Политическая экология - Якуцени Сергей Павлович (библиотека электронных книг .txt) 📗
Если в такой крохотной общине вспыхивала заразная болезнь, эти 30–50 человек могли исчезнуть без следа. В легендах и эпосах всех народов мира есть упоминания, как нашли в лесу ребенка, или как приблудился чужой человек, говорящий на непонятном языке. Последний, кто уцелел из вымершего рода или племени.
Появились поселки. Вместе скученно живут сотни и тысячи людей. Они общаются с другими, тоже обитающими во многолюдных поселках. Тут уж болезнетворным микробам – раздолье. И чем больше вокруг грязи, мух и помоек, – тем лучше они себя чувствуют.
Главное направление развития общества состояло и в том, чтобы антисанитарии стало меньше, и в том, чтобы люди приспособились, приобрели иммунитет даже к самым страшным заболеваниям. И уж хотя бы к заболеваниям повседневным, обычным – вроде гриппа или ангины. Микроорганизмы развивались, по-своему совершенствовались, появлялись все новые штаммы. Но потомки заболевших и выздоровевших или вообще не заболевали всей этой гадостью, или болели не так тяжело, как предки.
В каждой местности, на каждом континенте болели по-своему, своими наборами болезней, и приобретали иммунитет именно от них, а не от болезней «вообще».
Есть много свидетельств того, как страдали и умирали туземцы, заразившись от матросов торговых судов или переселенцев какой-то пустяковой (для европейцев) хворью. Даже людей больших цивилизованных народов Востока охватывали самые натуральные эпидемии. А некоторые первобытные племена вообще исчезли с лица земли. Известен случай, когда в Южной Америке ученые из экспедиции Александра Гумбольдта расспрашивали… попугая. Ручной попугай знал слова из языка племени, поголовно вымершего от оспы. Было это в самом конце XVIII столетия.
В середине XVIII в. в Сибири почти поголовно вымерли от оспы маленькие народцы аринов и асанов.
Уцелели в основном метисы. Те, у кого был иммунитет. Большая часть народа, несколько тысяч человек, ушла в небытие за считанные месяцы. Сегодня в Красноярске живет человек по фамилии Аринчин; ему приятно думать, что он происходит от кого-то из аринов, после гибели племени прибившихся к русским. Если даже и так, это ничего не меняет…
В 1842 г. Франция официально объявила Таити своей колонией. Тогда на этом идиллическом острове жило больше 200 000 человек. К 1900 г. осталось 20 000 – население почти поголовно вымерло от занесенных европейцами болезней.
На Маркизском архипелаге в середине XIX в. жило больше сто тысяч человек. К началу XX столетия – от силы пять-шесть.. В 1939 г. Тур Хейердал познакомился с последним представителем племен, живших на восточном побережье острова Фату-Хива – со старым людоедом Теи Тетуа 62. Он пережил всех детей и внуков, и вообще весь свой народ. А на острове Мотане вообще не осталось населения.
В XX в. на «самом уединенном острове в мире», острове Пасхи, каждый год жители влежку лежали после каждого посещения чилийского корабля. Их косил грипп, который они называли «коконго». Всякий раз эпидемия уносила несколько жизней. А ведь это – уже те, кто приспособился – последние полтораста туземцев, выжившие из всех пяти или шести тысяч, живших на острове в 1900 г.
Может, европейцы особенно жизнеспособны? Ничего подобного! Тропические болезни и хвори Древнего Востока косят нас так же беспощадно, как грипп – жителей Полинезии.
В 1790-е гг. на острова в Карибском море обрушилась тропическая лихорадка. Негры-рабы и не почесались от нее, а вот европейцы погибли почти все. Эта лихорадка стала одной из причин быстрого освобождения Гаити от европейцев и приобретения им независимости: армия Туссен-Лувертюра почти не встречала сопротивления, и в 1800 г. он подчинил весь остров.
Имейте это в виду, господа, если поедете в тропики. То есть в наше время существуют эффективные лекарства ото всего на свете, в том числе и от тропических хворей, но вот успеют ли вас даже начать лечить – это вопрос. Ведь иммунитета против этих болезней у вас нет.
