Признание шефа разведки - Вудворд Боб (бесплатная регистрация книга .txt) 📗
Ричард Хелмс — один из наиболее устоявшихся символов, центральная фигура многих противоречивых тенденций и легенд ЦРУ, направил всю мощь своего аналитического ума на перемены в Белом доме. Все связи, привязанности, убеждения, все прошлое Хелмса были связаны с ЦРУ. Он служил в Управлении стратегических служб во время второй мировой войны. Он поступил в ЦРУ в 1947 г., когда оно создавалось. Он принял руководство оперативным управлением ЦРУ после провала операции против Кубы в Заливе свиней (в то время эта должность называлась заместитель директора по планированию). Наконец, он являлся директором центральной разведки с 1966 по 1973 г., во время войны во Вьетнаме, не в ее начале или в конце, а в самые мучительные средние годы. Хелмс захватил и начало уотергейтского скандала, хотя Никсон и задвинул его послом в Иран еще до окончания этого дела.
Сейчас, в 1980 г., ЦРУ наверняка предстоит еще один поворот в его деятельности. Новый президент может изменить положение этого ведомства: либо восстановит его былое значение, либо еще больше принизит. Кандидатом на пост главы ЦРУ, на стороне которого стоял Хелмс, был Билл Кейси. Кейси мог стать защитником традиций.
Хелмс знал его уже тридцать пять лет, с тех дней, когда они начинали службу в УСС, будучи в Лондоне. Прибыв туда в 1945 г., Хелмс получил назначение в подразделение под началом Кейси. Получилось так, что у Хелмса не оказалось пристанища. «Какого черта, приезжай и живи у нас», — сказал Кейси. Для Хелмса это «какого черта, приезжай и живи у нас» явилось показателем подхода Кейси к вставшим перед ним проблемам: быстрые и эффективные решения, дружелюбная и располагающая манера общения, никаких формальностей, все элементарно просто при полном презрении к субординации и правилам этикета.
Хелмс редко виделся с Кейси в последний год войны, оба были слишком заняты по работе. Как он считал, приобретенный Кейси опыт во время работы в УСС дал ему фундаментальные познания в области разведки. Их обучали англичане, и традиции ЦРУ были английскими традициями. Секретная служба — это молчаливая служба. Хелмс часто говаривал: «Мы — молчаливая служба, и молчание начинается здесь». Кейси понимал, какие чувства испытывали Хелмс и его коллеги после расследования деятельности ЦРУ комитетами Чёрча и Пайка в конгрессе и комиссией Рокфеллера. Хелмс считал, что не было никакой нужды в устных и письменных показаниях, затребованных конгрессом, во всех тех бумагах, которые пошли туда. В былые времена никто в ЦРУ даже не помышлял о том, чтобы написать книгу о деятельности этого ведомства. А за последние десять лет их появилось сразу несколько. Для Хелмса это было просто непостижимо.
В ЦРУ каждый был готов пойти на любой риск, связанный с разведывательной работой. Но никто и представить себе не мог, что опасность придет со стороны собственного правительства, что собственное правительство так внезапно изменит свое отношение к ЦРУ. Как говорил Хелмс, он натер себе мозоли на мягком месте, сидя в самолетах между Ираном и США по бесчисленным вызовам на допросы, пока, наконец, на последнем его не «съели». Три года тому назад он мог, но не опротестовал обвинение в судебно наказуемом проступке по уголовному делу № 77—650 «Соединенные Штаты Америки против Ричарда М. Хелмса», предъявленное ему за дачу «неполных и недостаточных» показаний в сенатском комитете по расследованию тайных операций ЦРУ в Чили во время президентства Никсона. Приговор гласил: 2 тысячи долларов штрафа и два года тюрьмы условно. И сопровождался целой лекцией судьи, который обвинил Хелмса в «неуважении» к суду.
