Сталинский неонеп - Роговин Вадим Захарович (книги онлайн без регистрации TXT) 📗
Эта прогрессивная сторона деятельности бюрократии, которая проявляется в период переноса в СССР капиталистической техники, будет всё больше утрачиваться по мере экономического роста страны. «Строить гигантские заводы по готовым западным образцам можно и по бюрократической команде, правда, втридорога. Но чем дальше, тем больше хозяйство упирается в проблему качества, которое ускользает от бюрократии, как тень. Советская продукция как бы отмечена серым клеймом безразличия. В условиях национализированного хозяйства качество предполагает демократию производителей и потребителей, свободу критики и инициативы, т. е. условия, не совместимые с тоталитарным режимом страха, лжи и лести» [895].
Качественный прогресс экономики немыслим без самостоятельного технического и культурного творчества, которые убивает бюрократизм. Его язвы не столь заметны в тяжёлой промышленности, но зато разъедают отрасли, непосредственно обслуживающие население.
Наступление сталинского неонэпа не смягчило, а обострило противоречия советского общества. Бюрократия отказалась от сопутствовавших насильственной коллективизации захватов личного имущества и даже стала поощрять личное накопление как стимул заинтересованности в результатах труда. Вместе с тем провозглашённая в новой конституции «охрана личной собственности» служит в первую очередь тому, чтобы легализовать «особняк бюрократа, его дачу, его автомобиль и все прочие „предметы личного потребления и удобства“, которые он присвоил себе на основе „социалистического“ принципа: „от каждого — по способностям, каждому — по труду“» [896].
В динамике хозяйственного подъёма, достаточной для возникновения более высоких потребностей у всех, но совершенно не достаточной для их удовлетворения, заложено пробуждение мелкобуржуазных стяжательских аппетитов. Их взрывчатая сила проявляется не только в среде относительно немногочисленных единоличников и кустарей, но и во всех других социальных группах, пронизывает всё хозяйство страны и выражается в стремлении «как можно меньше дать обществу и как можно больше получить от него» [897]. В свою очередь государство, находящееся, с точки зрения официально декларируемых социальных целей (изобилие, равенство, всестороннее развитие личности и её высокая культурная дисциплина), «гораздо ближе к отсталому капитализму, чем к коммунизму», стремится «выжать из каждого как можно больше и дать ему в обмен как можно меньше» [898].
Эта противоположность устремлений государства и населения обусловливает рост государственного угнетения и принуждения по отношению к трудящимся и их ответную реакцию в форме хищничества и спекуляции. Наряду с этим сталинский неонэп с его экономической либерализацией порождает факторы, способствующие активизации борьбы трудящихся против бюрократического абсолютизма. Вопрос о расценках, игравший незначительную роль в условиях карточной системы, побуждает рабочих к протесту против ликвидации свободы профессиональных союзов и против бюрократического деспотизма при назначении директоров, мастеров и т. д. Подобно этому колхозы и колхозники, научившись переводить свои расчёты с государством на язык цифр, не захотят терпеть назначения их руководителей местными бюрократическими кликами. Государственная торговля и потребительская кооперация в гораздо большей степени, чем раньше, попадают в зависимость от потребителей. Наконец, последовательный переход к денежному расчёту должен пролить свет на наиболее потаённую область: законные и незаконные доходы бюрократии. «Так в политически задушенной стране денежный оборот становится важным рычагом мобилизации оппозиционных сил» [899].
Отмечая незавершённость или даже зачаточный характер всех этих процессов, Троцкий отвергал доктринёрские требования дать советскому обществу законченное определение типа «социализм», «государственный капитализм» и т. п. Он подчёркивал, что принятие любой подобной категорической формулы будет означать теоретическое насилие над динамичной общественной формацией, которая не имеет прецедентов в истории и аналогов в современном мире.
