Об истерии - Кречмер Эрнст (книги регистрация онлайн TXT) 📗

Но каким образом получается это своеобразное совпадение, что большая часть истерических картин одновременно и целесообразна, и биологически предобразована? А если действительно известные центральные группы истерии могут быть сведены к старым инстинктивным механизмам, почему бы им не быть целесообразными? Разве не скрывается во многих инстинктах как раз целесообразность, целесообразная защита и приспособление по отношению к внешним жизненным раздражениям?

И если человек ищет по отношению к внешним раздражениям защиты и приспособления и не может найти их обычным образом, путем разумного рассуждения и волевого действия разве не должен он тогда со своими стремлениями вернуться, прежде всего к тем старым путям, которые существуют для него готовыми в наследственных инстинктах. Конечно, использование таких более древних путей будет возможно лишь с теми видоизменениями, а также обходными тропинками, которые с необходимостью вытекают из сложного существа высшей душевной жизни. Реакция создается часто не чисто инстинктивно, как у низшего животного, но благодаря сложному взаимодействию рациональных, инстинктивных и рефлекторных механизмов.

И почти точно сущность современного учения об истерии будет выражена словами: Истерическими называем мы преимущественно такие психогенные формы реакций, где известная тенденция представления использует инстинктивные, рефлекторные или иные биологически предуготованные механизмы.

С точки зрения понятия в типе существенно то обстоятельство, что он обладает прочно установленным центром и непрочными границами. Типы можем мы определять по их основному ядру, но мы не в состоянии их «отграничивать».

Мы называем типом известное ядро отчетливых и между собой сходных образований, которые мы распознаем и извлекаем из целого моря незаметно сливающихся переходов. Это сохраняет свое значение с одинаковым успехом, как для антропологического рассового типа, так и для типа личности или клинического реактивного типа. Следовательно, нечего стремиться точно отграничивать определениями истерический реактивный тип; при этом всегда отсекается нечто живое.

Мы не спрашиваем: где у истерического реактивного типа его пограничные линии, но – где его пограничные области. Самые важные пограничные области лежат там, где оба главных определения этого типа перестают покрывать друг друга: следовательно, там, где хотя и ясно просвечивает известная тенденция болезни, но где она, в сколько – нибудь существенных размерах не пользуется «предобразованными» механизмами; с другой стороны, там, где в психогенных реакциях хотя и проступают эти предобразованные механизмы, как в истерии, но без отчетливо выраженной тенденции.

Первое имеет место при свободно импровизированных аггравациях и симуляциях, которые через посредство истерических привыканий незаметно переходят в настоящие истерические реакции; до известной степени также при многих рентовых неврозах мирного времени, которые бывают, несомненно, тенденциозными, но с расплывчатой симптоматикой без каких бы-то ни было точных истерических рефлекторных и инстинктивных механизмов. А с другой стороны, мы встречаем, напр., в определенных острых синдромах страха и паники совершенно родственные истерии механизмы: ступорозные формы, судороги, сноподобные состояния, аффективные иррадиации «рефлексов» но мы не всегда усматриваем в этом ясную тенденцию, или это, во всяком случае более элементарная, более непосредственно с аффектом связанная тенденция, в отличие от обыкновенной истерии. И их нельзя ни в коем случае резко отмежеватыот области истерии, но они стоят, несомненно, на границе ее.

Для обоих – для рентовых неврозов и неврозов страха – показательно неустановившееся клиническое словоупотребление, ибо одни относят их к истерии, другие же нет.

В дальнейшем делается попытка представить проблему истерии, подходя к ней с обоих главных сторон, при этом сначала изображаются отношения к жизни инстинктов и влечений; во второй части подлежит исследованию: каким образом душевная тенденция у человека использует древние предуготованные пути.

Глава 1. «Двигательная буря» и «Рефлекс мнимой смерти»

Если девушке предстоит нежелательное для нее замужество, то у нее две возможности избегнуть его. Она может действовать планомерно, после размышления использовать слабые места своего противника; то энергично сопротивляясь, то разумно отступая, она, наконец, достигнет цели путем разговоров и действий, избирательно направленных, приспособленных к каждому новому повороту в положении. Или же в один прекрасный; день она внезапно упадет, станет судорожно биться, дрожать и подергиваться, будет бросаться из стороны в сторону, изгибаться дугой и повторять это до тех пор, пока не освободится от немилого претендента. Двое Солдат не в состоянии справиться с ужасными переживаниями войны: Первый подумает о своем прекрасном почерке, о своих технических способностях, о своих связях на родине, взвесит все за и против, сделает много ловких шагов и очутится под конец в спокойной канцелярии. Другого после сильного обстрела находят окопе беспорядочно бегающего взад и вперед, его уводят у него начинается сильнейшая дрожь, он попадает на пункт для нервно – больных, а отсюда на гарнизонную службу в канцелярию, и здесь встречается со своим умным товарищем, занятым уже писанием.

Это два пути. Первый свойствен почти исключительно человеческому роду. Второй же – показательная биологическая реакция, которая проходит через весь животный ряд – от одноклеточных существ до человека.

Если плавающая инфузория [5] приближается к месту с подогретой водой, то она реагирует переобилием оживленных движений, продолжающихся до тех пор, пока одно из движений не выведет ее из опасной области, после чего она продолжает плыть спокойно. Пчела или птица, пойманная в комнате, не усаживается в угол для размышления, не обследует по определенному плану окон и дверей, чтоб найти открытое место. Вместо того, наряду с полетом, инстинктивно направленным к свету, у нее вспыхивает целая буря движений; животное бьется, трепещет, беспорядочно бросаясь во все стороны; движения эти повторяются в виде приступов до тех пор, пока одно из них случайно не выведет его через форточку на свободу, после чего тотчас возвращаются спокойные летательные движения.

Двигательная буря – это типическая реакция живых существ на положения опасные или припятствующие течению жизни. Двигательная буря – это самопомощь с относительной биологической целесообразностью. Быстро пускаются в ход одно за другим все движения, находящиеся в распоряжении отдельного существа, причем они постоянно повторяются в вертящемся круговороте. Если между этими многими беспорядочными движениями найдется одно, которое случайно спасет животное из опасной области, то это движение продолжается дальше, сопровождаясь вместе с тем быстро наступающим общим успокоением. В случае удачи, двигательная буря имеет, следовательно, тот смысл, что она дает возможность быстро выбрать из всех двигательных актов, находящихся в распоряжении в данный момент, наиболее целесообразный, притом без размышления, почти чисто в силу механической игры движений, сопровождаемых самое большое общим смутным аффектом. Как действие инстинктивное, протекающее чисто схематически, без приспособления к специальной ситуации, оно, понятным образом, часто пропадает напрасно или даже может оказаться вредным.

Двигательная буря, в течение хода развития, как биологическая оборонительная реакция, отступает все Долее и более на задний план. На более древний реактивный тип наслаиваются более молодые и, в среднем взятые, более целесообразные образования. Мы встречаем у собак и очень отчетливо у обезьян [6] зачатки целесообразного искания и спокойного, т. е. менее выражающегося в двигательной сфере, размышления.

У взрослого человека по отношению к новым ситуациям преобладающим типом реакции является обдуманное действие по выбору; только при исключительных условиях реагирует и он двигательными бурями. Другими словами – «попытки» извне постепенно переносятся внутрь – из периферической двигательной области в центральный нервный орган, из школы движений – в школу двигательных зачатков.