Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1 - Кургинян Сергей Ервандович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Впрочем, в задачу данной книги не входит обсуждение тех или иных «бэкграундов». Я просто обращаю внимание читателя на то, что в январе 2007 года Д.Медведев заговорил о переходе от стабилизации к развитию, в апреле 2007 года В.Путин сказал, что все восемь лет он осуществлял проект Развитие России, а потом состоялся расширенный Госсовет и так далее. В конце концов, пусть читатель сам думает, к чему бы это? Главное — установить, что все это делается не с бухты-барахты. Что во всем этом есть, как говорят музыканты, ритм, мелодия, контрапункт, разработка, кода…
Установив это, внимательнее вчитаемся в текст вышедшей 7 января 2007 года статьи Д.Медведева «Национальные проекты: от стабилизации — к развитию». Медведев пишет в этой статье:
«Стало очевидно: нельзя упустить время для модернизации России, без которой ей не сохранить себя в жесткой мировой конкуренции».
Какова политическая цена подобного заявления, сделанного не законно избранным президентом, а вице-премьером, который отвечает, конечно, за национальные проекты, но именно за них, а е за перевод России с одной стратегии на другую?
Во-первых, речь идет о модернизации. То есть не о развитии вообще, а об определенном типе развития. Путин же, начав игру на поле развития через четыре месяца после статьи Д.Медведева, ничего не говорит о модернизации. Он говорит о развитии вообще. Модернизация же — это один из вариантов развития. Причем очень определенный вариант — как с исторической, так и с политической точки зрения. Зафиксировали это — пойдем дальше.
Во-вторых, Медведев говорит о том, что нельзя упустить время для модернизации. На политическом языке это означает, что время упущено. Кто его упустил? Если время упущено, то не модернизация осуществлена в России за предшествующие годы, а… А что? ЧТО тогда осуществлено (читайте — «осуществлено Путиным и его предшественниками»)? ЧЕМ занимались 16 лет, а по сути и 20? ЗАЧЕМ развалили СССР, если не для того, чтобы получить полноценную национальную Россию? И что такое национальная Россия без модернизации?
Все это важные вопросы. И все же самый важный — «прост как мычание»: «Если модернизации нет, то ЧТО есть?»
То есть я, как эксперт, совершенно согласен, что ее нет. Но тогда я хочу знать — что есть? Опять же, я-то знаю, что есть. Есть регресс, который Путин сдержал, но не переломил. Но об этом же не говорят! Говорят о возрождении России. Но какое возрождение, если нет модернизации? Если время для нее то ли упустили, то ли вот-вот упустят?
Отсутствие разговора о регрессе (ох, как наша власть этот разговор не любит!) в сочетании с констатацией упущенности (или упускаемости — неважно) закладывает базу для возможных будущих заявлений по поводу имевшего быть застоя. И не абы какого, а путинского. В ходе которого модернизацию не допустили, упустили и так далее.
Это следует уже из рассмотренных текстуальных нюансов. Но к этим нюансам дело не сводится.
Медведев говорит не только о необходимости модернизации, без которой Россия не сохранит себя в условиях жестокой мировой конкуренции. Не только об упущенных возможностях. Он явно оппонирует (уже тогда) концепции великой энергетической державы, которую В.Путин долгое время отстаивал. Чтобы доказать это, позволю себе длинную цитату из статьи Медведева:
«Из международного, да и отечественного опыта следует: только вложения в человека способны помочь уйти от экономики «ресурсной и индустриальной» к экономике знаний, к экономике «ежедневной технологической революции», которая создается личными усилиями активных, здоровых, образованных граждан. А развитие потенциала личности напрямую зависит от доступности и качества образования, здравоохранения, информации, коммуникации и т. д. Понимание подобных задач и стремление найти наиболее эффективную форму для их решения привело к идее проектного подхода. Сама по себе идея была взята, строго говоря, из бизнес-опыта.
