Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача - Автор неизвестен (полная версия книги .txt) 📗
Херб Сусман потерял около двухсот фунтов. После ухода Сорки его выперли из высших политических кругов и с поста вице-председателя по медицинским вопросам. ОНПМД затягивал петлю на его шее, проявляя повышенный интерес к его роли в случаях Сорки.
— Ты не хочешь включить в эпилог какие-нибудь предложения об укреплении системы, ценные предложения? Издатели оценят это, как ты считаешь? — спросила Хей-ди, перебирая мою рукопись.
— Если бы ты знала, сколько умных книг и статей написано о недостатках медицины, об ошибках медиков и о безумных докторах…
— Да, но должен же быть какой-то способ… Я где-то читала, что хирургов надо подвергать жесткой и регулярной проверке, как летчиков, тогда количество ошибок и смертельных случаев сразу уменьшится.
— Реактивные самолеты и аэробусы очень сложные машины, но они не страдают от сердечной недостаточности, болезни Альцгеймера и стенокардии, их бы давно отправили в утиль. Пилоты летают на «здоровых» машинах. Хирургия — это другое. Сорки, например, мог бы пройти на хирургическом тренажере любой тест, он умеет оперировать. Проблема в том, что он берется за ненужные операции и не может остановиться вовремя. Нет такого тренажера, способного оценить сложное хирургическое решение.
— Для чего же профессиональные организации, госпитали, государственные учреждения?
— Хейди, существует много правил, но, в основном, только на бумаге. Никакие правила не будут действовать, если такие люди, как Ховард, Фарбштейн или Вайнстоун, забывают о них и не отвечают за последствия. Возьми, например, НБДПВ…
— Что это такое?
— Национальный банк данных практикующих врачей. Госпитали обязаны сообщать о профессионально непригодных врачах в государственные лицензионные агентства, а те, в свою очередь, должны уведомлять об этом НБДПВ. Но кто это делает? Ты думаешь, имена Манцура или Сорки есть в их банке данных? Даже и не надейся!
— Марк, ты пессимист, хочешь сказать, что нет выхода?
— Это безнадежно! Мы не можем контролировать сами себя, а усилия властей приводят к волоките и бюрократизму. В наших госпиталях администраторов больше, чем докторов. А какова громадная бюрократическая машина, называемая страховой медициной? Законы страхования здоровья в шесть раз объемнее, чем законы о налогах! И все их обходят, как это делал Манцур.
— Все, хватит, когда ты начинаешь приводить статистику, пора закругляться.
Хейди положила рукопись на стол.
— Пиши что хочешь.
— Подожди, послушай меня. Подсчитано, что двадцать восемь процентов общей стоимости здравоохранения в нашей стране идет на оплату бюрократов. Это в два или в три раза больше, чем в Германии. Снижение бюрократических расходов в здравоохранении хотя бы до уровня Канады или Великобритании обеспечит миллионы американцев полным медицинским обслуживанием.
Я заметил, что остался в комнате один, Хейди не выдержала и ушла.
М&М конференции в госпитале Вилладж проводятся по четвергам. Аудитория маленькая и скромная, стулья потертые, обои поблекшие. Впрочем, мне больше нравится, когда деньги вкладываются в покупку цифровой рентгеновской передающей системы, а не растрачиваются в попытке выглядеть как пятизвездочный отель.
Я все еще многих не знаю. Осмотревшись, узнаю председателя хирургии и нескольких человек из обслуживающего персонала. Лица представляют собой обычную этническую смесь Нью-Йорка.
Конференцию ведет вице-председатель, высокий веснушчатый человек средних лет. Резидент (я не знаю его имени) представляет первый случай. Он читает свои записи, но материалов ни у кого на руках нет. Они здесь осторожны, не печатают материалов для предварительного ознакомления.
Резидент читает быстро, и я пытаюсь сосредоточиться, чтобы выбрать основные детали клинического случая. Конечно, они хотят услышать, какие умные мысли может изречь их недавнее приобретение.
Мужчине средних лет была сделана сегментарная резекция тонкой кишки по поводу перфорации, которая закончилась диффузной внутрибрюшной инфекцией. После операции у него развилась полиорганная недостаточность, и через пятнадцать дней он умер. Описание этого случая заняло три минуты. Послышались выкрики из зала: «Какой тип анастомоза был выполнен?», потом вопросы задавал председатель. Кто-то поинтересовался терапией антибиотиками.
