Закат империи США - Кагарлицкий Борис Юльевич (книги бесплатно без .TXT) 📗
К тому времени националистические проекты автаркии и импортозамещения себя исчерпали. В конце 1970-х годов возникает новая перспектива перехода к экспорто-ориентированному промышленному росту. Для этого, однако, требовалось обеспечить новоиндустриальные экономики доступом на мировые рынки, без чего эти проекты попросту сорвались бы. Поэтому в конце 70-х в повестке дня устойчиво возникают требования нового мирового экономического порядка. По сути, это была первая попытка политической координации экономических требований на уровне всего тогдашнего третьего мира. Целью было заставить развитые страны Севера поделиться рынками и технологиями, а не отделываться помощью.
Кроме того, страны, как теперь выражаются, «Юга» собирались сознательно стимулировать торговлю внутри своего блока. К примеру, Бразилия по умеренной цене поставляет в Анголу свою технику, взамен получая нефть, хлопок и другое сырьё по устойчивым ценам, защищённым от крайних рыночных колебаний, с тем чтобы Ангола сохраняла платёжеспособность. По мере усложнения технологической цепочки бразильская промышленная продукция выходит на мировой рынок, а Анголе передаются менее технологичные компоненты промышленного производства и (непременно!) соответствующие каналы сбыта.
Индустриализация Южной Кореи и Тайваня, куда с начала 60-х передавались менее прибыльные звенья японских производственных цепочек с соответствующими экспортными навыками и связями, происходила по тому же принципу. Конечно, огромную роль играли капиталы, сбытовые возможности и политическая воля США, исключительно заинтересованных в выживании и самоокупаемости своих антикоммунистических форпостов в Восточной Азии. Со своей стороны, и правящие элиты Кореи и Тайваня должны были суметь воспользоваться предоставленными возможностями. Именно за этим следили извне и сверху, направляя в производство даже коррупционные доходы.
Это обретало смысл для самих коррупционеров, потому что устойчивые экспортные доходы делали производство, по крайней мере в более долгосрочном плане, привлекательнее рисков сиюминутного казнокрадства. Сегодня подобное прагматичное (если не циничное) отношение к коррупции, стало негласной политикой во многих странах, даже во внешне жёстком коммунистическом Китае.
Собственно, идея нового мирового экономического порядка и заключалась в создании политических механизмов, способных воспроизвести для всех стран «Юга» то, что США некогда предлагали своим стратегическим клиентам по сугубо геополитическим соображениям холодной войны, а Северная Европа демонстрировала по отношению к Испании, Португалии и Греции после разложения последних на континенте фашистских диктатур в середине 1970-х. Однако выявился серьёзный структурный ограничитель — сами размеры мировой экономики.
В XX веке правящие элиты Запада согласились поделиться доходами с собственным кадровым пролетариатом перед лицом совершенно реальной катастрофы мировых войн, фашистских завоеваний или коммунистических революций. Результат превзошёл все ожидания. Западный пролетариат принял сделку и вместо романтичного, но весьма опасного для жизни строительства баррикад стал ездить на собственных машинах за пособиями. Тем самым население развитых капиталистических стран продолжало потреблять даже в периоды безработицы. Страны же советского блока, вместо ожидавшегося Сталиным и многими прочими современниками возобновления после 1945 года Великой депрессии и краха капитализма, столкнулись с совершенно невыносимым для них демонстрационным эффектом массового потребления на Западе.
Однако одно дело — поделиться долей пирога с не таким уж и многочисленным, но центрально расположенным (и, добавим, белым) населением Запада, и совсем иное дело-делить пирог уже со всем (цветным) третьим миром. Вдобавок и сам зажиточный пролетариат Запада к началу 1970-х, оставаясь вполне лояльным капитализму, стал требовать всё большего. В ходе потрясений 1968 года для всех правительств, коммунистических и капиталистических, было исключительно важно предотвратить смычку левых интеллигентов и массы кадрового пролетариата.
