Политическое урегулирование конфликтов - Лебедева Марина "Аллес Люге" (бесплатная библиотека электронных книг .TXT) 📗
Все эти факты дали основание американским авторам Д. Прюитту и Дж. Рубину дать определение конфликта как конфликта воспринимаемых интересов, имея в виду, что в любом случае при конфликте стороны видят свои интересы как противоречащие друг другу, независимо от того, каково их реальное соотношение. В некоторых случаях, отмечают американские исследователи Дж. Рубин и Д. Колб, стороны объективно могут и не иметь повода для конфликта, разделяющего их, но будут действовать так, будто конфликт существует. Подобным же образом участники конфликта могут быть разделены глубокими объективными различиями, но тем не менее будут верить, что таковых не существует, и действовать, руководствуясь своими (пусть иллюзорными) взглядами на реальность, избегая очевидной конфронтации.
Вследствие ошибки восприятия один участник может начать боевые действия в отношении другого лишь на основе того, что он сочтет (или воспримет), будто тот представляет для него угрозу. Этот участник первым начнет вооруженную борьбу, чтобы перехватить инициативу и тем самым получить преимущества. На практике может случиться и так, что реальный конфликт интересов будет проигнорирован, а несуществующий воспринят как настоящий конфликт.
Немецкий исследователь Д. Зенгхаас ввел понятие «политический аутизм», позаимствовав слово «аутизм» из психоанализа. Под политическим аутизмом он понимает такое восприятие и основанное на нем мышление, логика которого стремится к выполнению «желаемого». В результате происходит утрата чувства реальности, другая сторона воспринимается в качестве «враждебной» или «дружественной» на чисто субъективной основе.
В своем крайнем выражении несоответствие восприятия действительности проявляется относительно редко, однако именно оно, хотя и в несколько смягченной форме, может не только породить конфликты, но и создать много сложностей при их урегулировании. Согласно исследованию американского автора Дж. Стоссинджера, в большинстве вооруженных конфликтов XX столетия ошибки восприятия политических лидеров были одним из ведущих факторов их дальнейшего развития. Эти ошибки выражались в:
• неадекватной оценке собственных возможностей;
• неверной оценке лидера противоположной стороны, его личностных черт;
• ошибочном восприятии намерений противоположной стороны; недооценке сил и возможностей противоположной стороны.
В отличие от зарубежных работ, в которых феномену восприятия в конфликте придавалось и придается одно из ключевых значений, в отечественной науке долгое время господствовали представления, абсолютизирующие объективные факторы в политике. Сквозь их призму обычно рассматривался и конфликт, в результате чего проблема различия восприятия сторон, вовлеченных в конфликтные отношения, часто не поднималась вообще. Те редкие работы, в которых, в порядке исключения, ставились подобные вопросы, не были специально посвящены конфликтам. Одной из таких работ была работа В.Ф. Поршнева «Социальная психология и история». В ней, в частности, обращалось внимание на тот факт, что начиная с первобытного общества существовало противопоставление «мы» — «они», которое являлось одним из существенных источников развитии конфликта. «Мы, — писал В.Ф. Поршнев, — это всегда „люди“ в прямом смысле слова, т. е. люди вообще, тогда как „они“ — не совсем люди». В 70-е годы появилась монография отечественного исследователя Л.А. Зака «Западная дипломатия и внешнеполитические стереотипы», в которой отмечалась роль восприятия в конфликтной ситуации при анализе сложившихся к тому времени в зарубежной науке подходов.
В чем же конкретно проявляется восприятие в конфликтных и кризисных ситуациях? Этой проблеме посвящено немало научных исследований. В них показано, что в условиях конфликта восприятие в значительной степени стереотипизировано и характеризуется типичными для социальных стереотипов явлениями. Стереотипное восприятие включает в себя:
• эмоциональный аспект (сильная эмоциональная окраска, чувство враждебности по отношению к противоположной стороне, недоверие, страх, подозрительность);
• когнитивный аспект (стремление к упрощению информации, схематизм при оценке фактов, крайняя избирательность восприятия, т. е. воспринимается только та информация, которая согласуется с имеющимися стереотипами, вся остальная игнорируется. В результате восприятие принимает суженный характер).
