''Магия'' – энциклопедия магии и колдовства - Кандыба Виктор Михайлович (читать книги онлайн без сокращений .txt) 📗
И все же я продолжал видеть в бесконечности реальную угрозу и реальную опасность.
Описать в определенном порядке весь ход моих опытов, течение возникавших у меня идей и случайных мыслей совершенно невозможно – главным образом потому, что ни один эксперимент не был похож на другой. Всякий раз я узнавал об одной и той же вещи нечто новое, но происходило это таким образом, что все мои прежние знания об этой вещи полностью изменялись.
Как я уже сказал, характерной чертой мира, в котором я находился, было его математическое строение и полное отсутствие чего-либо, что можно было бы выразить в обычных понятиях. Пользуясь теософской терминологией, можно сказать, что я находился на ментальном плане "арупа"; но особенность моих переживаний состояла в том, что реально существовал только этот мир "арупа", а все остальное было созданием воображения. Интересный факт: во время первого моего эксперимента я сразу же или почти сразу оказался в этом мире, ускользнув от "мира иллюзий". Но в последующих экспериментах "голоса" старались удержать меня в воображаемом мире, и мне удавалось освободиться от них только тогда, когда я упорно и решительно боролся с возникающими иллюзиями. Все это очень напоминало мне то, что я читал раньше. В описаниях магических экспериментов, посвящений и предшествующих испытаний было что-то очень похожее на мои переживания и ощущения; впрочем, это не касается современных "медиумических сеансов" или церемониальной магии, которые являются полным погружением в мир иллюзий.
То, что я назвал "математическими отношениями", постоянно изменялось вокруг меня и во мне самом; иногда оно принимало форму музыки, иногда – схемы, а порой – заполняющего все пространство света, особого рода видимых вибраций световых лучей, которые скрещивались и переплетались друг с другом, проникая повсюду, с этим было связано безошибочное ощущение, что благодаря этим звукам, схемам, свету я узнавал нечто такое, чего не знал раньше. Но передать то, что я узнавал, рассказать или написать об этом было невероятно трудно. Трудность объяснения возрастала и потому, что слова плохо выражали сущность того напряженного эмоционального состояния, в котором я находился во время экспериментов; передать все словами было просто невозможно.
Мое эмоциональное состояние было, пожалуй, самой яркой характеристикой описываемых переживаний. Все приходило через него, без него ничего не могло быть; и поэтому понять окружающее можно было, только понимая его. Чтобы уяснить сущность моих опытов и переживаний, надо иметь в виду, что я вовсе не оставался равнодушным к упомянутым выше звукам и свету. Я воспринимал все посредством чувств, я переживал эмоции, которые в обычной жизни не существовали. Новое знание приходило ко мне только тогда, когда я находился в чрезвычайно напряженном эмоциональном состоянии. И мое отношение к новому знанию вовсе не было безразличным: я или любил его, или испытывал к нему отвращение, стремился к нему или восхищался им; именно эти эмоции вместе с тысячью других позволяли мне понять природу нового мира, который я должен был узнать.
В том мире, где я оказался, очень важную роль играло число "три". Совершенно непостижимым для нашей математики образом оно входило во все количественные отношения, создавало их и происходило от них. Все вместе взятое, т.е. вся вселенная, являлось мне иногда в виде "триады", составляющей одно целое и образующей некий гигантский трилистник. Каждая часть "триады" в силу какого-то внутреннего процесса вновь преобразовывалась в "триаду", и процесс этот длился до тех пор, пока все не оказывалось заполненным "триадами", которые, в свою очередь, превращались в музыку, свет или схемы. Должен еще раз напомнить, что все мои описания очень плохо выражают то, что происходило, ибо они не передают эмоциональный элемент радости, удивления, восторга, ужаса – и постоянного перехода этих чувств друг в друга.
