Украина: моя война. Геополитический дневник - Дугин Александр Гельевич (читаем книги онлайн txt) 📗

Важно заметить: в эпохи кризиса само содержание реализма становится иным. Если в мирное и предсказуемое время катастрофа всегда мыслится как нечто исключительное, и, следовательно, маловероятное, не реалистичное, то, когда катастрофа разразилась, самым нереалистичным сценарием является, наоборот, что, мол, все само как-нибудь постепенно устроится и главное – не поддаваться панике. Панике поддаваться не стоит, это верно. Это самое надежное и разумное пожелание барану, приведенному на скотобойню. Но не баранам, совершенно очевидно, стоит задуматься: ситуация сейчас критическая и что-то из описанного выше непременно реализуется – до какой степени, в какой форме, с какой быстротой? Это мы сказать не беремся. А дальше – каждый выбирает свой окоп, свою «партию» и активно или пассивно, в качестве субъекта или в качестве объекта участвует в мировой истории, вновь пронзительно и страшно давшей о себе знать.

9 марта 2014 в 17:03

Экзистенциальная политика. Россия и смерть

Есть два типа людей – бессмертные и смертные. Большинство бессмертны. Вы, скорее всего, относитесь к ним. Меньшинство смертны. И это, скорее всего, не о вас.

Что мы имеем в виду? То, что имел в виду древнегреческий философ Эпикур, доказывая тезис о бессмертии. Пока человек жив, он не мертв, значит, в этот период смерти нет. Когда человек умер, он ничего не осознает, значит, для него самого и на этот раз смерти нет. Из этого Эпикур делает вывод, который явно бы понравился большинству: вы бессмертны, ешьте, пейте, наслаждайтесь. Это краткое содержание либерализма. Его ось – отрицание смерти. Главное – не думать и не помнить о смерти. Обходить аккуратно стороной, а то и бежать опрометью.

Меньшинство знает, что смерть есть. И они осознают свою смертность. Смерть дана им сразу. Не отложена, а стоит рядом, здесь и сейчас. Всегда. Она очерчивает нас строгой, резкой линией, вырезая из ландшафта. Она смотрит нам в глаза. Мы живем с ней и перед ее лицом. Не только тогда, когда напрямую рискуем, но всегда. Смерть становится принципиальным фактором каждого нашего вздоха. Мы дышим ей в лицо, а она – нам.

Политика – дело смертных людей. Политика начинается в прямом и обостренном опыте смерти. Политика, по Шмитту, есть определение черты друг/враг. Это значит, что, делая политический выбор, мы фиксируем нас как мишень для врага и сами вы бираем врага как свою цель (стрельбы). Враг несет смерть. Мы несем врагу смерть. Это и есть политика. Экзистенциальная политика.

Смертные люди все измеряют в особой валюте: денежной единицей является не доллар и не рубль, но смерть. Вступая в политику, мы выходим на линию фронта, то есть вперед (фронт на латыни – передовая). Мы выходим из себя спящих к себе проснувшимся. Значит, выходя на передовую, мы возвращаемся к себе. Как к смертным. Это и есть политика. Если мы не готовы заплатить за свои политические убеждения ценой жизни, мы вне политики, мы грезим.

Смертный за все готов платить смертью – за слово, за веру, за мысль, за чувство, за каждый жест. Смерть и есть для него жизнь в ее чистом виде. Не будь смерти, не было бы и жизни, как ее антитезы, как ее бешеного выплеска. Смертный никогда не живет, чтобы жить, тем более чтобы выжить. Он живет, чтобы умереть. Но это не фатальная скотобойня – это искусство смерти – ars moriendi. Смерть не приходит к нам извне, она живет внутри нас. И именно она ведет нас в область Политического. Политика привела Сократа к чаше с цикутой. Платона в рабство. Политика страшная вещь, смертельная вещь. Именно поэтому она так притягательна и так прекрасна. Сталин говорил де Голлю в ответ на поздравление с Победой во Второй мировой: «В конечном счете побеждает лишь смерть». Сталин был политиком.

Бессмертные не знают политики. Ее нет у богов и у животных. Это дело смертных людей, рискующих всем. Поэтому политика – это дело настоящих единиц. Это дело пробужденных к своей собственной смертной природе существ.