Исходя из анализа основных тенденций советского общества, Троцкий строил прогноз его дальнейшего развития, сводящийся в конечном счёте к двум вариантам решения основного противоречия переходной экономики: между общественными формами собственности и буржуазными нормами распределения. Это противоречие «не может нарастать без конца. Либо буржуазные нормы должны будут в том или ином виде распространиться и на средства производства, либо, наоборот, нормы распределения должны будут прийти в соответствие с социалистической собственностью» [900]. Если имущественное неравенство будет расти и дальше, то буржуазные нормы распределения, уже давно переросшие все пределы, допустимые в обществе, которое строит социализм, разрушат социальную дисциплину планового хозяйства, а следовательно — и государственно-колхозную собственность [901].
Вероятность реализации этого, условно говоря, «контрреволюционного» варианта возрастает в силу того, что социальные завоевания Октябрьской революции охраняются не самими трудящимися массами, а бюрократией — сторожем «нечестным, наглым и ненадёжным». Она выполняет эту общественно-необходимую функцию с чудовищными издержками, чреватыми взрывом всей системы, который может полностью смести все результаты революции. При возникновении такого социального взрыва «административный нажим не мог бы спасти положения уже по тому одному, что бюрократический аппарат первый стал бы жертвой прорвавшихся противоречий и центробежных тенденций». Его полярные фланги неизбежно распределились бы по разные стороны баррикад. С этого момента «партийная традиция — у одних, страх перед нею — у других перестанут связывать официальную партию воедино» [902].
Лишь после такого социального взрыва окончательно решится вопрос о судьбе СССР, сводящийся к альтернативе: возрождение социалистической революции на более высоких основах либо реставрация капиталистического строя. В политическом плане эта альтернатива сводится к тому, «чиновник ли съест рабочее государство или же рабочий класс справится с чиновником» [903].
Правление бюрократии во многих отношениях подготавливает реставрацию капиталистических отношений. Во-первых, бюрократия, желая сохранить репутацию своей непогрешимости, отождествляет собственную слепоту, свои ошибки и преступления с социализмом и тем самым «опорочивает социализм в глазах рабочих и особенно крестьян. Она как бы сознательно стремится заставить массы искать выхода вне социализма» [904].
Во-вторых, бюрократия своим некомпетентным управлением расточает огромную часть национального богатства и тем самым превращается в величайший тормоз развития производительных сил. «Дальнейшее беспрепятственное развитие бюрократизма должно было бы неизбежно привести к приостановке экономического и культурного роста, к грозному социальному кризису и к откату всего общества назад» [905].
В-третьих, присваивая себе львиную часть национального дохода, бюрократия обрекает массы на жалкие условия существования, вызывает их всё более острое недовольство и расшатывает моральные скрепы советского общества.
В-четвёртых, повышение социальной роли бюрократии «в форме командования», удушение ею партии, Советов и профсоюзов привело к атомизации трудящихся, которые оказались лишены политических ресурсов в виде демократических институтов и процедур, необходимых для относительно безболезненного разрешения социальных антагонизмов.
Если эти антагонизмы, накапливающиеся под прессом репрессивного давления, вырвутся наружу, они откроют дорогу стихийно-разрушительным силам в экономике. «Каждый трест и каждый завод начнёт нарушать идущие сверху планы и директивы, чтобы собственными средствами обеспечить свои интересы. Сделки между заводами и частным рынком за спиною государства из исключения станут правилом. Борьба между заводами за рабочую силу, за сырьё, за рынки сбыта автоматически вызовет борьбу рабочих за лучшие условия труда. Неизбежная на этих путях ликвидация планового начала означала бы не только восстановление внутреннего (свободного.— В. Р.) рынка, но и прорыв монополии внешней торговли. Правления трестов быстро приблизились бы к положению частных собственников или агентов иностранного капитала, к которому многим из них пришлось бы обратиться в борьбе за существование» [906]. Наиболее преуспевающие предприятия могли бы превратиться в акционерные компании или найти другую переходную форму собственности, например, с участием рабочих в прибылях. «Падение нынешней бюрократической диктатуры, без замены её новой социалистической властью, означало бы, таким образом, возврат к капиталистическим отношениям, при катастрофическом упадке хозяйства и культуры» [907].
