Гитлер и Сталин перед схваткой - Безыменский Лев Александрович (книги онлайн полные версии TXT) 📗
Известно, что это были расчеты, как говорится, «без хозяина». Очень скоро гитлеровским генералам пришлось в этом убедиться. Но пусть эти цифры будут вечным свидетельством политической и военной слепоты тех, кто планировал походы на Советскую страну. Просчитался на этот раз не Сталин, а Гитлер.
В истории недель, предшествовавших нападению гитлеровской Германии на Советский Союз, есть один эпизод, до сих пор привлекающий особое внимание историков. Пароль «Дортмунд» был сообщен 20 июня, а 10 мая 1941 года заместитель фюрера Рудольф Гесс спрыгнул на парашюте над Англией. Уже давно отброшена версия о его «умопомешательстве». Сильно подорвана и версия о «самовольном решении». Все данные говорят совсем об ином.
Вот такой осведомленный человек, как статс-секретарь министерства иностранных дел Эрнст фон Вайцзеккер, в своем дневнике 19 мая 1941 года (как говорится, по свежим следам) сделал такую примечательную запись:
«Дело Гесса настолько странно, что я хотел бы зафиксировать то, что мне известно. У меня всегда складывалось впечатление, что фюрер охотно заключил бы компромисс с Англией примерно на следующих условиях: Британская империя остается существовать, однако на континенте англичанам делать нечего… Именно в этом направлении и предпринята им попытка – как сейчас говорят, повторная – своей личной акцией завершить войну „между двумя белыми нациями“.
Теперь все доподлинно известно: Гесс от имени Гитлера предлагал Англии соглашение. Об этом мне приходилось слышать рассказы двух лиц, осведомленность которых не подлежит сомнению. Первый из них – бывший сотрудник Риббентропа, специалист по Англии Фриц Хессе. Его сразу после прыжка Гесса допрашивали Гиммлер и Риббентроп, причем их главный интерес касался того, насколько велики шансы Гесса вступить в контакт с английскими руководителями. Второй мой собеседник – бывший обергруппенфюрер СС Карл Вольф – рассказывал, что в беседе с ним в ночь с 17 на 18 апреля 1945 года Гитлер сам признался, что Гесс выполнял его волю. В чем же она состояла? В том, чтобы склонить Англию к заключению «мира» с Германией и к совместным действиям против Советского Союза. Эта перспектива серьезно обсуждалась в имперской канцелярии. Вот как излагал тот же Вайцзеккер план «компромисса» (запись от 2 июня):
«Пока будет идти серьезная война против России, идея компромисса с Англией, разумеется, должна быть законсервирована. Но как только военная операция будет закончена – чего военные деятели ожидают в течение 4-8, максимум 10 недель, – тогда в Англии возрастут надежды на сговор… Если Германия сохранит свободу рук на Востоке и сбросит балласт на Западе, почему бы с ней не помириться?»
На пороге вторжения в Советский Союз Вайцзеккер записал:
«Свершилось… Я думаю о том, что после того как Германия обратилась на Восток, примерно в сентябре на Западе увеличится готовность к миру… Тем самым победа на Востоке была бы сигналом к соглашению с Западом. Всегда надо ставить перед собой новую цель. Однако в этих мечтах важны наши отношения с США».
Документы британских архивов о Гессе до сих пор открыты не до конца. Но важна не только неудача его миссии. Важно, что для Сталина это был еще один повод думать не о немецком нападении, а о британском коварстве.
…А тем временем планы Берлина разрабатывались дальше. Взятие Москвы не должно было стать завершением войны. Гитлер сказал генерал-фельдмаршалу фон Боку, войска которого предназначались для взятия Москвы: «Если взятие Москвы и Ленинграда не приведет к миру, то мы должны – по крайней мере подвижными частями – прорваться к Екатеринбургу». (Фюрер не любил советских названий, Ленинград он чаще называл Петербургом. И для Свердловска он тоже употребил название царских времен.) Поэтому, когда в июле 1941 года генштаб счел войну выигранной, он решил послать войска и на Урал. Но не для постоянной оккупации, а как бы в виде рейда, экспедиции. 27 июля 1941 года был составлен соответствующий документ, который начинался так:
«1. Операция будет проведена моторизованными войсками силами 8 танковых и 4 мотопехотных дивизий с привлечением – в соответствии с обстановкой – отдельных пехотных дивизий для прикрытия тыловых коммуникаций.