Впрочем, приспосабливаться к болезням друг друга мы начинаем уже лет двести. Цивилизация перемешивает людей, несет болезни одних другим. Возьмите холеру… Родина этой страшной болезни – Северная Индия, долина Ганга и его притоков. Караваны двигались медленно, и заболевшие холерой обычно успевали умереть по дороге в чужие края. До XIX в. холера всего несколько раз вырвалась на Передний Восток, в Китай и в Европу. Но каждый раз это приводило к грандиозной пандемии, умирали десятки миллионов.
Однако все это были мелочи жизни, пока англичане не проложили в Индии железных дорог. Намерения у них были самые лучшие, и железные дороги очень помогли Индии стать и более богатым, и более современным государством. Но еще по железной дороге поехали больные холерой… Они ехали быстро, и не успевали умереть. Их ссаживали по дороге, и больные заражали множество людей на своем пути. Заболевшие уже в больших портовых городах садились на пароходы и очень быстро приезжали в Европу.
Англичане возили на пароходах множество самого разного люда, этот люд ехал дальше по своим делам и в свои страны… Остальное, думаю, понятно. В 1830 г. А.С.Пушкин потому и сидел в Болдине, что везде был объявлен карантин. Правительство принимало самые верные меры, запрещая людям передвигаться, а заболевших изолируя в специальных холерных бараках: часть спасут, а если и не спасут – они не заразят остальных. Население не желало понимать мер правительства и отвечало на заботу «холерными бунтами», убивало врачей, чтобы они «не травили народ».
В 1848 г. в России заболело холерой 1 700 000 человек. Примерно 700 000 умерли; почти половина из них – дети.
В наше время по миру ходит не меньше, а больше заразных болезней, чем в XIX в. Просто мы с ними уже умеем справляться.
Приспособившиеся к загрязнению
Вывод простой – все началось вовсе далеко не в XX в. Уже много столетий, всю историю цивилизации горожанин подвергался новому типу естественного отбора – на загрязнение. Жители Переднего Востока и Средиземноморья подвергаются ему уже несколько тысячелетий. Жители Европы (в том числе Руси) – две- три тысячи лет.
Цивилизация – это способность жить там, где воздух и вода отравлены самим человеком. По мнению некоторых ученых, человек X–XV вв. не мог бы и нескольких часов прожить в атмосфере современного города, есть нашу пищу, пить нашу воду. Проверить это можно будет только когда изобретут «машину времени», не раньше, но есть много оснований думать именно так.
Это касается и болезнетворных бактерий. В лесах и степях их не так много… А в жилищах людей, на улицах городов мы буквально дышим взвесью из возбудителей самых страшных болезней. И как-то не заболеваем, а если и болеем – не катастрофично.
Мы приспособились к жизни в среде, где в воздухе постоянно присутствуют возбудители опаснейших болезней. К жизни в зловонии. В среде, где легкие работают на половину мощности. Все, кто не смог приспособиться к этому – вымер. И продолжает вымирать, потому что едва исчезают прежние виды загрязнений, тут же появляются новые.
Сейчас появились новые формы загрязнений, которых не было у предков. Жизнь испытывает нас на способность обитать в среде, загрязненной радиоволнами, радиоактивными излучениями и химией. И что же? Люди становятся все менее восприимчивы к этим видам загрязнения (а кто не может приспособиться – вымирает).
На протяжении всей истории известно: из въехавших в город выживают не все. То есть мало кто умирает или вынужден вернуться назад (хотя есть и такие). Однако не все имеют жизнеспособных детей. Данные разные, точно никто не считал. Но, по разным сведениям, приспосабливаются к городской жизни не более 30–50 % сельских жителей. Остальных город отбраковывает, как не способных приспособиться.
Перспектива одна – все более жесткий отбор.
В одном фантастическом романе искусственные люди прекрасно могут жить при любом уровне загрязнения среды – хоть на помойке. А «естественные» – не могут и постепенно вытесняются в резервации, где специально для них среду поддерживают в привычном для них состоянии. Авось выживут хотя бы в заповедниках…
