Исав и Иаков: Судьба развития в России и мире. Том 1 - Кургинян Сергей Ервандович (книги онлайн без регистрации полностью txt) 📗
Я-то думаю, что реальность не укладывается в схематизацию Юнга. Что она еще намного сложнее. Но начни я сейчас развернуто излагать свои соображения — мы потеряем нить. Могу дополнительно сослаться на опыт разного рода экстремальных состояний, в которых высокопрофессиональные спецназовцы улавливают, например, запах опасности… Ну, и хватит. Юнга никто не опроверг в полной мере, он ученый с мировым именем… Ему можно говорить о диалогах с сущностями (анимой и так далее)… А мне нет?
Увы, подробнее распространяться по этому поводу — значит подменить предмет исследования. А обсуждая вкратце данный тип отношений высказывающегося и сущности, которую задели эти высказывания, можно констатировать лишь то, что я констатирую.
Позже я попытаюсь добавить нечто к сказанному сейчас. Но мне представляется, что сказанного достаточно для того, чтобы оправдать введение в мой анализ всего того, что я называю «откликами» некоей «сущности» на мои высказывания, достраивающие исследуемый мною Текст.
Иногда за подобной адресацией лежит нежелание указывать на конкретные лица и понимание того, что лица откликались не на мое аналитическое творчество, а на недопустимость никаких и именно никаких шагов в плане преодоления бессубъектности России.
Иногда за подобной адресацией лежит понимание того, что откликались — в виде интриг, например, — не конкретные люди, а социальные сущности, имеющие свои представления о том, как именно надо откликаться в подобных случаях.
А иногда речь идет о чем-то сродни социальной медиумности, когда откликается не личность, а медиум. И отклик этот репрезентирует почти буквально стоящую за этим медиумом сущность.
Но за всеми этими «иногда» всегда стоит Ее Величество Элитная Пустота, выявленная мною в предыдущей части работы. Я почти физически ощущаю, как откликается именно она. И кем бы я был, если бы не воспользовался возможностью исследовать эти отклики, то есть поговорить с нею по душам? Я был бы кем угодно, но не исследователем! И уж тем более не исследователем судьбы развития… Ведь исследование судьбы — это всегда в чем-то и в какой-то степени разговор не с людьми, а с сущностями.
Да, разговор с сущностью — это всегда балансирование на грани, за которой субъект-объектное переходит в субъект-субъектное, а научное исследование в рефлексию на игровые хитросплетения.
Что ж, это мой осознанный выбор. Выбор исследователя, понимающего, что именно он исследует, и отдающего себе отчет, что классическим образом неклассическое исследовать невозможно.
А еще я собираюсь балансировать на грани, за которой рациональное переходит в экзистенциальное. Это тоже мой осознанный выбор. Ницшевскому Заратустре можно балансировать, а мне нет?
Я всегда считал, что настоящая аналитика — это аналитика бытия. И, не будучи поклонником экзистенциального метода Ницше, Хайдеггера и других, всегда относился очень серьезно к их пафосу, характеру их интеллектуальной страсти, требующей сопряжения рационального и экзистенциального. Мне может не нравиться то, как именно они осуществляют это сопряжение. Но само стремление такое сопряжение осуществить мне глубоко созвучно.
Можно ли, осуществляя подобные сопряжения, сохранить верность духу исследования? Отвечаю: можно, если ты сознаешь, что эти сопряжения являются для тебя, как исследователя, именно опасной возможностью. Тогда ты возможность используешь, а от опасности убережешься.
Как именно? Да самыми разными способами! Прежде всего, за счет регулярных и желательно частых переходов от подобных сопряжений к тому, что принадлежит сфере конкретного и практически достоверного.
Если ты, осуществляя такие переходы, способен поверять конкретикой свои сопряжения…
Если ты видишь, что они, сопряжения эти, позволяют тебе ориентироваться точнее в пределах практически достоверного…
Что ж, тогда ты, может быть, и не собьешься с исследовательского пути. Конечно же, риск велик. Но что поделаешь — предмет «избыточно специфичен».
