощряет одни стереотипы поведения, разрушая и подавляя другие. Каким-то нашим устремлениям потворствует, каким-то – мешает. Те, кто понимает культуру как сферу игры, знают, что смысл любой игры – не только развлечение и обучение, но и испытание.

Вот и наша политическая культура не только дает обществу средства от стрессов и для решения проблем, но и сама может порождать стрессы и проблемы. Ее свойства, в том числе и отмеченные выше, не хорошие и не плохие. Они просто такие, какие есть. Полезными и вредными делаем их мы сами. Все – яд, и все – лекарство. Вопрос в дозе и уместности применения. Например, централизация может принести огромную пользу, о чем уже говорилось. Централизация чрезмерная, не отвечающая необходимости, – привести к деформации системы власти, ослаблению частной инициативы, а с ней и основ парламентаризма и самоуправления.

Минимальный, 2-4% рейтинг доверия к представительной власти, обнаруженный ФОМ, предсказан Николаем Гоголем полтора века назад: «Вообще, мы как-то не создались для представительных заседаний… Во всех наших собраниях… если в них нет одной главы, управляющей всем, присутствует препорядочная путаница. Трудно даже и сказать, почему это; видно уж народ такой, только и удаются те совещания, которые составляются для того, чтобы покутить или пообедать…»