Собственность и государство - Чичерин Борис Николаевич (читать книги онлайн бесплатно полностью без TXT) 📗
Еще сбивчивее Шмоллер, который ратует за господство «распределяющей правды» в народном хозяйстве. Он видит в этом необходимое требование нравственности, причем он ссылается даже на Аристотеля. Шмоллер формулирует это начало так, что «доход и имущество должны соответствовать добродетелям и заслугам». Это та самая теория, замечает он, «которую уже Аристотель развивал в своей этике, когда он настаивал на том, что распределяющая правда еще важнее правды уравнивающей. Все, говорит он, (то есть Аристотель — Б.Н.), согласны в том, что распределение наслаждений должно производиться по достоинству лиц; в этом состоит правда; но в чем заключается достоинство, об этом идет спор. Демократы указывают на свободу, олигархи — на богатство или на благородное происхождение, приверженцы аристократии — на добродетель. Следовательно, — заключает Шмоллер, — добродетель должна господствовать». И этот, по уверению Шмоллера, выставленный Аристотелем и другими мыслителями идеал представляется необходимым не только с нравственной, но и с экономической точки зрения, ибо чем более человек имеет уверенности, что добродетель награждается и в этой жизни и что трудолюбие не пропадает даром, тем более он напрягает свои силы для деятельности. Шмоллер соглашается однако, что практическое осуществление этого идеала возможно лишь в самых общих чертах (nur ganz unge-lahr), и это, по его мнению, составляет самое сильное оружие против социалистов. Он признает также, что это мерило должно прилагаться не к отдельным лицам, а к целым семействам, и даже не к отдельным семействам, а к целым классам. Поэтому оно не противоречит существованию наследственного права, сохраняющего имущество постоянно в одном и том же классе. Началу распределяющей правды, с этой точки зрения, противоречит лишь такое распределение имущества, которое даже и приблизительно не соответствует добродетелям, знаниям и заслугам различных общественных классов [245].
При такой постановке вопрос, конечно, становится довольно невинным. Когда сен-симонисты провозглашали начало распределяющей правды в экономическом порядке, они смело и открыто вывели прямо вытекающее из него последствие, именно, отрицание наследства. У Шмоллера же всякая последовательность исчезает. Выставляется начало, которое должно владычествовать в промышленном мире, но рядом с этим объявляется, что оно к отдельным лицам неприложимо и вообще осуществимо лишь в самых общих чертах. В таких пределах оно существующему порядку не угрожает, ибо всегда можно с достаточным правдоподобием утверждать, что доходы взятых в совокупности классов землевладельцев, капиталистов и предпринимателей «в самых общих чертах» соответствуют их добродетелям и заслугам. При отсутствии всякого мерила доказать противное невозможно. Представляется даже совершенно невероятным, чтобы целый класс, не обладающий ни нравственными, ни экономическими качествами, соответствующими его положению, мог на нем продержаться: он быстро придет в упадок просто силою вещей, а не вследствие приложения начала правды распределяющей. Непонятно только, какое побуждение к труду может извлечь отдельное лицо из такого начала, которое к отдельным лицам неприложимо. Мысль, что и в этой жизни добродетель и трудолюбие приблизительно, в самых общих чертах награждаются в приложении к целым классам, едва ли кого-нибудь может подвинуть к деятельности или утешить в несчастии.
Непонятно также, какую роль тут должна играть добродетель. Становясь на нравственную точку зрения в политической экономии, Шмоллер последовательно делает нравственное начало мерилом распределения богатства. Но именно тут оказывается, что это мерило совершенно неприложимо. Человеколюбие, самоотвержение составляют источник не дохода, а скорее расхода. Тот, кто продает имение и раздает деньги нищим, приобретает сокровище на небе, но никто никогда не утверждал, что он этим самым приобретает сокровище на земле. Шмоллер ссылается на Аристотеля; но именно Аристотель мог бы предохранить его от подобного смешения понятий. Аристотель прямо обличает ложное умозаключение тех, которые, опираясь на какое-нибудь превосходство, требуют себе того, что к этому превосходству вовсе не относится. Во всяком распределении, говорит греческий философ, надобно принимать в соображение именно то превосходство, которое относится к делу. Так например, если кто-нибудь лучше других играет на флейте, но ниже других красотою и благородством рождения, то несмотря на то что красота и благородство рождения суть высшие качества, нежели игра на флейте, ему все-таки следует предоставить лучшую флейту [246]. То же самое прилагается и к добродетели. Из того, что один человек добродетельнее другого, вовсе не следует, что он должен получать более дохода. Начало правды распределяющей отнюдь этого не требует.
Вообще, ссылка Шмоллера на Аристотеля весьма неудачна. Надобно полагать, что почтенный профессор и социал-политик мало знаком с греческим философом, ибо даже цитаты приведены у него совершенно превратно. Аристотель, как мы видели, разделял правду на два вида: на правду уравнивающую и распределяющую. Первая следует арифметической пропорции, когда равное меняется и на равное, вторая — пропорции геометрической, когда те или другие блага распределяются соразмерно с достоинством лиц. Именно в том самом месте «Никомаховой этики», на которое указывает Шмоллер, Аристотель говорит, что во всех гражданских обязательствах, то есть в области промышленного оборота, господствует не распределяющая, а уравнивающая правда, причем совершенно все равно, добрый ли человек взял лишнее у злого, или злой у доброго: судья исправляет неправильность, не обращая никакого внимания на нравственные качества лиц. Распределяющая же правда прилагается там, где распределяются блага, общие всем в государстве, и тут распределение совершается сообразно с теми качествами, которые имеют значение в государстве [247]. Когда Шмоллер в приведенной выше цитате говорит, что Аристотель стоит за распределение наслаждений сообразно с добродетелью, то надобно заметить, что слово «наслаждение» есть не более как вставка, происшедшая вероятно по недоразумению, но во всяком случае неуместная в писаниях ученого [248]. Из самой приводимой им фразы Шмоллер мог бы видеть, о чем тут идет речь. Демократия, олигархия и аристократия спорят не о распределении наслаждений, а о распределении государственной власти, как явствует еще более из «Политики», где можно видеть и о какой добродетели говорит Аристотель. Добродетель зла, на которую ссылаются аристократы, есть добродетель гражданина, на основании которой можно требовать преимущественного участия в государственной власти, в силу того что она более всех других качеств имеет значение для государственного благоустройства. О распределении же наслаждений тут нет и помину. А потому нет ни малейшего повода приписывать Аристотелю тот нравственно-экономический идеал, который носится в смутном уме нынешних социал-политиков.
Теория Аристотеля с юридической стороны совершенно верна. Как юридическое начало, в гражданском обороте господствует правда уравнивающая, а не распределяющая. Тут идет дело не о распределении общего всем имущества, а о взаимных отношениях свободных, следовательно самостоятельных и равных между собою лиц. Мена есть отдача равного за равное по оценке сторон. Так как эта оценка существенно определяется потребностью и расчетом, а то и другое имеет характер субъективный, то решающим началом является здесь воля лиц. Поэтому сделки, основанные на обоюдном соглашении, охраняются правом. Если же одна из сторон помимо воли другой присваивает себе лишнее, например путем обмана, то судья обязан исправить. Таковы с юридической точки зрения требования справедливости, и ни одно общество, признающее свободу своих членов, не может руководиться иными правилами.
