Мозг рассказывает.Что делает нас людьми - Рамачандран Вилейанур С. (прочитать книгу txt) 📗
чтобы зрительно воссоздать изображение фантома, как это было и раньше.
Но на этот раз, вместо того чтобы попросить его подвигать рукой, я сказал
ему держать ее неподвижно, в то время как я поместил уменьшительную
вогнутую линзу между линией его взгляда и отражением в зеркале. С точки
зрения Чака, его фантом теперь оказался примерно вдвое или втрое меньше
«действительного» размера.
Лицо Чака стало изумленным, и он сказал: «Поразительно, доктор.
Мой фантом не только выглядит маленьким, но и чувствуется маленьким. Вы
не поверите боль тоже уменьшилась! Примерно на одну четвертую от того,
что было раньше».
Это поднимает захватывающий вопрос может ли реальная боль в
реальной руке, вызванная уколом булавки, тоже быть уменьшена, если
оптически уменьшить булавку и руку. В нескольких описанных выше
экспериментах мы увидели, насколько важным фактором может быть зрение
(или его отсутствие), чтобы влиять на фантомные боли и двигательный
паралич. Если будет показано, что подобный род оптически опосредованной
анестезии сработает и для здоровой руки, это станет еще одним
поразительным примером взаимодействия между разумом и телом.
БУДЕТ ВПОЛНЕ СПРАВЕДЛИВО сказать, что эти открытия вместе с новаторскими
исследованиями Майка Мерцениха и Джона Кааса на животных, а также
некоторыми оригинальными клиническими работами Леонардо Коэна и Пола
Бах-и-Рита открыли настоящую новую эру в неврологии, а особенно в
нейрореабилитации. Они привели к коренному сдвигу наших представлений
о мозге. Старая точка зрения, господствовавшая в 1980-х, заключалась в том,
что мозг состоит из многих специализированных блоков, которые с рождения
имеют
четко
определенные
аппаратные
задачи.
(Диаграммы
из
прямоугольников и стрелок, показывающие связи в головном мозге, которые
вы найдете в учебниках анатомии, стимулировали создание подобной в
высшей степени ложной картины в умах целых поколений студентов-
медиков. Даже в наше время некоторые учебники продолжают отражать эту
«докоперниковскую» точку зрения.)
Но начиная с 1990-х годов этот статичный взгляд на мозг начал
постепенно сменяться на более динамичную картину. Так называемые блоки
головного мозга не работают в строгой изоляции, существует весьма
значительное и всестороннее взаимодействие между ними, намного большее,
чем предполагалось вначале. Изменения процессов в одном из блоков
скажем, из-за повреждения, или созревания, или обучения, или жизненного
опыта могут привести к значительным переменам в функционировании
многих других блоков, связанных с первым. В весьма значительной степени
один блок даже может заимствовать функции другого. Не жесткая,
генетически заложенная во внутриутробном состоянии схема работы
головного мозга. Нет. В высшей степени гибкая и пластичная и не только у
младенцев и маленьких детей, но и на протяжении всей взрослой жизни
человека. Как мы уже видели, даже основная «осязательная» карта в мозге
может изменяться на довольно больших расстояниях, а фантомная
конечность может быть «ампутирована» при помощи зеркала. Теперь вы с
уверенностью можете говорить, что мозг чрезвычайно пластичная
биологическая система, находящаяся в динамическом равновесии с внешним
миром. Даже ее основные связи могут постоянно обновляться в ответ на
изменяющиеся сенсорные потребности. А если вы примете во внимание
зеркальные нейроны, то мы можем прийти к выводу, что ваш мозг
синхронизирован с другими мозгами подобно тому, как «друзья» в Facebook
постоянно изменяют и обогащают друг друга.
Каким бы примечательным ни был этот сдвиг парадигмы, пусть даже
исключительно
значимым
для
клинической
практики,
вы
можете
воскликнуть а какое же отношение эти истории о фантомных конечностях и
пластичности мозга имеют к вопросу об уникальности человека? Разве
способность к изменениям на протяжении всей жизни исключительно
человеческая черта? Конечно нет. Разве у низших приматов не бывает
фантомных конечностей? Конечно бывают. Или находящаяся в их коре карта
конечностей и лица не изменяется вследствие ампутации? Конечно
изменяется. Так что же эта пластичность говорит нам о нашей уникальности?
Ответ состоит в том, что способность к пластичности на протяжении
всей жизни (а не только лишь гены) занимает одно из важнейших мест в
эволюции человеческой уникальности. Благодаря естественному отбору наш
мозг выработал способность использовать обучение и культуру для того,
чтобы запускать фазовые переходы наших психических процессов. Мы
вполне могли бы называть себя Homo plasticus. В то время как мозг у других
животных просто проявляет гибкость, мы единственный вид, который
использует ее в качестве основного средства для усовершенствования мозга
и эволюции. Один из важнейших способов, при помощи которого нам
удалось поднять нейеропластичность до таких заоблачных высот, известен
под названием неотении наших до абсурда затянутых периодов детства и
юности, что делает нас чрезвычайно пластичными и чрезвычайно
зависимыми от старших поколений на протяжении более десятка лет.
Детство человека позволяет заложить фундамент для взрослого разума,
однако пластичность остается важнейшим фактором на протяжении всей
жизни. Без неотении и пластичности мы бы все еще бродили голыми
обезьянами в какой-нибудь саванне без огня, без инструментов, без письма,
традиций, верований и мечтаний. Мы и в самом деле были бы «всего лишь»
обезьянами, а не стремящимися ввысь ангелами.
МЕЖДУ ПРОЧИМ, хотя МНЕ так никогда и не удалось непосредственно изучить
Михи пациентку, которую я встретил еще студентоммедиком и которая
смеялась в тот момент, когда должна была бы взвизгивать от боли, я никогда
не переставал размышлять над ее случаем. Смех Михи ставит перед нами
интересный вопрос: отчего кто-либо смеется над чем-либо? Смех, равно как
и его когнитивный спутник, юмор, универсальная черта, присутствующая во
всех культурах. Некоторые приматы «смеются», когда их щекочут, но
сомневаюсь, чтобы они рассмеялись при виде толстой обезьяны,
поскользнувшейся на кожуре банана и упавшей на задницу. Джейн Гудолл
определенно никогда не сообщала, что шимпанзе устраивают друг для друга
пантомимные сценки в духе Three Stooges или Кистона Копса. Почему и
каким образом развился у нас юмор загадка, но любопытный случай Михи
дал мне ключ к разгадке.
Любая шутка или смешной случай имеют следующую форму. Вы шаг
за шагом рассказываете историю, ведя слушателя по очевидной дорожке
ожидания,
а
затем
внезапно
вводите
неожиданный
поворот,
кульминационный момент, соль рассказа, понимание которого требует
полного переосмысления предыдущих событий. Но этого недостаточно: ни
один ученый, чье теоретическое построение разрушено одним-единственным
уродливым фактом, который повлечет за собой полный пересмотр теории, не
посчитает такое забавным (уж поверьте мне, я пытался!). Резкий поворот в
напряженном ожидании необходим, но недостаточен. Самый важный
ингредиент состоит в том, что новая интерпретация должна быть
непоследовательной. Приведу пример. Ректор медицинского университета
идет по тропинке, но как раз перед тем, как достичь пункта назначения, он
поскальзывается на кожуре банана и падает. Если он при этом проламывает
череп и кровь хлещет, вы бежите на помощь и вызываете скорую. Вы не