Мое сердце сильно забилось, я страдаю от «дежа вю»? Хочу встать и атаковать, обвинять и поучать. Я не знаю этого хирурга, но он дурак и тупой придурок. Берет парня, удаляет ему кишку, накладывает анастомоз в луже гноя, прописывает несколько антибиотиков, кладет беднягу в реанимацию и думает, что его работа закончена. Потом идет резать другую жертву, в то время как его первую жертву сжирает до смерти неубранное дерьмо в брюшной полости. Какой идиот! Никакой КТ, ни повторной операции, ничего! Я до боли сжимаю руку.
Надо молчать, заткнуться и молчать! Это мой последний шанс в этом городе. Дышу глубоко и расслабляюсь, это ничего для меня не значит, никому нет до этого дела. Жизнь ничего не значит! Это не мое дело.
Вице-председатель смотрит в мою сторону.
— Джентльмены, хочу представить вам нового членанашей команды доктора Зохара, присоединившегосяк нам в начале этой недели. Доктор Зохар профессор…
«Раек! — командую я себе. — Говори так, как говорит Малкольм Раек».
Я встал и обратился к вице-председателю:
— Спасибо, доктор МакГрегор, за любезные слова, которых я не заслуживаю, я очень рад работать в таком уважаемом учреждении.
Делаю еще один глубокий вдох, убеждая себя в правильности принятого решения.
— Все мы знаем, что в хирургии много способов оказанияпомощи. Если обратиться к современной литературе о хирургических инфекциях, можно прочитать об устойчивойили рецидивирующей внутрибрюшной инфекции. Можнобыло прооперировать этого пациента повторно. Да, существует много путей для отдельно взятого хирурга. Секрет в том, как приспособить их к отдельно взятому пациенту, основываясь на клинических данных. Пациент умер от серьезнойсоматической воспалительной реакции, вызванной сильнойабдоминальной инфекцией. Можно ли было его спасти? Этого мы не узнаем никогда. Хирурги пытались это сделать, но прогнозы были с самого начала малоутешительны.
Молчание. На них это производит впечатление.
— Доктор Смит, вы оперировали больного, что вы скажете? — спросил вице-председатель.
Смит встал, у него длинные белые волосы, даже мне видна перхоть на воротнике его темно-синего блейзера, он улыбается.
— Мне нечего добавить, доктор Зохар все сказал. Мнезнакомы его статьи, относящиеся к этой теме, я рад слышать, что он одобрил нашу работу, мы действительно сделали все, что могли.
Следующие четыре случая были сосудистые и торакальные, меня о них не спросят. Я отключился и расслабился, мне нравится этот госпиталь, будет весело.
После конференции ко мне подошли несколько хирургов.
— Добро пожаловать! Мы много о вас слышали, наширезиденты будут рады такому преподавателю.
Подошел доктор Смит и пожал мне руку.
— Меня зовут Джек. Доктор Зохар, мы должны встретиться с вами за ланчем в ближайшее время, нам многое надо обсудить. Как насчет ланча в пятницу в университетском клубе?
В коридоре я столкнулся с председателем хирургии, приветливо улыбаясь, он сказал:
— Марк, я рад, что вы будете у нас работать, мы найдем общий язык.
Когда мы подошли к эскалатору, он взглянул на меня и добавил:
— Марк, до меня дошли слухи, что вы с Вайнстоуномне поладили, хотя он дал вам отличную рекомендацию;я редко сталкивался с таким восторженным одобрением, уверен, что он был искренним. Мы встречались с Вайнстоуном несколько раз, с ним, наверное, тяжело работать.
Я улыбнулся, но ничего не ответил.
— Марк, у нас все читали «Нью-Йорк Репорт» и слышали о вас, всем интересно, как вы себя поведете. Администрация тоже знает о вашей бруклинской истории, онипросили меня предупредить вас. что в этом госпитале не любят газет. Кстати, Джек Смит, которого вы видели на М&М конференции, наш частнопрактикующий хирург номер один и очень деловой.