…Сегодня очевидно, что одной из важнейших задач развития должно стать создание экономики знаний. Когда не отдельные отрасли развиваются за счет технологического креатива, а когда вся экономическая жизнь структурирована на интеллектуальной основе».
Для того, чтобы разобраться в политическом смысле этой апелляции к экономике знаний, надо сначала все-таки сказать несколько слов по поводу экономики знаний как таковой.
Об экономике знаний впервые заговорили в 60-е годы прошлого века Йозеф Шумпетер, Фридрих фон Хайек и Фриц Махлуп. Главный в этой тройке выпускников Венского университета — Фриц Махлуп. Именно его книга «Производство и распространение знаний в США», вышедшая в США в 1962 и переведенная на русский язык в 1966 году, стала на многие годы ориентиром для тех, кто занимался экономикой знаний. Книга же Махлупа — своеобразный интеллектуальный ответ на советский вызов. И прежде всего на запущенный в 1957 году первый искусственный спутник Земли. Тогда начался разговор о том, что надо учиться у русских тому, как надо работать со знаниями.
В дальнейшем (с подачи Питера Друкера и его коллег) об экономике знаний стали говорить как об ориентире, основе устройства общества будущего, к которому идут наиболее развитые страны мира. Политики США, Западной Европы, Японии выдвигают лозунг: «Вперед к обществу знаний!» Есть, например, соответствующие высказывания Тони Блэра: «Экономика знаний — это, на самом деле, вся экономика. Нет «новой экономики», просто вся экономика трансформируется информационными технологиями… это экономическая революция».
Есть китайская стратегия: «Государственная система по освоению новшеств на фоне наступления эпохи экономики знаний», Много говорится о глобальном формировании экономики знаний. Считается, что перспективы развития связаны с экономикой знаний.
Что устанавливает наш блиц-обзор содержания того понятия, политический смысл которого мы хотим анализировать?
Во-первых, что экономика знаний — это некая идеальная и достаточно размытая цель.
Во-вторых, что разговор об экономике знаний в современной России может трактоваться по-разному.
В самом деле, к экономике знаний был готов перейти поздний СССР. Худо-бедно, но он двигался в этом направлении. Что касается постсоветской России, то она от производящей (спору нет, небезусловной, но именно производящей) советской экономики отказалась в пользу более низко организованной сырьевой экономики. В сущности, после такого отказа требуется новая индустриализация и потом уже движение к экономике знаний. Или же — надо прыгать через одну ступень. Но как прыгать? И о чем идет речь? Об этом прыжке? Или о чем-то другом?
В любом случае, разговор об экономике знаний в современной России не может строиться по американской, европейской, японской и даже китайской кальке. Когда общество, достигшее определенной индустриальной зрелости, переходит к экономике знаний, то оно делает крохотный шажок, не требующий ничего сверхъестественного. Такой переход называется органическим. Когда же общество находится очень далеко от индустриальной зрелости, то его переход к экономике знаний — это не крохотный шажок, а прыжок, требующий огромных усилий. Но тогда надо разбирать — как интеллектуально, так и политически — механизмы, обеспечивающие концентрацию этих огромных усилий. Говорить о преодолении целого периода (периода формирования зрелой индустриальной экономики). И о том, за счет чего такое преодоление будет осуществлено.
Но нет ни политической констатации того, что мы страшно (и именно страшно!) далеки от цели, которой надо достигать в кратчайшие сроки. Ни политических разъяснений того, почему мы оказались так далеки от этой цели (тут размытых ссылок на страшные 90-е годы недостаточно). Ни политического же (и именно политического!) указания на средства, с помощью которых мы будем преодолевать имеющуюся пропасть.
Когда всего этого нет, то разговор об экономике знаний приобретает специфический обертон. И превращается в нечто наподобие необязательных (а в каком-то смысле и компенсаторных) благопожеланий: «Мол, поскольку мы очень просвещенные люди и полиостью в курсе мировых тенденций, то хотелось бы еще и вот этого».
