Оккультные силы СССР - Колпакиди Александр Иванович (читать онлайн полную книгу TXT) 📗
В январе 1904 года Санкт-Петербургский окружной суд приступил к рассмотрению дела о распространении клеветнических измышлений в печати. Поводом для иска Бадмаева послужила заметка в Санкт-Петербургской газете «Новости», где доктор Крендель выражал скорбь по поводу кончины профессора консерватории К. фон Арка, называя ее «преждевременной». Это было прямым обвинением лечащего врача Бадмаева в некомпетентном и непрофессиональном лечении. Однако доктор Крендель был оправдан.
За этим судебным процессом следила российская общественность. Недоброжелателям Бадмаева был дан удобный повод для дальнейших нападок. Магистр фармации Е. А. Альтгаузен опубликовал в журнале «Фармацевт», редактором-издателем которого являлся, разгромную статью против Бадмаева. Он назвал «абракадаброй» работы Бадмаева по тибетской медицине, не скрывая, впрочем, что «не взял на себя труда изучить их». Автор статьи даже не пытался завуалировать истинную причину злобных и грубых выпадов: по его подсчетам выходило, что петербургские аптеки лишились по вине конкурента, державшего свою аптеку, возможности изготовить «300 тысяч нумеров рецептов».
Справедливости ради следует сказать, что далеко не все критики Бадмаева руководствовались меркантильными соображениями. Русским врачам на самом деле нелегко было понять специфику традиционных восточных медицинских систем.
Тысячи больных из разных уголков страны стекались к нему в надежде на помощь. Конечно, Бадмаев не мог в одиночку подать руку помощи всем страждущим. Нужны были надежные, хорошо подготовленные помощники. Причем их статус нужно было узаконить — официально удостоверить право именоваться врачами тибетской медицины.
П. А. Бадмаев на свои сбережения открыл первую русско-бурятскую школу на Поклонной горе, где будущие врачи сначала изучали монгольский и тибетский языки, осваивали премудрости тибетской медицины, а затем получали европейское медицинское образование. Бадмаев мечтал организовать общество по изучению врачебной науки Тибета, широко развернуть профилактическую медицинскую деятельность. Свой проект он изложил в докладной записке на имя министра внутренних дел. Ответа пришлось ждать долго. Наконец, в январе 1911 года пристав второго участка Рождественской части столицы вручил действительному статскому советнику П. А. Бадмаеву пакет с грифом министерства внутренних дел. В послании содержался отказ. Но отступать от задуманного Петр Александрович не собирался. Прежде всего он решил дать ответ чиновникам Медицинского Совета, приложив к нему опубликованную ранее «Справку о положении врачебной науки Тибета в России», а также докладную записку министру, — должны же найтись трезвые головы, способные правильно оценить все эти материалы! Через несколько месяцев вышла книга «Ответ на неосновательные нападки членов Медицинского Совета на врачебную науку Тибета». Борьба за тибетскую медицину продолжалась.
Историкам еще предстоит изучить торговую и дипломатическую деятельность П. А. Бадмаева на Дальнем Востоке, разобраться, почему он был столь влиятелен при дворе (и не только в качестве лекаря), проанализировать его связи с весьма неоднозначными фигурами из царского окружения, особенно с Распутиным. До сих пор и в художественной, и в атеистической литературе П. А. Бадмаев рассматривался как ловкий проходимец, сумевший завоевать благорасположение мистически настроенной императрицы Александры Федоровны. Как бы то ни было, определенно можно сказать одно: близость Петра Бадмаева к придворным кругам стала одной из причин едва ли не враждебного отношения к его врачебной практике, а впоследствии и к тибетской медицине, видным представителем которой он несомненно являлся.
Временному правительству Бадмаев оказался неугоден, и его выслали за границу.
Разрешение вернуться на родину пришло уже от Петроградского Совета рабочих и солдатских депутатов где-то в середине ноября 1917 года, то есть после Октябрьской революции. За Бадмаева хлопотали его пациенты — «красные» матросы с военного корабля «Полярная звезда».
