Оживление без сенсаций - Аксельрод Альберт Юльевич (электронная книга txt) 📗
— Да, — тихо молвил фельдшер и ничего больше не прибавил.
Тут я вышел из оцепенения и взялся за ее пульс. В холодной руке его не было. Лишь после нескольких секунд нашел я чуть заметную редкую волну. Она прошла... потом была пауза, во время которой я успел глянуть на синеющие крылья носа и белые губы... Хотел уже сказать: конец... по счастью, удержался... Опять прошла ниточкой волна.
«Вот как потухает изорванный человек,—• подумал я,— тут уж ничего не сделаешь...»
Но вдруг сурово сказал, не узнавая своего голоса:
— Камфары.
Тут Анна Николаевна склонилась к моему уху и шепнула:
— Зачем, доктор? Не мучайте. Зачем еще колоть? Сейчас отойдет... Не спасете.
Я злобно и мрачно оглянулся на нее и сказал:
— Попрошу камфары...
Так что Анна Николаевна с вспыхнувшим, обиженным лицом сейчас же бросилась к столику и сломала ампулу.
Фельдшер тоже, видимо, не одобрял камфары. Тем не менее он ловко и быстро взялся за шприц, и желтое масло ушло под кожу плеча...
...Прошло четверть часа. С суеверным ужасом я вглядывался в угасший глаз, приподымая холодное веко. Ничего не постигаю. Как может жить полутруп? Капли пота неудержимо бежали у меня по лбу из-под белого колпака, и марлей Пелагея Ивановна вытирала соленый пот. В остатках крови в жилах у девушки теперь плавал и кофеин. Нужно было его впрыскивать или нет? На бедрах Анна Николаевна, чуть-чуть касаясь, гладила бугры, набухшие от физиологического раствора. А девушка жила».
Что же это? Перед нами описание крайне тяжелой, по существу, агонирующей больной, попавшей ногами в мялку для льна. Пока ее везли на телеге десять верст без всяких жгутов, она, конечно же, потеряла огромное количество крови. Поскольку дело происходит семьдесят лет назад, ни о каких современных мерах реанимации молодой врач и не подозревает — он делает то, что сейчас нам представляется абсолютно неэффективным. Более того, у погибающей больной, находящейся в бессознательном состоянии, он производит ампутацию раздробленного бедра без всякого обезболивания, на что сейчас не решится ни одна живая медицинская душа.
И что же из всего этого получилось? Обратимся к Булгакову.
«В дверь постучали. Это было через два с половиной месяца. В окне сиял один из первых зимних дней. На двух костылях впрыгнула очаровательной красоты одноногая девушка в широчайшей юбке, обшитой по подолу красной каймой.
Она поглядела на меня, и щеки ее замело розовой краской.
— В Москве... в Москве... — И я стал писать адрес. — Там устроят протез, искусственную ногу.
— Руку поцелуй,— вдруг неожиданно сказал ее отец.
Я до того растерялся, что вместо губ поцеловал ее в нос.
Тогда она, обвисая на костылях, развернула сверток, и выпало длинное снежно-белое полотенце с безыскусственным красным вышитым петухом. Так вот что она прятала под подушку на осмотрах. То-то, я помню, нитки лежали на столике.
— Не возьму,— сурово сказал я и даже головой замотал. Но у нее стало такое лицо, такие глаза, что я взял...
И много лет оно висело у меня в спальне в Мурьеве, потом странствовало со мной. Наконец, обветшало, стерлось, продырявилось и исчезло, как стираются и исчезают воспоминания» *.
Трагическая и прекрасная история болезни, трагическая и прекрасная человеческая история.
Так почему все-таки выжила эта девушка в ту далекую «дореанимационную» эпоху? Я, реаниматолог с тридцатилетним стажем, могу ответить лишь одно — не знаю. Быть может, так распорядилась судьба — каждый врач может вспомнить удивительные случаи выздоровления абсолютно бесперспективных пациентов. Кстати сказать, нередко такие истории болезни встречаются именно в практике начинающих докторов, каким и был герой рассказа Михаила Булгакова. Быть может, тут играет роль отчаянное напряжение душевных сил молодого врача? Кто знает.
Разумеется, в условиях экстремальных (война, наводнение, пожар) мобилизуются невероятные для обычной жизни резервы человеческого организма — военные медики приводят наблюдения, которые в мирное время нам бы и присниться не могли. Вспомним хотя бы историю летчика Маресьева. Но ведь катастрофа с девушкой, попавшей в льномялку, произошла в спокойных мирных условиях без всякого предварительного фонового напряжения резервных сил организма. Почему же малоопытному врачу, не знавшему современной реаниматологии, удалось спасти ее?
Выскажу предположение, которое кому-то может показаться крамольным,— в прошлом, даже сравнительно недавнем, люди были здоровее. Все начиналось с раннего детства — не существовало реанимации новорожденных, а потому выживали только самые здоровые, самые активные, полные жизненных сил. Не было столь развитой службы помощи детям и в более старшем возрасте — естественный отбор, несмотря на отчаяние родителей, оставлял в живых только самых выносливых. И вот эти люди прошлого, прошедшие жестокий отсев, да к тому же, как правило, тренированные в детстве и отрочестве напряженным физическим трудом, вступали во взрослую жизнь. Какими они были? И как выглядим мы по сравнению с ними?
Созданию портрета сегодняшнего среднего пациента помогут исследования главного терапевта Эстонии профессора Н. В. Эльштейна. Речь идет об общих особенностях, выходящих за рамки какого-то одного недуга.
Первая черта находится в прямой связи с одним из важнейших научных достижений нашего времени — значительным возрастанием среднестатистической продолжительности жизни. Это множественность болезней. Как считают геронтологи — ученые, занимающиеся проблемами старения, обычно у лиц старше 60 лет выявляется не менее трех заболеваний, и эти цифры отражают лишь видимую часть айсберга. Постарение населения действительно сопровождается прогрессирующим ростом количества хронических болезней. Но эта множественность присуща и более молодым людям. Так, в США более половины больных, ограниченных в своей активности вследствие хронических заболеваний, находится в возрасте до 45 лет. Это тоже объяснимо. Мы научились предупреждать в большинстве случаев смерть от острых болезней (например, воспаления легких), но не всегда способны предотвратить их переход в хронические. Сегодня не косят людей некогда такие страшные заболевания, как, скажем, сахарный диабет, но избавить от него мы пока тоже не можем. Каких-нибудь 100 лет назад при наличии тяжелой болезни человек не выживал — он просто не доходил до этапа, когда развивались вяло текущие хронические заболевания. Сегодня он может жить с ними долгие годы. Наконец, техника обследования достигла таких высот, что признать кого-то здоровым, как говорят англичане, стало практически невозможным.
Вторая особенность современного пациента — наличие у него более или менее выраженных расстройств центральной нервной системы. По данным Всемирной организации здравоохранения, за 65 лет заболеваемость неврозами возросла в 24 раза. Растет и количество страдающих депрессиями. Высказывается мнение, что в наше время не следует пациенту задавать вопрос, в порядке ли у него нервная система, правильнее спрашивать, каков характер ее расстройств. Нельзя игнорировать общие для всех людей факторы: конфликты с самим собой, стрессы на работе, семейная дисгармония и т. п. Во всем мире врачи отмечают появление «неврозов ожидания», «информационных неврозов», «неврозов выходных дней».
Различные расстройства нервной системы стали медико-социальной проблемой века. Не случайно в Японии больничное лечение начинается с рекомендаций медицинского психолога, а в США психиатрию начинают преподавать будущим врачам уже на первом курсе.
Третьей особенностью современного больного стала его наклонность к полноте и ожирению; которые сокращают жизнь в 2 раза чаще, чем злокачественные опухоли. В экономически развитых государствах превышение веса против нормы на 20 % выявляют примерно у одной трети взрослого населения, а в старших возрастных группах — у 50 %• У женщин ожирение встречается в 2 раза чаще, чем у мужчин.
Четвертая особенность сегодняшнего пациента — аллергизация, которой страдает в среднем 15 % населения. Повинны в этом прежде всего химические вещества, применяемые в быту, и лекарства, особенно когда их используют бесконтрольно.