На Украине сейчас люди, готовые умирать и убивать, наступили на голову трусливому скотскому бессмертному большинству, не знающему, что такое политика. Они были бы прекрасными союзниками нам, если бы они, эти политически проснувшиеся существа, не выполняли бы приказы механического Мирового правительства, цинично эксплуатирующего скотоподобное человечество в своих целях, и не бросали бы вызов нам, русским. А только за этот вызов их и допустили до власти, до силы, до оружия. Русофобия как цена за возможность проснуться к смерти. И с этим ничего не поделаешь. Нам остается их только убить. Или быть самим убитыми ими.

Но их пример можно прочесть и иначе. Русским надо пробудиться к русской политике, к экзистенциальной политике, где смерть будет поставлена на место, по праву ей причитающееся.

Обыватель в ужасе застыл сегодня перед экранами, ожидая лишь «когда все придет в норму», «когда они наведут порядок»… Смерть (впрочем, как и жизнь в ее истинном огненном измерении) мешает ему спать, мешает ему наслаждаться собственным вшивым бессмертием. И большинство, видимо, так устроено. Но для смертного меньшинства, для тех, кто не может или не хочет больше спать, это последний звонок, это призыв. С Украины нас зовет смерть. Она смотрит на нас оттуда. Не отводя взгляда, пристально.

Россия, Родина, народ начинают по-настоящему постигаться тогда, когда над ними нависает острый лик смерти. Россия смертная, и смертная к ней наша любовь.

9 марта 2014 в 18:15

Хроника. Впечатления. Эмоции

Когда я смотрел на лица Добкина и Кернеса, я прекрасно понимал, что при первом реальном событии (в историко-экзистенциальном смысле) люди с такими физиономиями и повадками немедленно смоются куда подальше. А останутся все разгребать совершенно другие люди, такие как Губарев, народный губернатор Донецка, молодые лидеры Харькова и другие настоящие люди, сегодня вставшие во весь рост за истину и свободу. Партия регионов разбежалась, как состоящее из мышей тело графа Дракулы в американском триллере. Значит, нашим физиогномическим наблюдениям вполне можно верить.

9 марта 2014 в 19:58

В украинской драме я успел заметить одну особенность: синусоидальный ритм событий. Пока еще мало времени, но баланс сил меняется волнообразно с периодом в двое-трое суток. 4, 5 марта – наш подъем. 6, 7, 8 – откат (арест Губарева, обстрел харьковских митингующих, Тарута в Донецке, жесткая блокада границы). Сегодня 9, снова наш подъем (Луганск, снова сдвиг баланса в Донецке и Харькове в нашу пользу, растерянность Майдана). Завтра может быть очень важный день – конец выходных, люди идут на работу. Меньше возможности собрать толпу. Удобное время для контратаки хунты на Востоке и Юге. Нельзя исключить, что следующий серьезный удар планируется на 11 марта, когда войска хунты подтянутся к Крыму. Я бы обратил внимание на следующее: хунта вчера/позавчера бросила все усилия на перекрытие границ с Россией. Всех выпускают, но из России взрослых мужчин не впускают. И эффективно работает сетевая разведка внутри России, включая мониторинг сетей и т. д. Видна помощь американцев. Перекрытие границ для танков – это не преграда, но для циркуляции гражданского сегмента – преграда. Если бы они махнули рукой на Восток, как может показаться из некоторых наших победных видео и постингов, они не набросились бы с таким ожесточением на границу. Значит, явно рано праздновать победу. Мы имеем дело с недемократическим режимом – со слабо вменяемыми лидерами хунты, с циничными и жестокими олигархами (типа Коломойского) и с разогретым ультранационализмом вооруженных бандформирований. Перекрытие границы означает, что они готовят контрудар по Востоку. Вероятно, сил у них мало, они начнут с Крыма. А параллельно, когда все внимание будет привлечено к нему, приступят к радикальной зачистке Востока.

Поэтому совсем не лишним будет не просто надеяться на Россию, а организовать в Левобережье консолидированное Русское Сопротивление – со своими структурами, сетями, базами и т. д. Ситуация может повернуться самым мрачным образом и затянуться.