В заявлении для прессы адвокат Хелмса Эдвард Беннет Уильямс сказал, что его подзащитный будет «нести этот приговор как символ чести, как знамя». Хелмс и старался так держаться. К тому же существовали думающие люди, расценивавшие все обвинения против него как несправедливые. По их мнению, Хелмс старался сохранить тайну, удержать сведения о скрытой операции, проводившейся по указанию президента, подальше от чужих ушей. Критерием для распространения информации о деликатных разведывательных акциях всегда служила степень того, насколько адресат такой информации действительно нуждался в ней для своей работы. Даже президенты и директора центральной разведки часто не входили в число лиц, которым сообщались все детали: имена источников, техника получения информации и т. п. Простой здравый смысл заставил его уйти от ответов на вопросы по этой операции в Чили. Он так и поступил.
И все же воспоминания о том, что он отказался опротестовать обвинение, причиняли неприятные ощущения. Это все-таки было пятно на его репутации, хотя число выступивших в его поддержку впечатляло. Четыре сотни отставных разведчиков встретили его продолжительной овацией в Кенвуд-клубе, штат Мэриленд, где в конце встречи две корзинки для мусора оказались набитыми наличными и чеками для уплаты штрафа в 2 тысячи долларов. И тем не менее что-то в этом деле не сходилось, не увязывалось. Существовало какое-то противоречие между обязательством хранить секреты и охотой за секретами со стороны конгресса. Какие там у них новые правила? И эти новые правила не ставят под угрозу особо важные секреты?
Кейси — это свой парень с соседней улицы, крепкий нью-йоркский мужик, а Нью-Йорк, по мнению Хелмса, — это состоятельный город. Но город одиночек. Либо ты держишься на поверхности, либо идешь ко дну. Кейси там продержался. Кейси не был чистоплюем. Нельзя быть чистоплюем и одновременно директором центральной разведки — это Хелмс постиг во время событий в Заливе свиней от братьев Кеннеди. Братья Кеннеди хотели только результатов. Они хотели, чтобы Кастро убрали, а как — на это они много слов не тратили. Если бы Хелмс, руководивший в то время тайными операциями в ЦРУ, сказал, что это невозможно, его бы самого убрали.
Со времени второй мировой войны ремесло шпионажа претерпело изменения. Кейси предстояло многому научиться. Разведывательные спутники, например, означали, что, как это однажды сформулировал Хелмс, «мы будем и дальше шпионить, но не заглядывая во все дырки ниже пояса, а глядя сверху на ваши головы».
Хелмс знал достаточно много, чтобы не говорить ничего, ни слова, даже косвенно, даже за кулисами, даже своему старому сожителю по квартире. Он мог бы погубить все шансы Кейси, а вот помочь ему — едва ли. Поэтому он сделал то, что ему лучше всего удавалось в течение столь многих лет. Он промолчал.
Сенатор Барри Голдуотер, олицетворявший собой заскорузлую совесть республиканской партии, чуть ли не завопил от восторга, узнав о победе Рейгана на президентских выборах. Он считал, что связан особыми узами с Рейганом, что именно он, Голдуотер, был крестным отцом Рейгана как политика. В 1964 г. Рейган произнес нашумевшую, транслировавшуюся на всю страну и целиком направленную против тогдашнего правительства получасовую речь в поддержку кандидатуры Голдуотера на пост президента. Президентские выборы 1980 г., по оценке Голдуотера, стали его реваншем за тогдашнее поражение. Голдуотер испытывал такое чувство, как будто его младший брат въезжает в Белый дом. Кроме того, с победой Рейгана республиканцы получали, наконец, большинство в сенате, что значительно усиливало политическое существование Г олдуотера.
Вице-председатель сенатского комитета по разведке во времена правления Картера в Белом доме, а Тэрнера в ЦРУ, Голдуотер, которому шел семьдесят первый год, становился теперь председателем этого комитета, могущественного органа, рожденного в ходе расследования 70-х гг. Будучи членом комитета Чёрча, он наотрез отказался подписать доклады этого комитета, считая их чересчур праведными и поучающими по тону. По его мнению, ЦРУ и так набросали достаточно дерьма на порог.
Г олдуотер, загорелый мужчина с модной прической и начальственными манерами, как бы обрел второе дыхание. Несмотря на проблемы с ногами, которые почти бездействовали со времени покушения на него, в его движениях стал проявляться свежий прилив энергии, в голосе вновь появились металлические нотки.