В наиболее экстремальной форме стереотипы проявляются на уровне массового сознания. В значительной степени они создаются и поддерживаются средствами массовой информации. Однако от стереотипов несвободна и политическая элита. Активно участвуя в создании и формировании стереотипов, лица, принимающие решения, часто сами оказываются в не меньшей степени подвержены действию ими же созданных стереотипов.
Одним из примеров стереотипизации образов в условиях конфликтных отношений может служить описываемое Е.В. Егоровой-Гантман и К.В. Плешаковым восприятие японцев во время второй мировой войны американцами, особенно теми из них, кто жил на западном побережье. Оно характеризовалось тем, что японец в глазах американца терял свои индивидуальные черты и воспринимался как «японец вообще» (стремление к упрощению информации), т. е. в контексте исторических событий тех лет только как враг. Это побуждало американцев к соответствующим действиям.
Стереотипизация восприятия в условиях конфликта служит причиной игнорирования всего того, что не укладывается в рамки собственных представлений и желаний. Те факты, которые противоречат сформулированной позиции, как правило либо не замечаются, либо путем соответствующей интерпретации подгоняются под усвоенные стереотипы. При этом сужается спектр источников информации. Как отмечает южноафриканский исследователь М. Амстей, в конфликте и кризисе стороны в большей степени склонны основывать свои суждения на информации, полученной разведкой, чем на информации, основанной на открытых источниках. Это объясняется в первую очередь тем, что в ситуации конфликта участники не доверяют друг другу и соответственно с сомнениями относятся к открытым источникам информации.
В конечном счете, стереотипизация ограничивает поиски возможных вариантов выхода из конфликта. Стороны видят и оценивают лишь очень незначительное количество возможных альтернатив поведения, они действуют в рамках той парадигмы, которая описывает конфликт как игру с нулевой суммой. Например, если это территориальный конфликт, то каждый из участников вначале претендует на всю спорную территорию и даже мысли не допускает о возможных компромиссных решениях. В результате предлагаемые сторонами варианты разрешения конфликта оказываются направленными главным образом на усиление противостояния.
Одним из следствий стереотипизации служит ею схематизация, вследствие которой в условиях конфликта появляется возможность легче вести пропаганду войны, чем мира. Стереотипы войны обычно строятся по принципу дихотомии, типа «победа или смерть», «свой — чужой». Подобная дихотомия предполагает наиболее простые решения, нацеленные на уничтожение врага. Мирные же выходы их конфликтной ситуации, напротив, требуют сложного поиска развязки интересов, идущего вразрез со схемами.
Усилению стереотипов в значительной степени способствует пропаганда, нацеленная на формирование «образа врага». Каждая сторона старается сделать пропаганду как можно более простой, доходчивой, исходя из того, что чем примитивнее пропагандистский образ, тем он легче ассимилируется в систему стереотипов личности, социальных и этнических групп. Все это ведет к тому, что в конфликте массы начинают активно поддерживать своих политических лидеров. Например, как показали исследования М. Дойча, в период «холодной войны» американские студенты оценивали более позитивно действия США против СССР. Они чаще воспринимали эти действия как правильные и законные в отличие от аналогичных действий СССР против США.
Для восприятия в условиях конфликта характерен ряд конкретных феноменов. Один из них — «приписывающее искажение». Он заключается в том, что любые поступки противоположной стороны объясняются ее «злым умыслом». Этот феномен был довольно образно описан американским психологом Р. Уайтом, который назвал его «дьявольским образом врага». В соответствии с данным образом «дьявольское» всегда оказывается на противоположной стороне, а собственное поведение воспринимается исключительно как праведное. В результате все хорошие поступки противника соотносятся с его стремлением достичь какой-либо цели, а собственные добрые действия расцениваются как совершаемые в силу мирного и доброго характера. Что касается своих неблаговидных поступков, то они либо просто не замечаются, либо объясняются обстоятельствами или поведением другого лица, которое вызвало столь резкий ответ.
