Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1 - Кургинян Сергей Ервандович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Что такое описанный мною выше «ментальный паразит», вцепившийся своими лапками в ядро личности? Для экзорциста это бес. А для системщика? Для системщика-биолога это паразитарный организм особого рода. Подобный вирусу, усложненному микроклещу, другому микробиологическому образованию. Для системщика, занятого компьютерами, это особая программа, которую, опять-таки, называют «вирус». Программа, призванная поселиться в чужом софтвере («ментале искусственного разума»).
А для системщика-психолога, занятого индивидуальной психологией, психологией групп или общественным сознанием? Для него это тоже программа, но создаваемая не в искусственном разуме, а в разуме обычном (индивидуальном или коллективном). Это «ментальный вирус». И поскольку речь идет не о естественном организме, а о конструкции, то ее наделяют очень сложными свойствами. Такой саморазвивающийся ментальный организм, созданный для того, чтобы поразить среду (органический ментал личности или общества), должен уметь вгрызаться в жертву, выпускать из своего тела новые и все более длинные лапки, давать потомство, ускользать от «пинцетов», с помощью которых его хотят «фронтально» удалять из сознания…
А почему он поселился в сознании? Только ли потому, что его туда загнали нехорошие дяди, занятые теми или иными подрывными программами в иноземных специнститутах? Остерегаясь прямых метафизических параллелей, я все же должен спросить: почему возникает грех? Только из-за инсинуаций дьявола? А откуда тогда святость?
Говорят, что Россию развратили «антисистемы» (агенты ЦРУ и прочая нечисть).
Люди, которые дают такие разъяснения! Обращаюсь к вам с простым лобовым вопросом: СЧИТАЕТЕ ЛИ ВЫ, ЧТО ПРИ ОПРЕДЕЛЕННОЙ МОЩНОСТИ ПРОМЫВКИ МОЗГОВ С ПОМОЩЬЮ ТЕЛЕВИДЕНИЯ И ДРУГИХ СМИ ВЫ ЛИЧНО МОЖЕТЕ ПОМЕНЯТЬ СВОИ УБЕЖДЕНИЯ? Не какие-то абстрактные сограждане, которыми зловеще манипулируют, а ВЫ ЛИЧНО?
Поскольку до сих пор ВЫ убеждения не поменяли, то как прикажете понимать ваше утверждение об абсолютном манипулировании сознанием ваших сограждан и, соответственно, об абсолютном же отсутствии исторической вины этих сограждан?
Должен ли я понимать это так, что вы — существа высшего сорта, неподвластные манипулированию, а сограждане — существа низшего сорта, подвластные манипулированию? Куда во всех этих построениях надо деть метафизический принцип свободной воли? Что надо вычеркнуть из культуры и метафизики, на которую она опирается? Свободу? Волю? Что еще? Трагедию? Удел человеческий? И что тогда останется?
Так не пора ли признать другое? Что падение Исторической Личности все же произошло. Указав при этом, что падение и обмен с потерей качества — это одно и то же. Идеал — это «первородство». Материальные соблазны — это «чечевичная похлебка». Смена Идеала на материальные соблазны («первородства на чечевичную похлебку») — это обмен с потерей качества, или падение. В конце XX века произошло падение НАШЕЙ (не «этой», а НАШЕЙ) исторической Личности? Да или нет?
В начале XX века Историческая Личность, отчуждаясь от одних ценностей, немедленно «регенерировалась» вокруг других (обмен без потери качества). А в конце XX века регенерации на новой ценностной основе не произошло вовсе (обмен с потерей качества).
В начале XX века народ получил, конечно же, поддержанную им, но все-таки диктатуру. И волю свою был способен выявить лишь КОСВЕННО (например, в акте неслыханного подвига Великой Отечественной войны). А в конце XX века народ обрел формальное право на ПРЯМОЕ выражение своей воли. И, выразив напрямую волю, открепился от одних ценностей, не интегрировавшись в другие.
В 1991 году все можно было как-то списать на то, что Личность захватили врасплох. У народа отсутствовал опыт отстаивания социальных прав. У него не было также опыта ущемления этих прав. Он был увлечен новой утопией. Он находился в состоянии революционного угара. Он был испуган странным ГКЧП. У него после краха ГКЧП совсем не осталось реальных альтернатив Ельцину. Разве что полный распад всего… Не Горбачева же было поддерживать после августовских событий!
Кроме того, народ был загипнотизирован антиправовой ситуацией ГКЧП. Танки на улицах… Добавьте к этому несобранный гэкачепистами Съезд народных депутатов, который надо было собрать прямо 19 августа… А также двусмысленность гэкачепистов, продолжающих парадоксальным образом апеллировать к Горбачеву… Янаев так прямо говорил: «Мой друг Михаил Сергеевич»…
Но в 1993 году народ, делая исторический выбор, уже не был захвачен врасплох. Его социальные права уже были чудовищно ущемлены гайдаровскими реформами. Утопия уже рухнула. Жестокая социальная правда уже обнажилась. Танки на улицу вывел Ельцин, а не Верховный Совет. Сам этот Верховный Совет, худо-бедно, стал политической альтернативой (Руцкой хотя бы не говорил: «Мой друг Борис Николаевич»). В конце концов, альтернативной политической воли при всей ее проблематичности хватило на какое-то сопротивление, доведенное хоть до беспомощной, но стрельбы.
Говоря об уроках октября 1993 года по горячим следам событий, я достаточно подробно разбирал особые обстоятельства, в какой-то мере оправдывающие Историческую Личность (крайняя невнятность оппозиционных политических сил… неоднозначность лидеров… совершенно особый феномен Зюганова и КПРФ… коварство спецслужбистских игр…).
Но, оговаривая все это, нельзя это превращать в индульгенцию. Революционные силы ВСЕГДА невнятны. Политические лидеры ВСЕГДА неоднозначны. Внутри революционных действий ВСЕГДА есть спецфеномены. Что, Каменев и Зиновьев не опубликовали в газете заявление против ленинского плана вооруженного восстания, фактически «сдавая» тех, кто это восстание планировал?
Но внутри революционных действий ВСЕГДА есть еще одно: накаленная энергия масс.
К 1993 году у меня уже был немалый опыт работы в «горячих точках». Я внимательно отслеживал массовые шествия и митинги во многих городах СССР в эпоху так называемой перестройки (1989–1991 годы). Их организаторы обычно преувеличивали численность участников в несколько раз. Так возник миф о миллионных демократических митингах на Манежной площади. На Манежной площади не может разместиться миллион человек. (То же самое, кстати, и с Майданом Незалежности, со всеми прилегающими к нему «рукавами», во время «оранжевой революции»). Миллионный митинг я видел один раз — в Баку с десятого этажа гостиницы, рядом с которой этот митинг проходил.
Тот, кто это увидел и пережил, вряд ли стал бы говорить о миллионах на Манеже и Майдане. Миллионов человек там не было. Но ведь сотни тысяч действительно были!
Самым мощным массовым действом, осуществленным патриотической оппозицией, было 9 мая 1993 года. Тогда на улицу вышло реально до двухсот тысяч человек. Вскоре после этого неслыханного успеха прошли совещания патриотических интеллектуалов и политиков. К чему сводилась общая (между прочим, небезосновательная) оценка? К тому, что если 9 мая вышло так много людей (понимавших, кстати, что это рискованно), то в случае, если Ельцин разгонит законно избранную конституционную власть, а эта власть проявит стойкость, к зданию Верховного Совета (почему-то называемому Белым домом) выйдет полмиллиона людей, защищающих свое растоптанное социальное достоинство и Конституцию.
Реформы Гайдара начались в январе 1992 года. К октябрю 1993 года большинство российского населения было беспрецедентно и бесстыдно ограблено. Ученые, врачи, учителя ввергнуты в нищету. Армия и спецслужбы унижены. 9 мая было расценено как неопровержимое доказательство того, что революционная ситуация в ее классическом варианте уже сформировалась и окончательно созреет к осени 1993 года. Я до сих пор не знаю, почему я оппонировал этой точке зрения и сгоряча сказал, что к «Белому дому» соберется максимум 20 тысяч человек. Выйдя с совещания, я упрекал себя за горячность и совершенно несуразный прогноз.
После подписания Ельциным наглейшего Указа 1400, распускающего парламент (на что у Ельцина было не больше полномочий, чем у его дворника), вожди оппозиции вышли на балкон, ожидая встречи с полумиллионной толпой. Особенно на это рассчитывали те, кто приветствовался толпами, собравшимися к этому же «Белому дому» в августе 1991 года. Тогда они были не патриотами, а демократами. Бледные как мел, они смотрели вниз. Там было… Сначала 10, потом 15… Ну, 20 — но никак не 200 и не 500 тысяч человек. Я был потрясен ничуть не менее, чем они… Впрочем, обсуждать здесь те горькие события и их провокационные слагаемые я не имею права. Это было бы переключением внимания читателя на не имеющие отношения к основной теме сюжеты. Провокации и провокаторы — неотъемлемое слагаемое любой революции. Много раз за эти годы я спрашивал себя: «Почему я дал тот прогноз? Изумился, дав его?.. И второй раз изумился, увидев, что угадал?»
