Педагогическое наследие - Корчак Януш (читаем книги онлайн бесплатно .txt) 📗
После этого он начинает, хотя и стыдно ему, плакать и каяться.
Мне кажется, взрослые не должны сердиться на детей, потому что это не исправляет, а портит. Часто взрослым кажется, что ребенок назло им упрямится — не желает что — либо сделать, сказать. Нет, ему стыдно.
А если кому-нибудь стыдно, он не может говорить, язык словно присох, не поворачивается. В голове пустота, мысли словно улетучились. И ты говоришь и делаешь не то, что хочешь. Стараешься быть смелее, а выходит еще хуже. Сразу можно понять, что человек притворяется: говорит слишком смело и громко, движения чересчур развязные. Или губы прыгают, теребит платье и не может отвечать. Как парализованный.
Удивительно это чувство страха. Все кажете* опасным. Словно кто на мысли набросил черную шаль и душит. Даже дышать трудно.
Конечно, страх страху — рознь. По — одному боишься днем, в школе, по — другому — ночью, по — третьему — если тебя кто-нибудь напугает внезапно, по — четвертому — если всегда кого-нибудь бояться. Бывает, знаешь, чего боишься, а то и не знаешь.
Взрослые думают: «Озорной, ничего он не боится, ничего он не стыдится».
Вовсе это не так.
Врачи, те хоть скажут:
— Нервный, боится.
Да и то не всегда.
А уж хуже всего высмеивать.
Я много раз беседовал с такими, которые боятся по ночам: они очень несчастны. А родители думают, что все это пустяки.
Стукнет что-нибудь ночью, или сон приснится, а часто даже не знаешь, во сне это или наяву.
Смеяться над детскими страхами или нарочно пугать — жестоко.
Я часто думал о том, что значит «быть добрым»? Мне кажется, добрый человек — это такой человек, который обладает воображением и понимает, каково другому, умеет почувствовать, что другой чувствует. Если кто-нибудь мучит лягушку или муху, такой сразу скажет:
— А если тебе так сделать?
Или, например, бабушка: то старушка как старушка, а то кажется такой бедной, слабой, что хочется помочь, проявить внимание, развеселить.
Я уже давно заметил, что, если я на какого-нибудь мальчишку очень рассержусь, его сразу обступят ребята и принимаются утешать, объяснять.
Признаюсь со стыдом, это меня даже злило. Что такое?! Ругаю, — значит, заслужил. А если вокруг него толпа, выглядит так, словно виноват я, а не он.
Теперь я отношусь к этому иначе: и хорошо, так и должно быть, каждый, попав в беду, должен найти у людей поддержку. Не нравится мне это школьное наказание, чтобы с кем-нибудь не разговаривать.
Надо уметь сочувствовать добрым, злым, людям, зверям, даже сломанному деревцу и камушку.
Я знаю мальчика (теперь он уже большой), который собирал на дороге камушки и относил в лес: там их уже никто не потопчет.
Чувства бывают сильные и острые или мягкие и нежные, бывают яркие, бывают спокойные.
Что такое любовь? Любишь ли всегда или за что-нибудь , и всегда ли ты любишь тех, кого ты должен любить, и так, как должен? Одинаково или то больше, то меньше? И что такое благодарность и уважение? Какая разница между: любить и очень нравиться? Как узнать, кого больше любишь?
Я заметил, что ребята не любят говорить о своих чувствах.
Может быть, им просто трудно? Даже маленькие не любят.
А взрослые часто задают детям вопрос:
— Любишь? А кого ты больше любишь?
Я спросил у одного мальчика, как он узнал, что любит эту девочку больше, чем других? Он ответил:
— Раньше я говорил с ней, как со всеми, а тут вдруг я ее стал стыдиться.
Порой даже и не знаешь, что кого-нибудь любишь, но, когда ее или его нет, тобой овладевает чувство беспокойства и какой — то пустоты, сиротливости и одиночества. И хочется, чтобы она или он вернулись. Это называется тоской.
Тосковать можно по родителям, по товарищу, по дому. А самая сильная тоска — это тоска по родине.