Вернувшись в Петроград, Петр Александрович вновь начал практику. Контингент его больных значительно изменился — среди них преобладали солдаты и матросы. В это тяжелое время ухудшилось здоровье Бадмаева, перенесшего воспаление легких. Да и новая власть не только не оставляла врача в покое, но, наоборот, ужесточила преследования. Об этом, в частности, свидетельствует внук П. Бадмаева Б. Гусев:
"Однажды незадолго до отъезда на прием Петр Александрович снова был арестован. Его жена Елизавета Федоровна, моя бабушка, начала принимать больных одна. Она объявила ожидавшим многочисленным больным об аресте Бадмаева. Трое вооруженных матросов тотчас подошли к ней с вопросами: кто арестовал, куда увезли? Среди больных началось волнение. Трое направились, кажется, в тюрьму Кресты, и часа через два Петр Александрович вернулся в сопровождении их. Настроение у него было веселое, и он бодро начал прием больных.
Так было два или три раза. Центральная власть еще не утвердилась. Одна группа арестовывала, другая — освобождала. Появлялись и группы вооруженных анархистов… Это были тяжелые сцены. В памяти Елизаветы Федоровны сохранилось, как Петр Александрович, раскрыв руки, говорит бесстрашно: «Стреляйте!» — стоя перед наведенными на него стволами винтовок. Но руки, державшие оружие, опускались под его взглядом.
К 1918 году относится один странный эпизод. Во время приема к Бадмаеву обратились с просьбой поехать посмотреть тяжелобольного; по-видимому, была названа знакомая фамилия. К концу приема был подан автомобиль. И часу в десятом вечера Петр Александрович с Елизаветой Федоровной поехали к больному. Их привезли в роскошный особняк. Незнакомые лица, вооруженная охрана… Бадмаеву предложили проследовать к больному одному. Елизавета Федоровна осталась ждать. Прошел час, второй… Никто не выходил. Она начала беспокоиться. Кругом было тихо и не слышно ничьих голосов. Время шло. Елизавета Федоровна, почувствовав что-то неладное, была в растерянности. Наконец вышел знаменитый Мамонт Даль-ский, актер и анархист, и, обращаясь к ней, сказал: «Я не могу сломить упрямство старика… Заставьте вы его послушать нас, иначе живым он отсюда не уйдет!»
Елизавета Федоровна, содрогаясь, вспоминает этот эпизод. Петра Александровича отпустили ночью живым. Бабушка, буквально помертвевшая от ужаса, привезла его домой в третьем часу ночи. Как она узнала позднее, от Бадмаева требовали крупную денежную компенсацию — выкуп.
К этому грозному времени относится знакомство нашей семьи с большевиками Марией Тимофеевной и ее мужем Иваном Дмитриевичем Ивановыми. Началось оно так. В наш дом на машине приехал Иванов и сопровождающая его охрана. Бадмаева попросили поехать осмотреть больную туберкулезом. Петра Александровича предупредили, что больная, жена Иванова — председатель ревтрибунала и известная деятельница революции. На это Петр Александрович ответил: «Мне все равно, кто больная, едем, раз моя помощь вам потребовалась». Как всегда, с дедом поехала бабушка. Бадмаев осмотрел больную, сказал: «Скоро будете на своих ногах», — оставил ей лекарство и уехал.
Как потом вспоминала Мария Тимофеевна, в революцию окружавшие ее товарищи по работе и друзья не советовали ей пить «неизвестные лекарства», опасаясь отравления, но Мария Тимофеевна, видно, хорошо разбиралась в людях. Она угадала в П. А. порядочного человека, к тому же достаточно смелого, ибо в случае неуспешного лечения всю вину свалили бы на него.
Через две недели Мария Тимофеевна была на ногах, а вскоре приступила к работе. Она ответила добром на добро и способствовала освобождению Петра Александровича от очередного ареста в 1920 году. После его смерти продолжала периодически лечиться у Елизаветы Федоровны, сохранив до конца дней своих чудесное, редкое отношение ко всей нашей семье.
Петр Александрович как будто примирился с новой властью, но характер давал себя знать.
Был еще один памятный случай… Бадмаевы ездили на прием со станции Удельная в Петербург на поезде — экипажа уже не было. Они доезжали до Финляндского, а потом до Литейного брали извозчика… И возвращались вечером таким же путем. Часто ехали втроем — Петр Александрович, Елизавета Федоровна и их дочь Лида. В вагоне была разная публика — матросы, солдаты… Зашел разговор о положении в России. В то время в Петрограде был голод. Бадмаев не выдержал и вмешался в разговор. «Ну и чего вы добились своей революцией?» — спросил он солдата. Тот стал доказывать, начался спор. Вдруг к деду подходит матрос с маузером: «А, тут контра завелась! В Чека его!..» И на первой же остановке, Ланской, Петра Александровича вывели из вагона. Елизавета Федоровна с дочерью пошла за ним вслед. Она плакала и говорила мужу:
