Об истерии - Кречмер Эрнст (книги регистрация онлайн TXT) 📗

В области истерии находим мы этот закон в сфере высших дуг действия полностью в отношении между гипобуликой и целевой функцией. Военный истерик, которого я знаю положительно насквозь, приходит не­давно ко мне, чтобы я дал о нем заключение. У него не сгибается левая нога; цель, которую он преследует, это добиться таким образом ренты. Намерение это совершенно неприкрыто; оно и действует, как главная причина, на способность к движению левой ногой. Но каким образом действует оно? Вовсе не так, как этого нужно было бы ожидать, и как мы это действительно и наблюдаем при целесообразной умной симуляции: вовсе не тем, что разумно приноравливаются, взвешиваются и целесообразно проводятся, смотря по их действию на врача, каждое мышечное движение, каждая поза, каждый шаг, каждое слово, каждый взгляд. Достаточно бывает создать в комнате выраженную целевую ситуа­цию, или прикоснуться врачу к левой ноге, чтобы нача­лось то завыванье, крик, метание и пыхтение, которое мы часто уже описывали. Весь человек сжимается на месте и телесно и психически, переходит в положение обороны, пускает в ход все свои примитивные защитные механизмы и с шипением ощетинивает он свои иглы, как раздраженное маленькое животное, у которого хо­тят отнять его добычу. Известная цель, известное наме­рение дали начало этой сцене, но как только колеса завертелись, руль отказывается служить. Следовательно, в точности наподобие спинальной рефлекторной дуги: Целевая воля действует еще лишь как неспецифическое раздражение на гипобулическую низшую инстанцию, которая работает дальше по ее собственным примитив­ным законам в виде чистого HR – синдрома, т. е. в виде тех непосредственных тесных слияний из гипобулических волевых проявлений с рефлекторными процессами, как мы их нередко видели в истерических картинах болезни.

Цель раздражает гипобулику, не господствуя, однако, над нею.

Гораздо чаще еще, чем эти чистые картины, мы встречаем при хронических истериях тот другой вид с интерференцией между выразительными механизмами высшей и низшей инстанции, который изучен нами на спинномозговой рефлекторной дуге. Психофизическое поведение таких пациентов состоит из стертого, нераз­личимого и полного противоречий смешения целевых мотивов и гипобулических механизмов. Некоторое время проводится очень осмысленно известная тенденция, – напр., получить ренту. Затем вдруг как бы сбива­ются с роли; начинается бессмысленное, упрямое топ­танье на одном месте или капризный скачек, и все дви­жение происходит то в полурефлекторных, то в проду­манных формах. Эта смесь из упрямства, каприз­ности и целевого устремления является в высшей степени характерной и прекрасно – знакомой исте­рической картиной, которая возникает из интер­ференции импульсов наполовину недостаточного целевого аппарата с гипобулическими собствен­ными движениями. Таким образом, получаются крайне ломанные непредвиденные формы волевых кривых. Для того, чтоб добиться ренты, укладываются на целые годы в постель, стремятся к известной цели; а, стремясь к ней, действуют часто тем не менее нецелесообразно; ради маленькой ренты портят себе на годы наслаждение жизнью, между тем ради большего наслаждения возникло и самое стремление. Одинаково невозможно и насла­ждаться жизненными инстинктами и отрицать их.

Сегодня смертельно больная, она бьется в судорогах для того, чтоб с дьявольской планомерностью осканда­лить супруга, завтра баззаботно танцует на балу, а в сле­дующую четверть года, чтоб наказать его снова, опи­раясь на палку, тащится она в санаторию – таким образом скачет вверх и вниз кривая между целесообразнейшей, полной интриг, дипломатией и гипобулическими мгновенными импульсами.

