Потерянный разум - Кара-Мурза Сергей Георгиевич (книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Идею «распродать государство» пропагандировали популярные партийные интеллектуалы, которых с энтузиазмом встречали на многочисленных собраниях научно-технической интеллигенции. Например, Н.П.Шмелев сказал в беседе с корреспондентом «Известий» (30.10.1989): «Страна в тяжелейшем положении, и сегодня, пожалуй, не время обсуждать, почему мы в нем оказались… Продаваться должно все, что покупается. Не только потребительские изделия и строительные материалы, но и металл, грузовики, жилье, постройки и фермы — на селе, земля — в городе, в том числе иностранцам… Пора дать возможность купить клочок земли в городе каждому желающему».
Продажа ферм и земли — это и есть приватизация. Но самое поразительное здесь то, что доктор наук, обращаясь прежде всего к интеллигенции, предлагает отказаться от едва ли не главного инструмента рационального мышления — рефлексии и выявления причинно-следственных связей. Не надо обсуждать, почему мы оказались в тяжелом положении! И все это встретили аплодисментами.
Действовала и тяжелая артиллерия — отставной архитектор перестройки А.Н.Яковлев сразу поддержал торговцев: «Без того, чтобы иностранному капиталу дать гарантии свободных действий, ничего не получится. И надо, чтобы на рынок были немедленно брошены капиталы, земля, средства производства, жилье» 353.
Сдвиг интеллигенции к идее приватизации народного хозяйства и перехода к частному предпринимательству происходил быстро и вопреки установкам основной массы населения. Это отражено в докладе ВЦИОМ под ред. Ю.Левады («Есть мнение». (М.: Прогресс, 1990), о котором говорилось выше. Прямых вопросов об отношении к такому кардинальному изменению общественного строя социологи ВЦИОМ в 1989 г. еще не ставили, а «прощупывали» это отношение с помощью косвенных вопросов. В общем, вывод такой: «Если среди респондентов пресс-опроса за новые экономические отношения высказываются до 1/3 ответивших, то по стране их доля снижается в 3-4 раза, т.е. значительная часть населения не принимает непривычных пути развития, рыночных механизмов и отношений, основанных на индивидуальной инициативе и выгоде» (с. 69).
Надо заметить, как уклончиво трактуют результат социологи. Новых экономических отношений «не принимает» не значительная часть населения, а подавляющее большинство — более 90% (если же из выборки общего опроса удалось отделить 17% интеллигентов, то доля «непринимающих» стала бы больше 95%). И что значит «непривычный путь развития»? Все 15 лет реформ мы видим «путь регресса», о развитии речи уже вообще не идет, в РФ последовательно ликвидировалось все наукоемкое производство, страна стала в высшей степени зависеть от экспорта нефти и цен на нее. Речь идет о прозорливости основной массы населения и неспособности влиятельной части интеллигенции предвидеть последствия реализации своих устремлений.
Как это расхождение выражалось конкретно? Выяснялось отношение к трем проектам (в скобках приведена доля поддержавших): поощрять частное предпринимательство ; привлечь иностранный капитал ; развивать кооперативы. Во всесоюзном опросе больше всего они нашли поддержку у технической интеллигенции (20; 12 и 8%), студентов и у самих кооператоров 354. А среди читателей «Литературной газеты», в пресс-опросе эта поддержка составила 32,6; 30,2 и 18%. Отрицательное отношение ко всем трем проектам выразили военные и юристы, резко отрицательное — колхозники и сельские механизаторы (поддержали 3; 0 и 3%), пенсионеры. Отношение рабочих, независимо от квалификации, было умеренно отрицательным (поддержали 10,8; 6,4 и 5,6%).
В общем, вывод авторов книги таков: «Носителями радикально-перестроечных идей, ведущих к установлению рыночных отношений, являются по преимуществу представители молодой технической и инженерно-экономической интеллигенции, студенчество, молодые работники аппарата и работники науки и культуры» (с. 83).
