Гипноз и «чудесные исцеления» - Рожнова Мария Сергеевна (читаемые книги читать онлайн бесплатно .TXT) 📗
Книжный рынок захлестнул поток шарлатанских брошюр, в которых проповедовались давно уже отвергнутые наукой представления о существовании внутри человека неких сверхъестественных сил, вроде пресловутого «магнетического флюида», с помощью которых можно легко и просто достичь богатства, успеха в обществе, бесчисленных любовных побед, умения безошибочно предсказывать судьбу и т. д. Авторы давали заманчивые обещания научить своего читателя открывать и развивать в себе подобные чудо-способности. Многие такие книги выходили в роскошных изданиях, в тисненных золотом и серебром переплетах, с иллюстрациями.
Трудно переоценить значение, которое имели в этой обстановке устные и печатные выступления такого пользующегося всемирной славой большого ученого и такого высокоавторитетного человека, каким был академик Владимир Михайлович Бехтерев. В этих выступлениях он настойчиво, отважно и страстно пропагандировал материалистические представления о гипнозе и внушении, беспощадно тем самым вскрывая ложность всей этой мистической шелухи.
На основании собственных наблюдений, а также наблюдений и исследований своих многочисленных учеников Бехтерев развил представление о гипнозе как о своеобразном видоизменении обычного естественного сна. В чем, по Бехтереву, главное отличие гипноза от нормального сна? Гипнотический сон вызывается искусственно теми усыпляющими приемами, которыми пользуется гипнотизер. Наиболее удобным и успешнее других действующим приемом Бехтерев считал словесное внушение сна, которое может заключаться как во внушении гипнотизируемому представлений, связанных у каждого человека с засыпанием, так и путем повелительного требования — «Спать!» Слабые физические раздражители, по его мнению, могут очень способствовать быстроте усыпления, а иногда и вызывать гипнотический сон без всякого словесного внушения.
Бехтерев уделил много внимания исследованиям, направленным на то, чтобы разработать способы повышения лечебной эффективности внушения, проводимого больному в гипнозе или наяву.
Однако и Бехтереву не удалось освободить развитые им представления о гипнозе и внушении от влияния субъективистски-психологических идей. Его объяснения все еще страдали той описательностью формулировок, которая характерна для определений, выдвинутых до него другими исследователями гипноза — Брэдом, Шарко, Льебо, Бернгеймом, Токарским, Данилевским и другими. Все эти представления, будучи в принципе правильными, материалистическими, все же не достигли полного проникновения в природу этих явлений, не смогли раскрыть внутреннюю сторону гипноза и внушения, их физиологическую базу.
Выяснение сущности этих явлений, тесно связанных с психической деятельностью мозга, не могло произойти раньше, чем были установлены основные закономерности этой деятельности.
«Гипноз — частичный сон»
Первопричины гипнотических явлений таятся в глубинах психики, в особенностях деятельности мозга — таково единодушное мнение гипнологов-материалистов. Но задача добраться до этих глубин не так-то проста. Та наука, которая по самому своему существу была призвана выявлять эти особенности, устанавливать законы психики, — психология, тысячелетиями оставалась здесь беспомощной. В чем причины этой бесплодности, четко и правдиво сказал И. М. Сеченов. Виноват сам принятый в ней способ познавать психику — метод наблюдения над собственными мыслями, чувствами и поступками исследователя и сопоставления их с анализом переживаний и поведения других людей. Несвободный от сугубо личных, предвзятых суждений, он роковым образом ведет к ошибкам. С середины прошлого века все большее и большее число прогрессивно мыслящих ученых — невропатологов и психиатров, физиологов, психологов и педагогов — осознает необходимость найти какой-то новый метод изучения работы мозга, который дал бы, наконец, возможность исследовать самое сложное из всего существующего в природе — человеческую психику, непредвзято и точно.
Великий подвиг создания такого метода совершил Иван Петрович Павлов.
