Капитал в XXI веке - Пикетти Томас (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
Однако ключевой факт состоит в том, что эта ситуация длится не так долго. «Капитализм восстановления» был лишь временным этапом, а не структурным преодолением, каким его иногда изображали. В 1950-1960-е годы по мере того, как капитал снова стал накапливаться, а соотношение между капиталом и доходом β начало расти, состояния вновь стали стареть, вследствие чего соотношение μ между средним имуществом на момент смерти и имуществом живых также увеличилось. Возвращение имущества происходило наряду с его старением и подготавливало еще более мощное возвращение наследства. В 1960 году ситуация 1947 года была не более чем воспоминанием: шестидесятилетние и семидесятилетние ненамного превосходили пятидесятилетних (см. таблицу 11.1). В 1980-е годы настал час восьмидесятилетних. Их имущество постоянно росло в 1990-2000-е годы. В 2010 году среднее имущество восьмидесятилетних было на 30 % больше, чем имущество пятидесятилетних. Если включить в имущество различных групп дарения, совершенные до смерти (что не было сделано в таблице 11.1), то окажется, что имущество этой группы в 2000-2010-е годы росло намного быстрее: приблизительно в таких же пропорциях, что и в 1900-1910-е годы (среднее имущество группы от 70 до 79 лет и группы от 80 лет и старше вдвое превышает имущество группы от 50 до 59 лет), с той лишь разницей, что большая часть смертей сегодня происходит в более пожилом возрасте, вследствие чего соотношение μ оказывается заметно более высоким (см. график 11.5).
Как будет меняться оборот наследства в XXI веке? Учитывая сильный рост оборота наследства в течение последних десятилетий, вполне естественно задаться вопросом, продолжится ли этот рост в дальнейшем. На графике 11.6 мы отразили два возможных пути эволюции в XXI веке. Первый из них — это основной сценарий, предполагающий, что в 2010–2100 годах темпы роста составят 1,7 % в год [376], а доходность капитала будет равна 3 % [377]. Второй путь — это альтернативный сценарий, согласно которому в 2010–2100 годах рост будет составлять всего 1 % в год, а доходность капитала достигнет 5 %. Эти сценарии соответствуют ситуации, когда налоги на капитал и доходы с него, в том числе и на прибыль компаний, будут полностью упразднены или же их отменят частично, а доля капитала при этом продолжит расти.
График 11.6
Наблюдаемый и моделируемый оборот наследства во Франции в 1820–2010 годах.
ордината: Ежегодная стоимость наследств и дарований (в % к национальному доходу).
Примечание. Моделирование на основе теоретической модели помазывает, что в XXI веке оборот наследства будет зависеть от темпов роста и от очищенной от налогов доходности капитала. Источники: piketty.pse.ens.fr/capital21с.
В основном сценарии моделирование на основе теоретической модели (которое успешно применялось для исследования эволюции в период с 1820 по 2010 год) показывает, что оборот наследства будет расти до 2030-2040-х годов и затем стабилизируется на уровне 16–17 % национального дохода. Согласно альтернативному сценарию, оборот наследства будет увеличиваться до 2060-2070-х годов, достигнет 24–25 % национального дохода, т. е. того же уровня, что в 1870-1910-е годы, и затем стабилизируется. В одном случае возвращение наследства будет лишь частичным; в другом оно будет полным (по крайней мере в том, что касается объема наследства и дарений). Однако в обоих случаях оборот наследства и дарений в XXI веке будет очень высоким и намного превысит чрезвычайно низкий уровень, наблюдавшийся в середине XX века.
Разумеется, следует подчеркнуть, что такие прогнозы сопряжены с высокой степенью неопределенности и представляют интерес скорее с иллюстративной точки зрения. Эволюция оборота наследства в начинающемся столетии будет зависеть от множества экономических, демографических и политических параметров, которые, как показывает история минувшего века, могут приводить к масштабным и труднопредсказуемым поворотам. Можно представить и другие сценарии, которые приведут к иной эволюции, например в случае мощного ускорения демографического или экономического роста (что представляется маловероятным) или же в случае радикального изменения государственной политики по отношению к частному капиталу или к наследству (что, возможно, более реалистично) [378].