Сколько разных чувств, что всех не сочтешь. Можно попробовать выписывать их из словаря в тетрадку. Потому что тут, в этой книжке, я могу вкратце упомянуть лишь о некоторых наиболее важных чувствах (о которых ребята говорили со мной по душам, а не потому, что их подучили). И об обычных чувствах, повседневных.
Упомяну еще о трех чувствах: разочаровании, обиде и оскорблении.
«Я разочаровался. Думал, будет хорошо. И ошибся. Вышло не так, как хотелось».
Люди говорят:
— Мучительное разочарование, горькое разочарование.
Да, подчас чувствуешь как бы боль, а подчас только неприятный горький, терпкий привкус.
Часто к чувству разочарования примешивается и другое — обида. Мы обижаемся, что нас ввели в заблуждение, обманули наше доверие. Если товарищ выдаст тайну, наговорит на тебя, обманет, тебе неприятно, ты обижен.
Упомяну, наконец, и об оскорблении. Если хотят меня унизить, или осмеют, или оскорбят кого-нибудь , кого я люблю и уважаю, мне грустно, больно, я сержусь.
— От удара не так больно, как от слова, — сказал один мальчик.
— Чем смеяться, лучше бы уж побили, — сказал другой.
Когда взрослые хотят унизить и оскорбить детей, дети чаще
всего делают вид, что им все равно. А не делают, значит, уже утратили стыд. Чувства ведь, если не уметь обращаться с ними, ослабевают, как говорят, притупляются.
Разные бывают люди. Один часто бывает веселым и редко грустным, а другой как раз наоборот. Один любит почти всех, ни к кому не питает неприязни; а другой словно сердит на всех, трудно на него угодить. Некоторые легко привыкают к новым людям, а другие, недоверчивые, долго приглядываются, прежде чем скажут:
— Люблю.
Один долго помнит, другой быстро забывает.
Разные бывают люди.
Раньше я думал, как и все: ребята легко сердятся и легко прощают.
Час назад подрались и опять вместе играют. Только что играли и уже поссорились. Конечно, кто-нибудь скажет в сердцах: «Никогда больше не буду с ним разговаривать. Никогда уже больше не буду с ним играть».
Или наоборот: «Мы всегда будем дружить».
Но так говорится только в исключительные минуты, да и у взрослых то же самое. Иногда нарастает исподволь неприязнь, а иногда дружба длится годами.
Взрослым кажется, что дети не заботятся о своем здоровье: если за ними не смотреть, они повыпадали бы все из окон, поутонули бы, попали бы под машины, повыбили бы себе глаза, поломали бы ноги и позаболевали бы воспалением мозга и воспалением легких — и уж сам не знаю, какими еще болезнями.
Нет. Детям совершенно так же, как и взрослым, хочется быть здоровыми и сильными, только дети не знают, что для этого надо делать. Объясни им, и они будут беречься. Нельзя только чересчур запугивать и слишком много запрещать. Если запугивать, они перестанут верить, а если очень уж стеснять, потеряют терпение и назло станут делать тайком как раз то, что запрещено.
Люди бывают благоразумные и легкомысленные — как дети, так и взрослые. Ничего с этим не поделаешь. Дети любят больше бегать и все пробовать. И опять ничего не поделаешь. Нужна книга, которая объяснила бы все это ребятам спокойно и без запугивания.
Итак, надо знать, что у одного здоровые зубы и он не знает, что такое зубная боль и зубные врачи, а другой не одну ночь проплакал напролет: болели зубы. У одного болит голова или живот, а другой посмеивается: «Животик у него болит, головка; у меня вон никогда ничего не болит».
Один порежется, и ничего. Я знал одного очень подвижного мальчика, который проходил лето босым. По возвращении из деревни у него было на обеих ногах восемнадцать порезов, ссадин и синяков.
— Ну и что? Ерунда, заживет.
А у другого малюсенькая ранка болела неделями.
Значит, один должен беречь себя, а другой может больше себе позволить.
Я лучше знаю как раз этих слабых, но никогда не говорю: «У тебя будет воспаление легких». А лишь: «Схватишь насморк». Не говорю: «Сломаешь руку». А лишь: «У тебя заболят руки», когда уж чересчур рьяно борются. Небольшая мышечная боль для здорового человека даже приятна, например: после катка, после гребли, после дальней экскурсии.