В 1901 году И. П. Павлов, завоевавший уже всемирную известность своими блестящими экспериментами по изучению деятельности пищеварительных желез, установил следующий маленький, с виду совсем незначительный факт. Собака, на которой изучали работу слюнной железы, выделяла слюну не только тогда, когда еда попадала к ней в рот, но и тогда, когда она видела пищу издали и даже когда слышала лишь приближающийся стук ботинок служителя, обычно приносившего корм.
Что касается выделения слюны во время еды, то здесь физиологический механизм явления не составлял никакого секрета. Это давно известный физиологам рефлекс — пища раздражает имеющиеся во рту окончания вкусовых нервов, в ответ на возбуждение которых центральная нервная система посылает к слюнным железам сигнал, побуждающий их к деятельности. Таких и подобных ему рефлексов было изучено к началу нашего века множество. Но как, с точки зрения физиологии, объяснить то, что у собаки «слюнки текут» и при одном лишь взгляде на пищу, на кормушку, в которой ее дают, при звуке шагов того, кто ее приносит?
Когда Павлов обнаружил это явление, подробно описал и позднее объявил его не более не менее как основным элементом высшей нервной деятельности, противники стали укорять его в том, будто в этом нет ничего нового. Всем известно и понятно: собака знает по этим признакам (шум шагов, вид кормушки и др.), что сейчас ее будут кормить, и что ж в том удивительного, если у нее заранее выделяется слюна? Да что говорить о противниках! И сам Павлов, когда впервые обнаружил этот факт, тоже пытался объяснить его так — собака страстно желает есть, видя и слыша приготовления, понимает, что желанный момент приближается, поэтому и выделяет заранее слюну.
Вот ведь какие умницы эти собаки! Один вид кормушки, в которой приносят мясо-сухарный порошок, вызывает у них выделение слюны такого же состава, как и непосредственно под влиянием мясо-сухарного порошка, попавшего в рот. Вид чашки, в которой приносят молоко, вызывает, как и при попадании молока в рот собаке, выделение незначительного количества густой слюны. Вид стеклянной колбы с налитым в нее раствором кислоты, окрашенным в черную краску, вызывает, как и сама кислота, насильно влитая в рот собаке, обильное выделение жидкой так называемой отмывающей слюны. В павловских лабораториях немало усилий было потрачено на то, чтобы установить сам факт, что на разные виды пищи при попадании ее в пищеварительный канал выделяются разные по количеству и качественному составу пищеварительные соки (слюна, желудочный сок, сок поджелудочной железы и т. д.). А тут собаки оказались столь догадливы, что, лишь завидев подносимую пищу, выделяют слюну такого именно состава, какую вызвал бы этот продукт, попав в рот. В такой тонкий собачий ум, простите, трудно поверить. Надо, видимо, как-то иначе все это объяснять.
Павлов и принимавшие в этих работах участие другие сотрудники начали строить различные догадки, но ни к чему другому, кроме ожесточенных споров, «метод» догадок не привел.
Отчаявшись объяснить открывшиеся факты на шаткой основе умозрительных рассуждений. Павлов решил навсегда расстаться с временно увлекшим его путем субъективно-психологических сравнений и вновь вернуться на прочные рельсы экспериментальной физиологии. Позднее он писал: «После настойчивого обдумывания предмета, после нелегкой умственной борьбы я решил, наконец, и перед так называемым психическим возбуждением остаться в роли чистого физиолога, т. е. объективного внешнего наблюдателя и экспериментатора, имеющего дело исключительно с внешними явлениями и их отношениями».
— Помилуйте, господа, — спорил Павлов с теми, кто не соглашался с этим решением, — что дает нам гадание о внутренних чувствах и мыслях собаки? Ведь мы даже друг-то с другом столковаться не можем. До выводов ли тут?
— Да, — с грустью вспоминал верный соратник Павлова доктор Савич, — раньше этого у нас не бывало. Чуть что разошлись во мнениях — спор решает новый опыт. И тут уж не может быть места сомнениям. Правильно поставленный опыт дает единственно возможный ответ.