Глава II. Что-то знакомое
Переходя от первого слоя текстуальной периферии, в котором я выявил собирательного героя, именуемого пустотой, к второму слою этой периферии, в котором я хочу пустоту исследовать, я понимаю важность правильного выбора отправной точки. И в качестве такой отправной точки выбираю… всего лишь некое невнятное ощущение… Обсуждаю я в газете «Завтра» это самое развитие, и через четыре—пять недель (а обсуждал я в газете «Завтра» развитие из номера в номер в течение 9 месяцев) возникает у меня странное ощущение. Будто бы ты движешься уже не в обычной атмосфере, в которой сопротивления твоему движению нет, а в какой-то постепенно уплотняющейся среде, в которой поначалу все вроде бы как обычно, а потом обычное продвижение начинает требовать удвоенных, утроенных и так далее усилий.
Мало того, что ты эту необходимость окупать обычнее продвижение вперед избыточными усилиями ощущаешь почти физически… Ты еще начинаешь понимать, что это дежа вю… Что так уже было когда-то… Что ты просто забыл тогдашние ощущения в их тотальной телесности. А теперь они восстанавливаются, выныривают из глубин памяти.
Конечно, это только ощущения… Но когда осуществляешь такое исследование, то и ощущениям тоже надо верить. Что же касается повторности этих ощущений, то впервые они возникли у меня в период с 1987 по 1991 год, в ходе написания ряда аналитических работ, посвященных возможностям преодоления застоя и перехода к форсированному развитию. Это ощущение сопротивления сгущающейся вокруг тебя атмосферы, сопротивления, при котором нужно напрячь все силы, чтобы совершить каждый следующий исследовательский шаг, было особо острым в момент написания книги «Постперестройка».
Подчеркиваю — вначале речь шла не о политическом дежа вю, а о дежа вю личном. Ты почему-то сталкиваешься с чем-то, напоминающем что-то, что касается твоих прежних продвижений по сходному исследовательскому маршруту. От таких ощущений до чего-либо более внятного, и уж тем более до проведения параллелей между твоим личным воспоминанием и историческим дежа вю, огромная дистанция.
Но чем острее становились ощущения и чем в большей степени восстанавливалась память об ощущениях предыдущих, тем в большей степени хотелось осмыслить как природу этих ощущений, так и их причины.
Любой повтор дает огромные исследовательские возможности. Пока ты располагаешь уникальным комплексом ощущений, впечатлений, данных, ты скован этой уникальностью. Но, когда ты сталкиваешься с аналогичным комплексом (при том, что буквальных аналогий вообще не бывает), ты можешь задаться вопросом о том, что именно повторяется и почему. Ты можешь наложить один контур на другой… Ты можешь сопоставить отдельные сегменты поразительно совпадающих контуров… И так далее.
Раньше или позже ты спрашиваешь себя: «А что, собственно, происходит за пределами твоей личной коллизии с каким-то там «ощущенческим» и вполне невнятным, точнее только для тебя лишь и достоверным, дежа вю? Происходит ли что-нибудь общезначимое и абсолютно очевидное? При этом еще и самим же тобою выявленное к данному этапу исследования?»
Подумав и отобрав лишь наиболее бесспорное из того, что ты сам же и выявил, ты отвечаешь: «Да, происходит. Качество происходящего существенно недоопределено. Но то, что происходит нечто знакомое, бесспорно».
Заявлена ли тема «развитие»? Заявлена ли она властью — внятно и с абсолютной категоричностью? Да или нет? Ни один вменяемый человек не может отрицать, что эта тема заявлена, причем и Путиным, и Медведевым.
Можно обсуждать качество этой заявки. Это ответственное волеизъявление (проект)? Это пиар? Это благопожелание?
Можно обсуждать также содержание, вкладываемое в заявку. Пойдет ли речь действительно о спасении через развитие… или же речь пойдет о чем-то, аналогичном народной присказке «что мертвому припарки»…
Можно (и должно) обсуждать также, во что превратится заявленная тема в связи с так называемой «войной элит». Не окажется ли, что заявка на развитие в нынешнем прискорбном элитном контексте тождественна борьбе за «распил» тех или иных ресурсных потоков?