Подчеркнем также тот факт, что эволюция имущества по возрастным группам зависит прежде всего от сберегательного поведения, т. е. от причин, по которым люди накапливают имущество. Как мы уже неоднократно отмечали, эти причины многочисленны и очень разнообразны, и зачастую каждый человек руководствуется всеми ими, но в разной степени. Можно сберегать для того, чтобы накопить средства ко времени выхода на пенсию, или же на случай потери работы или зарплаты (сбережение жизненного цикла или из предосторожности), а можно скопить или сохранить семейный капитал, или можно накапливать средства просто из любви к богатству и из стремления к престижу, который оно иногда обеспечивает (династическое сбережение или чистое накопление). В принципе, можно представить себе мир, в котором каждый решал бы превратить все свое состояние в пожизненную ренту и умирал бы, не оставляя никакого имущества. Если такое поведение вдруг станет преобладающим в XXI веке, то оборот наследства, разумеется, сократится до минимума вне зависимости от темпов роста и доходности капитала.
Тем не менее оба сценария эволюции, представленные на графике 11.6, являются наиболее правдоподобными, если учитывать имеющуюся в настоящее время информацию. Так, мы предположили, что в 2010–2100 годах сохранится то же сберегательное поведение, что и в прошлом. Мы можем охарактеризовать его следующим образом. Помимо сильных различий в индивидуальном поведении [379], можно констатировать, что в среднем норма сбережений заметно выше, когда выше доход или начальный капитал [380], однако различия по возрастным группам намного менее значимы: в среднем в первом приближении люди в любом возрасте сберегают в сопоставимых пропорциях. Так, в пожилом возрасте не прослеживается массового снижения уровня сбережений, которое предсказывается теорией жизненного цикла, как бы ни менялась продолжительность жизни. Это, бесспорно, обусловлено той ролью, которую играет стремление передать имущество по наследству (на самом деле никому не хочется умирать, не имея никакого имущества, в том числе и в стареющих обществах), а также логикой чистого накопления и чувством безопасности — а не только жаждой престижа и власти, — которое обеспечивает имущество [381]. Очень сильная имущественная концентрация (на долю верхней децили всегда приходится как минимум 50–60 % общего имущества, в том числе и в каждой возрастной группе) является тем недостающим звеном, которое позволяет объяснить все эти факты в целом и которое упускает из виду теория Модильяни. Постепенное возвращение имущественного неравенства династического типа начиная с 1950-1960-х годов дает возможность понять, почему в пожилом возрасте уровень сбережений не снижается (основная часть имущества принадлежит людям, у которых есть средства на то, чтобы поддерживать свой уровень жизни, не продавая при этом своих активов). Наследство остается на высоком уровне и сохраняется новое равновесие, в рамках которого позитивная мобильность, конечно, наблюдается, но в ограниченных масштабах.
Ключевой момент заключается в том, что при определенной структуре сберегательного поведения этот кумулятивный процесс оказывается тем более быстрым и неравным, чем выше доходность капитала и ниже темпы роста. Очень сильный рост в течение Славного тридцатилетия обусловил относительно медленное повышение соотношения μ (между средним имуществом на момент смерти и имуществом живых) и оборота наследства в 1950-1970-е годы. Напротив, снижение роста объясняет ускорение старения состояний и возвращение наследства, наблюдаемое с 1980-х годов. В принципе, когда темпы роста высоки, например когда зарплаты растут на 5 % в год, молодым поколениям проще накапливать имущество и держаться наравне с теми, кто их старше. Если же рост зарплат снижается до 1–2 % в год [382], то над молодыми активами неизбежно начинает преобладать более возрастное имущество, которое увеличивается темпами, равными доходности капитала. Этот простой, но важный процесс прекрасно отражает эволюцию соотношения μ и ежегодного оборота наследства и объясняет, почему наблюдаемые и моделируемые данные так близки друг к другу на протяжении всего периода с 1820 по 2010 год [383].