Руководящие идеи русской жизни - Тихомиров Лев Александрович (книги полностью бесплатно .TXT) 📗
«Правительство не может равным образом согласиться с особым мнением, подписанным архиепископом Николаем и другими, о полном отклонении законопроекта, так как в этом случае остались бы все те пробелы, которые вызваны жизненной потребностью. При этом условии, кроме того, православная вера оказалась бы менее защищенной, чем инославные. Присоединяясь всецело к мысли, что для государства не может быть безразлична религия его подданных, правительство полагает, что идеалы Российского государства основаны на нравственных началах не только христианства вообще, но в частности Православия. Мы твердо убеждены в том, что основой русской государственной жизни, одним из ее непобедимых устоев является несомненно Православие, и потому-то несомненно и с точки зрения авторов особого мнения не может быть желательным отклонение законопроекта целиком и оставление, следовательно, инославных в лучших условиях, чем вера православная».
Это категорическое заявление о связи Русского государства именно с Православием, а следовательно, и с Православной Церковью, составляет акт в высшей степени важный. Но именно это обстоятельство усиливает, мы полагаем, а не ослабляет необходимость отклонения законопроекта.
Архиепископ Николай, критикуя церковно-вероисповедную политику правительства за последние шесть лет, не рекомендует остаться без всяких законов, а лишь указывает, что для решения таких вопросов нужно предварительно созвать Церковный Поместный Собор. Со своей стороны заметим, что это не только не противоречит Высочайшему Указу 17 апреля 1905 года, но, как нам кажется, составляет единственно правильный путь для согласования с ним общего законодательства.
Нужно брать волеизъявления Верховной власти в полноте их исторической обстановки. Иначе мы рискуем впасть в огромные ошибки, как это и случилось с вероисповедным законодательством правительства предшествовавших лет.
Нужно вспомнить, что созыв Собора имелся в виду именно до Указа 17 апреля. Вопрос о Церковном Соборе был поднят в начале 1905 года, но эта идея была оставлена после первых же неудачных попыток ее решения, и 31 марта 1905 года Государь Император на всеподданнейшем докладе Св. Синода о созвании Собора начертал: «Признаю невозможным совершить в переживаемое ныне тревожное время столь великое дело, требующее и спокойствия, и обдуманности, каково созвание Поместного Собора».
Нет сомнения, что если бы от мысли о Соборе не пришлось по указанным причинам отказаться, то вероисповедные потребности, отразившиеся в Указе 17 апреля, нашли бы себе предварительное обсуждение на Соборе. Но от него пришлось отказаться, а жизненные требования искали разрешения. И вот является Указ 17 апреля 1905 года. Достойно внимания, что Воля Верховной власти была при этом осуществлена не обычным законодательным порядком, а именно посредством Указа, имевшего последствием временные правила. Между тем Государственный Совет существовал и действовал. Отсюда следует, что Высочайшей Волей отнюдь не утверждалась возможность окончательно решать такие вопросы без предварительного совещания с Собором, посредством только одних государственных законодательных учреждений. Конечно, лишь поэтому принципиальные положения Указа 17 апреля осуществлены доселе лишь в виде временных правил.
Таким образом, никакие основания не говорят нам, что правительство графа Витте или П.А. Столыпина должно было идти к законодательному осуществлению вероисповедных запросов жизни посредством одних государственных учреждений раньше, чем созван Поместный Собор. Не дает на это никаких оснований и Манифест 17 октября, в котором хотя на обязанность правительства и возлагалось дарование населению основ гражданской свободы, между прочим, и на началах свободы совести, но ни единым словом не давалось правительству права приступать к вероисповедной реформе путем общих законодательных учреждений, без предварительного испрошения Высочайшего повеления на созыв Поместного Собора.
Итак, мы имеем все основания думать, что поспешная вероисповедная реформа, предпринятая правительством до созыва Собора, не имела оснований в Высочайших волеизъявлениях.
