Сталин - Троцкий Лев Давидович (читать книги онлайн бесплатно полностью TXT) 📗
Победа революции, писал он, может быть завершена «только диктатурой, потому что осуществление преобразований, немедленно и непременно нужных для пролетариата и крестьянства, вызовет отчаянное сопротивление и помещиков, и крупных буржуа, и царизма. Без диктатуры сломить это сопротивление, отразить контрреволюционные попытки невозможно. Но это будет, разумеется, не социалистическая, а демократическая диктатура. Она не сможет затронуть (без целого ряда промежуточных ступеней революционного развития) основ капитализма. Она сможет, в лучшем случае, внести коренное перераспределение земельной собственности в пользу крестьянства, провести последовательный и полный демократизм вплоть до республики, вырвать с корнем все азиатские, кабальные черты не только из деревенского, но и из фабричного быта, положить начало серьезному улучшению положения рабочих и повышению их жизненного уровня; наконец, last but not least, перенести революционный пожар на Европу».
Концепция Ленина представляла огромный шаг вперед, поскольку исходила не из конституционных реформ, а из аграрного переворота как центральной задачи революции и указывала единственно реальную комбинацию социальных сил для его совершения. Слабым пунктом концепции Ленина было, однако, внутренне противоречивое понятие «демократической диктатуры пролетариата и крестьянства». Ленин сам подчеркивал основное ограничение этой «диктатуры», когда открыто называл ее буржуазной. Он хотел этим сказать, что во имя сохранения союза с крестьянством, пролетариат вынужден будет в ближайшую революцию отказаться от непосредственной постановки социалистических задач. Но это и означало бы, что пролетариат отказывался от своей диктатуры. По существу, дело шло, следовательно, о диктатуре крестьянства, хотя и при участии рабочих. В некоторых случаях Ленин так именно и говорил, например, на Стокгольмском съезде, где он возражал Плеханову, востававшему против «утопии» захвата власти: «О какой программе идет речь? Об аграрной. Кто предполагается в этой программе захватывающим власть? Революционное крестьянство. Смешивает ли Ленин власть пролетариата с этим крестьянством?» «Нет, – говорит он о самом себе, – Ленин резко различает социалистическую власть пролетариата от буржуазно-демократической власти крестьянства». «Да как же возможна, – восклицает он снова, – победоносная крестьянская революция без захвата власти революционным крестьянством?» В этой полемической формулировке Ленин особо отчетливо обнаруживает уязвимость своей позиции.
Крестьянство разбросано на поверхности огромной страны, узловыми пунктами которой являются, города. Само крестьянство неспособно даже формулировать свои интересы, так как в каждой области они представляются по-разному. Экономическая связь между провинциями создается рынком и железными дорогами; но и рынок, и железные дороги в руках города. Пытаясь вырваться из деревенской ограниченности и обобщить свои интересы, крестьянство неминуемо попадает в политическую зависимость от города. Наконец, крестьянство неоднородно и в социальном отношении: кулацкий слой, естественно, стремится увлечь его на союз с городской буржуазией; низы деревни тянут, наоборот, в сторону городских рабочих. При этих условиях крестьянство как крестьянство совершенно неспособно овладеть властью.
Правда, в старом Китае революции ставили у власти крестьянство, точнее, военных вождей крестьянского восстания. Это приводило каждый раз к переделу земли и учреждению новой «крестьянской» династии, после чего история начиналась сначала: новое сосредоточение земель, новая аристократия, новое ростовщичество, новое восстание. Пока революция сохраняет свой чисто крестьянский характер, общество не выходит из этих безнадежных круговоротов. Такова основа старой азиатской, в том числе и старой русской истории. В Европе, начиная с исхода средних веков, каждое победоносное крестьянское восстание ставило у власти не крестьянское правительство, а левую бюргерскую партию. Точнее сказать, крестьянское восстание оказывалось победоносным ровно в той мере, в какой ему удавалось упрочить позиции революционной части городского населения. В буржуазной России XX века не могло больше быть и речи о захвате власти революционным крестьянством.
Отношение к либеральной буржуазии являлось, как сказано, оселком при размежевании между революционерами и оппортунистами в среде социал-демократов. Как далеко может зайти русская революция, какой характер примет будущее Временное революционное правительство, какие задачи и в какой очереди перед ним встанут, – эти вопросы при всей их важности могли быть правильно поставлены только в зависимости от основного характера политики пролетариата, а этот характер определялся прежде всего отношением к либеральной буржуазии. Плеханов явно и упорно закрывал глаза на основной вывод политической истории XIX века: где пролетариат выступает как самостоятельная сила, там буржуазия передвигается в лагерь контрреволюции. Чем смелее борьба масс, тем быстрее реакционное перерождение либерализма. Никто еще не выдумал средства, чтоб парализовать действие закона классовой борьбы.
«Нам надо дорожить поддержкой непролетарских партий, – повторял Плеханов в годы первой революции, – а не отталкивать их от нас бестактными выходками». Монотонными нравоучениями такого рода философ марксизма показывал, что живая динамика общества оставалась недоступной ему. «Бестактностями» можно оттолкнуть отдельного чувствительного интеллигента. Классы и партии притягиваются или отталкиваются социальными интересами. «Можно с уверенностью сказать, – возражал Плеханову Ленин, – что либералы-помещики простят вам миллионы «бестактностей», но не простят призывов к отобранию земли». И не только помещики: верхи буржуазии, связанные с землевладельцами единством собственнических интересов и, более узко, системой банков; верхи мелкой буржуазии и интеллигенции, материально и морально зависящие от крупных и средних собственников, все они боятся независимого движения масс. Между тем, для низвержения царизма нужно было поднять десятки и десятки миллионов угнетенных на героический, самоотверженный, беззаветный, ни перед чем не останавливающийся революционный штурм. Подняться на восстание массы могли только под знаменем своих собственных интересов, следовательно, в духе непримиримой вражды против эксплуататорских классов, начиная с помещиков. «Отталкивание» оппозиционной буржуазии от революционных рабочих и крестьян являлось поэтому имманентным законом самой революции и не могло быть избегнуто при помощи дипломатии и «такта».