Как я уже говорил, эксперименты проходили более успешно, когда я лежал, пребывая в одиночестве. Впрочем, иногда я пытался экспериментировать среди людей и даже на улице. Обычно эти эксперименты не давали результатов, что-то начиналось и тут же прерывалось, после себя ощущение физической тяжести. Но иногда я все-таки оказывался в ином мире. В этом случае все, что меня окружало, менялось самым тонким и причудливым образом. Все становилось другим; но описать, что именно происходило, абсолютно невозможно. Первое, что доступно выражению, таково: для меня вокруг не оставалось ничего безразличного, все вместе или в отдельности так или иначе меня задевало. Иными словами, я воспринимал все эмоционально. Далее, в окружавшем меня новом мире не было ничего отдельного, ничего, что не было бы связано с другими вещами или со мною лично. Все вещи оказывались связанными друг с другом, и эта связь была далеко не случайной, а проявлялась под действием непостижимой цепи причин и следствий. Все вещи зависели одна от другой, все жили одна в другой. Наконец, в этом мире не было ничего мертвого, неодушевленного, лишенного мысли и чувства, ничего бессознательного. Все было живым, все обладало самосознанием. Все говорило со мною, я мог говорить со всем. Особенно интересны были дома, мимо которых я проходил, и более всего – старые здания. Это были живые существа, полные мыслей, чувств, настроений, воспоминаний. Жившие в них люди и были их мыслями, чувствами и настроениями. Я хочу сказать, что люди по отношению к домам играют примерно ту же роль, что разные "я" нашей личности по отношению к нам. Они приходят и уходят, иногда живут внутри нас долгое время, иногда же появляются лишь на мгновения.
Помню, как однажды на Невском проспекте меня поразила обыкновенная ломовая лошадь. Она поразила меня своей головой, своей "физиономией", в которой выразилась вся сущность лошади, и, глядя на ее морду, я понял все, что можно было понять о лошади. Все особенности ее природы, все, на что она способна, все, на что не способна, все, что она может или не может сделать, – все это выразилось в чертах ее "физиономии". В другой раз сходное чувство у меня вызвала собака.
Вместе с тем, эти лошадь и собака были не просто лошадью и собакой; это были "атомы", сознательные, движущиеся "атомы" больших существ – "большой лошади" и "большой собаки". Тогда я понял, что мы тоже являемся атомами большого существа – "большого человека"; и точно так же любая вещь представляет собой атом "большой вещи". Стакан – это атом "большого стакана", вилка – атом "большой вилки" и т.д.
Эта идея и несколько других мыслей, сохранившихся в моей памяти после экспериментов, вошли в мою книгу "Tertium Organum", которая как раз и была написана во время этих опытов. Таким образом, формулировка законов ноуменального мира и некоторые другие идеи, относящиеся к высшим измерениям, были заимствованы из того, что я узнал во время экспериментов.
Иногда во время опытов я чувствовал, что многое понимаю особенно ясно; я чувствовал, что, если бы сумел сохранить в своей памяти то, что понимаю, я узнал бы, как переходить в это состояние в любое время по желанию, как сделать его продолжительным, как им пользоваться.
Вопрос о том, как задержать это состояние сознания, возникал постоянно, и я много раз задавал его во время эксперимента, пребывая в том состоянии сознания, когда получал ответы на свои вопросы. Но на этот вопрос я никогда не получал прямого ответа. Обычно он начинался откуда-то издалека; постепенно расширяясь, он охватывал собою все, так что в конце концов ответ на мой вопрос включал ответы на все возможные вопросы; естественно, что я не мог удержать его в памяти.
Помню, как однажды, когда я особенно ясно понял все, что мне хотелось понять, я решил отыскать какую-нибудь формулу или ключ, который дал бы мне возможность на следующий день припомнить то, что я понял. Я хотел кратко суммировать все, что мне стало понятно, и записать, если удастся, в виде одной фразы то, что необходимо для повторного приведения себя в такое же состояние как бы одним поворотом мысли, без какой-либо предварительной подготовки. В течение всего эксперимента мне казалось, что это возможно. И вот я отыскал такую формулу – и записал ее карандашом на клочке бумаги.
