Мозг рассказывает.Что делает нас людьми - Рамачандран Вилейанур С. (прочитать книгу txt) 📗
также многие слова произносились неправильно, не хватало интонации,
ритма и мелодического рисунка нормальной речи. Если бы его проблема
заключалась в плохом контролировании речевого аппарата, спеть он бы тоже
не смог. До сих пор мы не знаем, почему пациенты с синдромом Брока могут
петь. Одно из возможных объяснений за язык отвечает левое полушарие,
которое повреждено у этих пациентов, в то время как пение связано с правым
полушарием.
Мы узнали уже достаточно много всего лишь за несколько минут
обследования. Проблемы доктора Хамди не были связаны с частичным
параличом или со слабостью его рта и речевых органов. У него было
расстройство языка, а не речи, а это две абсолютно разные вещи. Попугай
может говорить у него есть речь, можно так сказать, но он не владеет языком.
ЧЕЛОВЕЧЕСКИЙ язык КАЖЕТСЯ таким сложным, многомерным и образным, что
так и хочется думать, что для его работы должен быть задействован почти
весь мозг или хотя бы большие участки мозга. В конце концов, даже
произнесение одного-единственного слова, такого как «роза», пробуждает
целый поток ассоциаций и эмоций: первая роза, которую вы получили в
подарок, аромат, розовые сады, которые вам наобещали, розовые губы и
щеки, шипы, мир в розовых очках и т. д. Разве это не значит, что много
далеких друг от друга областей мозга должны скооперироваться, чтобы
породить понятие розы? Кажется, что слово это только повод, или центр,
вокруг которого крутится нимб ассоциаций, значений и воспоминаний.
Возможно, в этом есть какая-то правда, но случаи таких больных с
афазией, как доктор Хамди, свидетельствуют об обратном в мозге есть
нервные участки, которые специализируются на языке. В самом деле,
возможно даже, что различные составляющие, или уровни, языка
осуществляются разными областями мозга, хотя нам и следует представлять
их себе как одну большую слаженную систему. Мы привыкли думать, что
язык это одна неделимая функция, но это иллюзия. Зрение тоже кажется нам
единой способностью, но, как было отмечено в главе 2, способность видеть
опирается на некоторое число квазинезависимых областей. С языком
примерно так же. В предложении, проще говоря, есть три отдельных
компонента, которые в нормальной ситуации так тесно переплетены, что мы
не ощущаем их раздельно. Во-первых, есть строительные блоки, которые мы
называем словами (лексика). Они обозначают предметы, действия и события.
Во-вторых, есть действительное значение (семантика), передаваемое
предложением. И в-третьих, есть синтаксическая структура (проще говоря,
грамматика), которая включает служебные слова и рекурсию. Правила
синтаксиса создают сложную иерархическую структуру фразы человеческого
языка, которая делает возможным точное выражение тонкостей значения и
смысла в процессе коммуникации.
Человек единственное существо, у которого есть собственно язык.
Даже шимпанзе, которых можно научить создавать простые предложения,
вроде « дай мне банан », не могут приблизиться к сложным предложениям
вроде «Это правда, что Джо большой альфасамец, но он уже стареет и
становится ленивым, так что не бери его в голову, если только тебе не
покажется, что он в особенно плохом настроении». Бесконечная гибкость и
незавершенность нашего языка являются одним из признаков человеческого
рода. В обычной речи значение и синтаксическая структура так крепко
переплетены друг с другом, что трудно поверить, что они действительно
существуют раздельно. Вы можете представить себе грамматически идеально
верное предложение, которое будет при этом бессмысленной тарабарщиной,
как в знаменитом примере Ноама Хомского: «Бесцветные зеленые идеи
яростно спят». И наоборот, осмысленное сообщение может быть передано
адекватно
неправильной
грамматической
конструкцией,
как
нам
продемонстрировал доктор Хамди (это трудно, мммммм, левая сторона
совершенно нормально.
Оказывается, на этих трех различных аспектах языка (лексика,
семантика, синтаксис) специализируются различные части мозга. Дальше
мнения ученых расходятся. О степени специализации ведутся жаркие споры.
Язык больше чем что-либо другое разделяет профессоров на разные партии.
Я не знаю почему, но, к счастью, это не моя область научной деятельности. В
любом случае большинство исследователей считают, что зона Брока в
основном отвечает за синтаксическую структуру. И у доктора Хамди не
больше
шансов
создать
длинные
предложения
с
условными
и
сложноподчиненными конструкциями, чем у шимпанзе. Тем не менее у него
нет трудностей с тем, чтобы сообщать свои мысли, составляя слова вместе в
приблизительно верном порядке, как у Тарзана (или как у качков-серферов в
Калифорнии).
Почему считается, что зона Брока специализируется исключительно на
синтаксической структуре? Есть факты, что она существует сама по себе,
относительно независимо от передаваемого значения. Почти как если бы этот
участок коры головного мозга имел автономный набор грамматических
правил, которые распространяются по сети. Некоторые из них кажутся
случайными и явно нефункциональными, и главным образом поэтому
лингвисты отстаивают его независимость от семантики и значения и не
признают, что он развился из какого-либо другого участка мозга. Наиболее
радикальной точки зрения придерживается Хомский, который считает, что
его развитие вообще не было результатом естественного отбора!
Область мозга, связанная с семантикой, находится в левой височной
доле рядом с задней частью большой горизонтальной щели в середине мозга
(см.
рис.
6.1).
Эта
область,
которая
называется
зона
Вернике,
специализируется на понимании значения. У доктора Хамли зона Вернике,
очевидно, не была повреждена. Он мог понимать, что было сказано, и мог
придавать некое подобие смысла тому, что говорил сам. Афазия Вернике
расстройство речи, возникающее в результате повреждения зоны Вернике,
при том что зона Брока не затронута в каком-то смысле является зеркальным
отражением афазии Брока. Пациент может свободно создавать законченные,
гладкие, грамматически безупречные предложения, но они остаются
бессмысленной тарабращиной. По крайней мере, такова официальная линия
партии, но ниже я приведу доказательства того, что это не совсем так.
Эти ОСНОВНЫЕ СВЕДЕНИЯ О главных связанных с языком областях мозга
известны уже более ста лет. Но остается много вопросов. Насколько полной
является специализация? Как работает нервная сеть внутри каждой зоны?
Насколько автономны эти зоны и как они взаимодействуют, чтобы создать
гладкие, осмысленные предложения? Как язык взаимодействует с
мышлением? Делает ли язык возможным мышление или, наоборот,
мышление делает возможным язык? Можем ли мы думать сложными
конструкциями без внутренней речи «про себя»? И наконец, как эта
необыкновенно сложная, многокомпонентная система появилась у наших
человекообразных предков?
Последний вопрос самый неприятный. Наш путь к полноценно
развитому человечеству начался с примитивного рычанья, ворчанья и
мычанья, доступного нашим двоюродным братьямприматам. С 75 тысяч до
150 тысяч лет назад человеческий мозг наполнялся сложными мыслями и
лингвистическими навыками. Как это произошло? Видимо, должна была
быть какая-то переходная ступень, и все равно трудно представить, какими
были лингвистические структуры мозга средней сложности и что выпадало