Во исполнение Указа 17 апреля и Манифеста 17 октября правительству надлежало не начинать составление законодательных предположений для представления в Государственную Думу, а надлежало их заготовить для представления на Поместный Собор к тому времени, когда он будет созван. Сразу ошибочно поставленный способ осуществления Высочайшей Воли в отношении вероисповедном так и остался до сих пор не исправленным, и вот, вследствие ошибочного начала дела мы с тех пор уж пять лет ничего не можем достигнуть, а только производим агитацию всей страны непримиримыми спорами общих законодательных учреждений, не поддающимися никакому логическому согласованию.
Зачем же теперь, на закате третьей Думы, мы, проживши эти годы при временных правилах, должны непременно торопиться завершить дело бесповоротно, тогда как его несовершимость без предварительного Церковного Собора все более и более для всех уясняется. Конечно, Православная Церковь при нынешних порядках живет в условиях худших, нежели инославные общины. Но для веры и Церкви лучше претерпеть еще несколько времени, чем видеть признание законом того принципа, по которому положение Православной Церкви определяется государством без совещания с Собором, — людьми, церковного чина не имеющими и даже неправославными и иноверцами — евреями, магометанами и т. д. — наравне с православными.
Поэтому, нам кажется, гораздо правильнее отклонить законопроект, чем искать средних решений, которые, давая малые выгоды, во всяком случае, санкционируют в корне неправильное отношение государства к Церкви.
Доселе правительство не делало такого ясного и категорического признания неразрывной связи Русского государства с Русской Церковью, как формулировано теперь министром внутренних дел. Но если мы, слава Богу, наконец пришли к этому сознанию, то неизбежен вывод: приостановка движения вероисповедных законопроектов, без опроса Собора составленных, ускорение созыва Собора, составление законопроектов для представления на его консультацию, и только затем уже проведение их через общие законодательные учреждения. А в ожидании — все, православные и инославные, могут как-нибудь потерпеть и при временных правилах. Терпели больше, так лучше обождать еще, но зато уж выйти потом раз и навсегда из ложного положения, в которое мы были поставлены каким-то недоразумением правительства 1906 года в понимании путей исполнения Высочайшей Воли, выраженной 17 апреля и 17 октября 1905 года.
Старообрядческий вопрос в Государственном Совете
Наш уважаемый сотрудник, присяжный поверенный Н.Д. Кузнецов, уже не первый раз критикующий беспринципность, с которой у нас поведена была вероисповедная политика, рассмотрел в №№ 90, 93 и 94 Московских Ведомостей «Закон о старообрядческих общинах в Государственном Совете». Это лишь частный вопрос общего законодательства. Но, как справедливо говорит сам автор, это первый вероисповедный законопроект, доходящий до окончательного осуществления. До сих пор мы жили узаконениями временными, и каковы бы ни были их недостатки, могли утешать себя мыслью, что все это еще не возведено в норму незыблемую и обязательно предрешающую построение законодательства во всех областях вероисповедной политики.
Государственная Дума поддержала свою репутацию и не внесла в законопроекты, ей предложенные, никаких осмысливающих поправок. Напротив, она лишь обострила все, что в законопроекте было особенно неудачного, неясность принципа она довела до его полного упразднения. Теперь Государственному Совету предлежит задача или закрепить все это, или распутать и привнести какие-либо твердые основания закона, составляющего фундамент всех последующих. От Государственного Совета мы вправе ожидать большей осведомленности, серьезности и осторожности уже по самому составу его членов. И действительно, комиссия, назначенная Государственным Советом для рассмотрения думского законопроекта, отнеслась к нему очень критически. Она почти заменила его новой редакцией законопроекта, и если ее точка зрения будет одобрена Государственным Советом, то можно будет сказать, что наша вероисповедно-законодательная мысль если и не вышла на вполне торную дорогу, то, по крайней мере, возвысилась до сознания того, что такие глубокие вопросы народной жизни нельзя решать на основаниях одних отвлеченных начал свободы и равенства.