Официальные профсоюзы на Западе тогда покупались материальными предложениями, превосходившими их собственные ожидания. Это, конечно, обеспечивало социальное спокойствие, но и гарантировало со временем дальнейший рост запросов. И всё это происходило на фоне понижения норм прибыли в устаревающих промышленных секторах. Вот почему вызванный ОПЕК рост сырьевых издержек произвёл в 1974–1975 годах кризис, сломавший прежние компромиссы и приведший к деиндустриализации Запада.
Экономист Джованни Арриги называет этот кризис сигнальным, за которым последовало мощное восстановление нормы прибыли — но теперь на основе спекулятивных финансов и одновременного снижения доли зарплат в национальном доходе. Подобное восстановление в принципе не могло быть устойчивым и долгосрочным. Но всё-таки велика планета, и пару десятилетий капитализм выручала глобализация.
Впервые это модное слово возникло в 1984 году в редакционном комментарии «Уолл-стрит джорнэл» по поводу решения кабинета Маргарет Тэтчер, открывавшего иностранным банкам прямой доступ на финансовый рынок лондонского Сити. Показательно, что до 1991 года неологизм «глобализация» употреблялся только с прилагательным «финансовая». Дело в том, что после разгрома некогда славных британских профсоюзов в некогда ведущих, но теперь низкоприбыльных отраслях угледобычи и машиностроения Тэтчер остро требовалось создать новый ведущий сектор.
С распадом Британской империи Сити утратил было своё значение мирового денежного насоса, но теперь воспрял благодаря родовым связям с Америкой и близости к Европе. Ожил и остальной Лондон, где резко выросли цены на недвижимость, скупаемую своими и пришлыми рыночными игроками. Тем временем некогда славные Глазго, Белфаст, Манчестер и Бристоль переживали повальное закрытие шахт, заводов и судоверфей с соответствующим букетом социальных патологий от алкоголизма и распада семей до терроризма ирландского и мусульманского (пакистанцев в 1950-е годы завезли в качестве «лимитчиков» для давно устаревших текстильных фабрик). При этом капиталы высвобождались из привязанного к конкретной стране и местности материального сектора и утекали в глобальные финансы.
В 1979 году президент США Джимми Картер под угрозой поражения на выборах призвал своих экономистов сделать хоть что-то для обуздания экономического кризиса. Новый глава американского центробанка Пол Волкер предложил тогда отчаянные меры, не использовавшиеся с 1929 года. Это было сродни началу лечения пациента кровопусканием, коль скоро все известные науке антибиотики перестали работать.
К тому времени кризис на Западе продолжался уже Десятилетие, с никсоновской вынужденной девальвации Доллара 1971 года и формального краха Бреттон-Вудской системы международных финансов, которая после 1945 года служила барьером против повторения больших депрессий. Правительства западных стран вкачивали ликвидность в свои экономики в надежде на повторение кейнсианского эффекта мультипликатора, который так выручал со времён Великой депрессии и послевоенного восстановления. Попросту говоря, и капиталистам, и рабочим по-всякому раздавались деньги в расчёте на стимуляцию потребительского спроса и технического переоснащения. На сей раз почему-то деньги вызывали только инфляцию вкупе с деловым застоем (стагнацией) — стагфляцию.
Капиталисты попросту боялись инвестировать в производство в ситуации, когда будущие прибыли оказались под угрозой из-за дальнейших профсоюзных требований и появления новоявленных конкурентов из развивающихся стран. У всех в памяти был легендарный, помпезный, хромированно-крылатый «бьюик» образца 50-х, поникший вначале перед дешёвенькими, но вполне пригодными японскими «тойотами», к которым вскоре добавились бразильские лицензионные «фольксвагены-жуки», а теперь ещё и угловатый, но вовсе дешёвый югославский «юго».
Пол Волкер, как показывают документы тех лет, жал на кнопки практически вслепую. Он резко поднял ставки по кредитам. Расчёт был на ускорение вялотекущего кризиса, чтобы выжившие сильнейшие, перехватив активы и рыночные секторы у старых и немощных, поскорее запустили следующий подъём. Неудачливый президент Картер так и не успел поносить лавры спасителя капитализма. После выборов 1980 года они достались мастеру консервативного пиара Рейгану и сохранившему свой пост Полу Волкеру.