2. Операция будет представлять собой широко задуманную моторизованную экспедицию по труднопроходимой и бездорожной местности. Поэтому для осуществления подобной задачи необходимо перепроверить организационную структуру танковых корпусов и отказаться от всего, что сокращает ударную силу: возможно, сократить число автомашин. Боевые действия в общем и целом будут идти по железнодорожным и шоссейным путям».
После этих «организационных» мер давались указания оперативного характера – ведь экспедиции предстояло пройти ни много ни мало от Горького, Казани, Ульяновска и Куйбышева до Нижнего Тагила, Свердловска и Магнитогорска. Далее «расчет сил» содержал такие директивы:
«Для осуществления операции желательна неожиданность: все четыре группы выступят одновременно, чтобы возможно скорее достичь промышленного района, а затем – судя по обстановке – либо будут удерживать занятые рубежи, либо оставят их, предварительно разрушив все жизненно важные объекты, применив для этого специально подготовленные воинские части… Цель – сделать возможным неожиданное и быстрое продвижение на отдельных участках, ежели до этого времени русские не предпримут серьезных разрушений железнодорожных путей восточнее Волги».
При этом генштаб снова не страшила русская зима. В документе говорилось:
«3. Своеобразие театра военных действий требует тщательной подготовки в зимний период по следующим позициям: а) разведка дорог; б) выбор наиболее благоприятного времени для проведения операции с учетом климатических условий; в) изучение местности и возможных препятствий; г) организационная и транспортная подготовка операции; д) оборудование достаточного числа предмостных укреплений у мостов через Волгу. В случае если они будут разрушены – восстановление и оборудование для перевозки войск; е) подготовка специальных операций для захвата наиболее важных объектов на железных дорогах».
Правда, в директиве от 27 июля не содержались подробности, касающиеся возможной встречи с японскими войсками, хотя именно в это время (июль – август 1941 года) в Берлине предпринимались энергичные усилия для того, чтобы обеспечить вступление Японии в войну. В те дни Гитлер говорил, что Урал станет «новой границей» рейха, а в беседе с японским послом Осимой сказал, что район германского владычества будет распространяться и восточнее Урала. Позднее разграничительной линией сфер влияния Германии и Японии был установлен 70-й градус восточной долготы.
Но и это не было концом операции. Дело в том, что когда генералы строили планы на «период после „Барбароссы“, свои планы разрабатывали и руководители СС. 15 июля 1941 года на стол рейхсфюрера СС Генриха Гиммлера лег первый вариант так называемого „Генерального плана „Ост“, подготовленного начальником штаба планирования Главного управления имперской безопасности СС. А на следующий день у Гитлера состоялось заседание, на котором обсуждалось будущее захваченных «восточных территорий“. О чем же шла речь?
Война гитлеровской Германии против СССР преследовала вполне определенные цели. В первую очередь это была война на уничтожение идеологического врага. Как записал слова Гитлера в своем дневнике Геббельс: «Большевизм – всемирный враг номер один». После совещания Гитлера с высшими командирами вермахта 30 марта 1941 года Гальдер зафиксировал такую директиву: «Борьба двух идеологий… Борьба против России; уничтожение большевистских комиссаров и коммунистической интеллигенции». Во исполнение этого приказа генштаб отдал войскам такой недвусмысленный приказ: «В ходе восточного похода принять участие в осуществлении задач идеологической борьбы».
Второй частью замысла «Барбароссы» было превращение нашей страны в колонию. «Россия станет нашей Индией», – не раз говорил Гитлер своим сообщникам. Советскому населению предстояло превращение в толпу рабов (Гитлер: «Не следует допускать, чтобы у них образовалась новая интеллигенция». Или: «Достаточно, чтобы они знали дорожные знаки»). Более того, эсэсовцами была разработана программа биологического уничтожения славянства путем принудительной стерилизации и отмены медицинского обслуживания населения. «Дело состоит в том, чтобы разгромить русских как народ, разобщить их… Для нас, немцев, важно ослабить русский народ до такой степени, чтобы он не был больше в состоянии помешать нам установить немецкое господство в Европе», – так говорилось в одном из документов, составленном в 1942 году в имперском министерстве по делам «оккупированных восточных территорий».