Часто задавали вопрос: слабовольны ли эти истерики? При такой постановке вопроса ответа найти иногда не удастся. «Это – слабость воли» – говорит обычно врач своему пациенту с абазией, который не хочет стоять на ногах. Слабость воли – конечно, ибо, если бы он сделал над собой усилие, он встал бы на ноги. Но разве как раз в этом нежелании не скрывается сила воли, сила настолько тягучая и упрямая, что многие здоровые люди с «силой воли» не были способны на нее за всю свою жизнь. Поэтому, коротко говоря: Такие истерики страдают не слабостью воли, но слабостью цели. Слабость цели – в этом суть психики, как мы убеждаемся на большом количестве хронических истериков. Только допустив разделение обоих волевых инстанций, поймем мы ту загадку: каким образом человек высшую силу воли может затратить на достижение картины жалкого убожества и затратить, не управляя движением, но не без определенной цели. Слабость цели не есть слабость воли. Слабость цели появляется и у натур с силой воли, если они попадают, как, напр., в панике, в ситуации, до которых они психически не доросли. Встречаются жизненные травмы, напр., крупные землетрясения, когда, как это известно из наблюдений, оказываются несостоя­тельными высшие душевные инстанции даже самого здорового человека, где раздражения переживаний про­скакивают непосредственно через целевую сферу и тетанизируют гипобулику. «Потерять голову» – говорят очень удачно об этом состоянии, в котором между остат­ками целевых импульсов пробиваются низшие атависти­ческие волевые органы, и руководство переходит к чере­дованию из ступора и слепого стремления прочь.

Состояние целевой слабости возникает, следо­вательно, из простой закономерной пропорции между силой раздражения и душевными задатками: чем сильнее удар раздражения, тем меньшая сла­бость нужна со стороны нервного аппарата, чтобы обес­силить целевую сферу. Этот способ реагирования у нормального человека дает ключ к пониманию тесного сродства, которое, в клиническом отношении истерические механизмы обнаруживают как раз к острым синдромам испуга и паники. Истерия в громадных размерах, как массовое явление, вызвана ничем иным, как несчастными случаями в производстве и психическими военными травмами. Это вытекает само собой из наших исследований. Ибо испуг вызывает двойной результат: он раздражает прежде всего в силь­ной степени весь рефлекторный аппарат, а затем он остро выключает целевую сферу. Благодаря этому, сделавшаяся автономной гипобулика, может тотчас же с элементарной непосредственностью связаться с реф­лекторным аппаратом, а в соединении с ним, по законам произвольного усиления рефлексов, вызвать, напр., исте­рическое дрожание. Просыпающаяся постепенно от своего оцепенения целевая воля находит тогда уже в значи­тельной мере упрочившиеся HR группы, для разъедине – ния которых нужна известная инициатива, которой инди­видуум не проявит, если он, напр., вследствие стремления к ренте в этом не заинтересован. Вместо того насту­пает тогда ранее набросанное типическое хроническое состояние, где однажды оказавшаяся несостоятельной целевая сфера производит лишь не специфическое раз­дражение и не господствует уже над гипобулической дугой действия. Таким образом возникают те более окоченевшие и диссоциированные от целевого аппарата HP. синдромы, которые часто являются ничем иным, как окаменелостями острого синдрома испуга, когда – то имевшего место.

По аналогии с этим чисто острым способом возникно­вения истерии объясняется легко и хронический вид, где в невыносимых длительных ситуациях целевые функции постепенно разъедаются до тех пор, пока их не заместит, наконец, внезапно гипобулическая инстан­ция. Эту форму можно часто наблюдать в военной истерии, а также в истериях брака и семьи у женщин. Но и здесь окончательный толчок для развития истерии дается обычно аффектом; или же на почве скрытой хронической целевой недостаточности она проступает лишь эпизодически в форме истерического припадка при внешних раздражающих толчках, а истерический припадок представляет собой часто вполне чистый орга­нический HR – синдром: импульсивно инфантильные механизмы волевого и аффективного разряда, непосред­ственно иррадиирующие в рефлекторную сферу.

Глава 6. Превращения переживаний

Истерик отгораживается от внешнего мира защитным валом своих инстинктивных реакций бегства и обороны: он притворяется, ожесточается, усиливает свои рефлексы. Благодаря этому, удается обмануть, испугать, утомить и сделать податливым этот внешний мир, который гнетет и угрожает. Этой инстинктивной тактике вовне соответствует внутренняя оборона от переживания. Интрапсихическое состояние удачно приспосабливается к внешней обороне от переживаний. Истерической психике присуща та особенность, что она в общем охотнее избегает затруднительных переживаний, чем смотрит им прямо в лицо. Таким–то образом пытается она с большим или меньшим успехом притвориться и внутренне перед самой собой отодвинуть в сторону тревожащие представления, превратить их в нечто легко выносимое, даже отрадное или, по меньшей мере, путем основательных разрядов на время освободиться от них.