Кто управляет Россией? - Миронова Татьяна (книги без регистрации TXT) 📗
Кто же христианину друг? Единомысленный, единодушный, соратник. Более никто! Вот за кого призывает Господь в заповеди положити душу свою. И при этом Он властно отделяет нас, христиан, от всех прочих, называя верных Ему друзи мои: «Друзи мои есте, аще творите, елика аз заповедаю вам» (Ин.15,13).
Но когда сегодня в друзья и ближние православным набиваются все иноверцы и – что невозможно еще недавно было допустить! – даже иудеи, это подрывает основы нашей Веры, выставляемой в виде непотребной женщины, готовой всякого заключить в свои объятия.
Заповедь любви, по слову Христа Бога, состоит в самопожертвовании за своих, в отдании всего себя за спасение жизни и души своих ближних: «Сия есть заповедь моя, да любите друг друга, якоже аз возлюбих вы. Болыпи сея любве никто же не имать, да кто душу свою положит за други своя. Вы друзи мои есте, аще творите, елика аз заповедаю вам» (Ин.15, 12–14). Это правило христианской жизни, на которое русская душа откликается с радостной готовностью, сегодня пытаются замутить ложными толкованиями, навязывающими нам сомнения в правильности слов Господа.
Читаем, к примеру, в Толковой Библии самоуверенные рассуждения некоего богослова: «Господь пока говорит здесь о самопожертвовании для друзей, а не для всех людей (какое Он проявил Сам). Это ограничение объема самопожертвования объясняется тем, что Господь жалел своих смущенных предстоящей разлукой учеников и не хотел предъявлять к ним требования, для них слишком тяжелые». За нелепо канцелярскими фразами об «объеме самопожертвования» отчетливо проступает страх этого так называемого богослова, что христианин нового времени вдруг, как в добрые старые времена, станет делить мир на своих и чужих, что он ополчится на чужих за своих. А как иначе понимать эти Христовы слова? Ведь очевидно, что самопожертвование за своих во исполнение заповеди любви к ближнему возможно только, если им грозит опасность от чужих, от врагов. В минуту смертельного риска заповедано православному христианину заступиться за други своя.
Но евангельская любовь к ближнему выдвигает и жесточайшие требования, ибо согрешающий друг или брат твой – живой укор тебе, не пресекающему его грех. Как в дурном воспитании детей виноваты родители, так и в грехе твоего ближнего есть доля твоей вины перед Господом. Господь полагает перед нами правило строжайшего спроса с наших ближних за зло: «Аще же согрешит к тебе брат твой, иди и обличи его между собою и тем единем… Аще ли тебе не послушает, пойми с собою паки единаго или два, да при устех двою или триех свидетелей станет всяк глагол. Аще ли не послушает их, повеждь церкви (то есть собранию верующих. – ИМ.). Аще же и церковь преслушает, буди тоебе якоже язычник и мытарь» (Мф. 18, 15–17).
Христианская любовь к ближнему – не слепое уступничество, а упорное требование к другу и брату твоему отвратиться от зла. Сила любви и мера требовательности в каждом человеке определяется высотой духа человека. Полководец, жертвующий собой во имя спасения Родины, терпящий лишения, превозмогающий собственный страх, не будет жалеть и воинов, следующих за ним, предъявляя им столь же суровые требования, как и к себе.
Сказано Господом: «Возлюби ближняго своего, яко сам себе». Любовь к себе – жертвенность, готовность защищать Веру, милостыня, суровый пост, неустанная молитва – дает право требовать того же от друга и брата, – от искреннего твоего, то есть так же сурово и строго, как себя, любить ближнего. У нас же почему-то принято считать, что любовь к себе – это эгоистическое потакание собственным прихотям, потому и исполняем заповедь любви к ближнему, как плохие няньки, балующие дурное дитя: ни тебе выпороть, ни прикрикнуть, чтобы опомнилось, ни в угол поставить. И когда нам говорят, что в желании спасти Россию надо каждому начать с себя, измениться нравственно, перестать грешить, тогда-де переменятся и все вокруг тебя, а нам кажется эта проповедь неисполнимой, ну, в самом деле, может ли целая страна – сегодня сплошь наркоманы, алкоголики, блудники, – вдруг разом перемениться к лучшему, – мы должны вспомнить, что жесткость и даже жестокость по отношению к грехам самого себя дают нам право быть суровыми и с другими людьми, требовать от них того же, что и от себя. Значит, исправившийся алкоголик должен воевать с этой болезнью в других, бывшие блудники и развратники открывать гибельность этого пути остающимся таковыми. Наркоманы, добившиеся исцеления, во Славу Божию обязаны вызволять коснеющих в страшной болезни. А люди, бросившие вызов безбожной власти сами, вправе звать на этот жертвенный путь других отважных.
В этом смысл личного самосовершенствования ради спасения всего народа, иначе каждая улитка в своей раковинке может сколько угодно заботиться о себе любимой, толку от этого не будет даже для самой улитки.
Наши святые подвижники уходили в пустыни для спасения своей души, но, пройдя жесточайшие испытания, вынеся лишения, получали от Бога благодать требовать с тех, кто приходил к ним за окормлением, исправления грехов, налагать на них прещения, благословлять на подвиги. Мы же ждем сегодня от старцев, чтобы они нас пожалели, несчастненьких, приголубили, напророчили чего-нибудь утешительного, и обижаемся, когда получаем обличение – дескать, не по-христиански как-то. Так вот, любовь к ближнему сурова у тех, кто сам к себе суров, жестока у тех, кто сам к себе жесток, требовательна у тех, кто с себя требует. И только такая любовь, а не слезливая жалость к грехам и немощам есть поистине любовь христианская.
О языке молитвы
Святой Иоанн Златоуст сравнивает молитву с водой, та питает деревья, молитва – душу человека неодолимой крепостью. Еще молитва подобна несокрушимой крепостной стене и непоколебимой страже против сил бесовских. Молитва – свет для души, как солнце – свет для тела. Старца Паисия Святогорца спросили однажды: «Как усиливается Вера?» Он отвечал: «Вера усиливается молитвой. Человек, не возделавший в себе Веру измлада, но расположенный к этому, может возделать ее молитвой, прося у Христа прибавить ему Веру».
Молитва соединяет нас с ангелами, ибо чести говорить с Богом удостоены только ангелы.
Верно сказано, что картина нашего языка – картина нашего мира. И покуда в нашем языке есть слова молитвы – наш мир рядом с Богом.
Первое, с чего начинают христиане молитву, это священные слова Во имя Отца и Сына и Святаго Духа.
Древняя формула во имя сохранилась в русском языке – мы говорим: во имя чести, во имя славы, во имя детей, во имя дружбы, во имя любви – что означает для чести, для славы, для детей, для друга, для любви, то есть сделать что-то во имя – значит принести себя в жертву, причем в жертву в высочайшем смысле этого слова – бескорыстно отдать всего себя. Сознавая, что значит жить во имя чести, во имя славы или любви, мы никогда не признаем жизнь во имя наживы, во имя денег, во имя удовольствий.
Когда мы говорим Во имя Отца и Сына и Святаго Духа – мы себя в тот миг полагаем к подножию Пресвятой Троицы, мы себя и жизнь свою осознаем жертвой, такой же, как и жертва Господа Иисуса Христа, во имя тех же ценностей и идеалов. Это очень ответственные и высокие слова, потому с них и начинается Богослужение и молитвенные правила христиан – наши служение и жертва во имя завещанного, заповеданного Богом.
В молитвах своих мы обращаемся к Богу и в именах Божиих выражаем свое познание Творца.
Первое имя Бога – Сый, что значит Сущий и Истинный, – Бог Истины, существующий вечно и беспредельно, безначально и бесконечно, несотворенно и нетленно.
Сый – вечность и истинность Бога. Потому и взываем в молитве Святому Духу: Царю Небесный Утешителю, Душе Истины, Иже везде Сый и вся Исполняяй.
Благий – праведность, святость и благость Его.
Мы величаем Его Господь и Владыка, потому что Он господствует в мире. Именуем Царь и Вседержитель, потому что Он царствует в мире. Называем Творец и Создатель, ибо Он создал все сущее. Он для нас Пастырь и Спаситель, потому что опекает созданных Им и как Учитель наставляет своих учеников.