Приватизация, проведенная в России в начале 90-х годов, является самой крупной в истории человечества акцией по экспроприации — насильственному изъятию собственности у одного социального субъекта и передаче ее другому.
Насильственным это изъятие было не потому, что пришлось избивать собственников или стрелять в них, а потому, что оно было совершено по решению политической власти, как наделение собственностью конкретных групп, а не через куплю-продажу предприятий. При этом никакого общественного диалога не было, власть согласия собственника на приватизацию не спрашивала.
По своим масштабам и последствиям приватизация «по Чубайсу» не идет ни в какое сравнение с другой известной нам экспроприацией — национализацией промышленности в 1918 г. Кстати, большая часть промышленного капитала в России — а в ряде главных отраслей весь капитал — принадлежала тогда иностранным фирмам. Много крупнейших заводов и так были казенными. Поэтому национализация непосредственно коснулась очень небольшой части даже буржуазии, которая к тому же была в России очень немногочисленной.
В 1918 г. в собственность, управляемую государством, перешли по требованию рабочих предприятия, которые были покинуты хозяевами. Признаком их намерений свернуть производство было то, что они не закупили сырье или продавали акции немцам (по договору Брестского мира Россия была обязана потом оплатить эти акции золотом). И то предприятия при этом предлагались их же хозяевам в безвозмездную аренду с получением дохода, как и раньше — только не останавливай производства. «Обвальная» национализация произошла из-за гражданской войны 355.
Напротив, в 90-е годы ХХ века частным собственникам была передана огромная промышленность, которая изначально была практически вся построена как единая государственная система. Это был производственный организм совершенно иного типа, не известного ни на Западе, ни в старой России. Западные эксперты до сих пор не понимают, как было устроено советское предприятие, почему на него замыкаются очистные сооружения или отопление целого города, почему у него на балансе поликлиника, жилье и какие-то пионерлагеря.
В экономическом, технологическом и социальном отношении расчленение этой системы означало катастрофу, размеров и окончательных результатов которой мы еще не можем полностью осознать. Система пока что сопротивляется, сохраняет, в искалеченном виде, многие свои черты, как ни добивает ее нынешнее правительство. Но уже сейчас зафиксировано в мировой науке: в России приватизация привела к небывалому в истории по своей продолжительности и глубине экономическому кризису, которого не может удовлетворительно объяснить теория.
Понятно, что неизбежное в ходе приватизации разрушение системы предприятий уже само по себе должно было привести к огромным потерям в результате утраты огромного кооперативного эффекта, которым обладало советское хозяйство. Но даже в отношении отдельных предприятий миф о якобы высокой эффективности частных предприятий с сравнении с государственными в середине 80-х годов был уже совершенно развеян в экономической науке. Как наша интеллигенция, убеждавшая граждан поддержать приватизацию, могла этого не заметить и этим не заинтересоваться? Где же ее рациональный декартовский скептицизм? Ведь Декаpт писал: «Никогда не пpинимать за истинное ничего, что я не познал бы таковым с очевидностью…, включать в свои суждения только то, что пpедставляется моему уму столь ясно и столь отчетливо, что не дает мне никакого повода подвеpгать это сомнению». Это и есть кредо рационального мышления.
А ведь проблема не снята за десять лет, прошедшие после приватизации. Отношение к ней — постоянный вопрос в РФ, пробный камень для политиков. В.В.Путин от него не мог уйти и вынужден ее одобрить — зная, что население этой приватизации не поддерживает. Он говорит в «телефонном разговоре с народом» 18 декабря 2003 г.: «У меня, конечно, по этому поводу есть свое собственное мнение: ведь когда страна начинала приватизацию, когда страна перешла к рынку, мы исходили из того, что новый собственник будет гораздо более эффективным. На самом деле — так оно и есть: везде в мире частный собственник всегда более эффективный, чем государство».
