О мышлении в медицине - Глязер Гуго (книги полностью бесплатно TXT) 📗
Месмер, несомненно, был фантастом, мистиком, но он все–таки был мыслящим врачом и находился под сильным влиянием Парацельса. Уже одно то, что он выбрал для своей докторской работы вопрос об отношениях человека к планетам, свидетельствует о его склонности к потустороннему миру. У Парацельса он нашел также и указание, что магнит, единственный мертвый предмет, обладает способностью, какой не обладает ни один другой предмет, — притягивать и удерживать другое, также мертвое тело и тем самым как бы навязывать ему свою волю. Парацельс с воодушевлением говорил о силе магнита и натолкнул врачей на мысль овладеть этой силой и использовать ее в лечебных целях.
Приступить к лечению магнетизмом Месмера заставил случай. Одной англичанке еще на родине посоветовали носить на себе магнит, который должен был помогать ей от спазмов в желудке; приехав в Вену, она заказала себе магнит. Месмер, занимавшийся врачебной практикой в Вене, узнал об этом, а так как у него была больная с явлениями истерии, то он решил применить магнит и в этом случае. Лечение было очень успешным, и о нем вскоре заговорили; так у Месмера появилась мысль создать систему лечения, причем оказалось, что магнит при этом не нужен и что главное значение имеет магнетизер. Именно это свидетельствует о том, что Месмер был также и научно мыслящим врачом; вначале он, конечно, совсем не собирался создавать метод лечения, который привлек бы к нему множество больных, как это было в действительности. Он исходил из наличия магнита, размышлял, делал опыты: это была научная работа; назвать ее иначе нельзя, несмотря на множество враждебных высказываний со стороны врачей: «В моих руках обитают силы, я могу переносить их на больных и придавать им новую жизненную силу». Это были смелые слова, вполне в духе Парацельса, и сам Месмер, несомненно, верил в их справедливость. На практике он обставлял свое лечение многим таким, что его обвинили в шарлатанстве. Например, Месмер во время лечения иногда играл на гармонике. Он был музыкальным человеком, и его дружба с Моцартом известна всем. Использование музыки было ошибкой только в те времена; в настоящее время лечение музыкой применяется и влияние музыки на нервные и душевные заболевания признается. Он также ставил своих больных в круг и предлагал им брать друг друга за руки; затем он начинал лечение; в настоящее время это называется групповым лечением; оно теперь признается, но тогда казалось странным.
Воззрения Месмера были путаными и мистическими и совсем не были системой, но тогда одно вытекало из другого, и случаи излечения должны были производить впечатление. Что почти все врачи и большинство ученых выступали против него, само собой разумеется, хотя у него были даже могущественные покровители, а Мюнхенская академия избрала его своим членом. Но врачи продолжали относиться к нему отрицательно. При этом между животным магнетизмом Месмера и другими теориями и прежде всего теорией раздражимости в сущности не было непреодолимой пропасти. Если последняя теория говорила об универсальной раздражимости, то Месмер выдвигал универсальный магнетизм как единственную силу природы и при его нехватке как единственную причину болезни и поэтому с полным основанием магнетизм как единственное лечение. Здесь можно найти известный параллелизм, как ни различны по существу своему были обе эти теории.
В отрицательном отношении врачей к месмеризму, по–видимому, главным было то обстоятельство, что его распространение и слава были обязаны не медикам. Месмер облекал свои взгляды в форму, напоминавшую времена ятроастрологии; он говорил также и о благоприятном, и о неблагоприятном действии определенных врачей и среднего персонала на больных, на их состояние и выздоровление; тем самым он, естественно, сам этого не подозревая, высказал мысль, полностью признанную в наше время. Если теперь говорят, что врач должен лечить больного, а не болезнь, то это в известной мере звучит в духе Месмера.
Научное мышление Месмера соответствовало его времени. Тогда в медицину было введено понятие полярности. Вполне понятно, что в нем заключалось и мистическое начало и что оно было главным фактором и основой лечения магнетизмом. Оно вполне соответствовало душевному складу Месмера. Очевидно, так же должны были быть настроены и больные, которых Месмер успешно лечил. Он ожидал, что его система сможет проникнуть в «потусторонний мир души» и вылечивать там, где обычная медицина не помогала, так как в таких случаях она противопоставляла себя чему–то, лишенному субстанции. Такова была, например, группа людей одержимых, затем мир сновидений, все недоступное нашим чувствам. Он усматривал связи и хотел нарушить их, он видел проблемы внушения, проблемы гипноза и считал возможным проникнуть в эту область только посредством магнетизма. Во многих случаях он, очевидно, достигал успеха.
К Месмеру обращалось множество невротиков и особенно истериков; это были благодарные объекты для лечения, и подобно тому, как вспышки истерии проявлялись и в единичных случаях, и как массовое явление, так было и с лечением, причем магнетизм обладал исключительной силой внушения. Мистика и неизменная склонность человека прибегать к методам, лежащим на границе медицины и даже совсем вне ее, делали лечение успешным. Официальная медицина отвергла метод Месмера. В конце концов, Месмер потерпел неудачу и когда он, в возрасте 81 года, в бедности и почти забытый, умирал, то он и не подозревал, что потомки признают его предтечей психотерапии.
Приблизительно к этому же времени относится жизнь и деятельность Самуеля Ганемана (1755–1843), прославившегося своей системой гомеопатии. Интересно, что между Месмером, открывшим животный магнетизм, и Ганеманом, создавшим гомеопатию, имеются параллели, хотя речь идет о совершенно разном. Общими для обоих учений являются прежде всего мысли, заимствованные у Парацельса; далее общим для обеих систем является виталистическое начало.
Главные выводы Ганемана, изложенные им в его «Органоне», следующие: существует духовная жизненная сила, поддерживающая здоровье человека; болезни вызываются исключительно расстройством этой жизненной силы. Именно это положение в свое время вызвало сильнейшие возражения, так как оно «является бесстыдным и дерзким издевательством над деятельностью естества в ходе выздоровления». Второе положение Ганемана гласит, что причина всякой болезни—-чисто динамической природы и поэтому не может быть охвачена нашими чувствами; поэтому нет никакого смысла доискиваться 'сущности причины болезней и стараться исключить подобную причину.
Далее в «Органоне» говорится, что мы, желая лечить болезнь, должны руководствоваться ее симптомами, так как только они указывают надежную отправную точку для суждения о заболевании; для излечения болезни необходимо, чтобы возникла вторая болезнь, подобная первой, но более сильная, чем она. Принцип подобия, установленный Ганеманом как основа лечения, был также его теорией болезни. Ганеман не признает излечения благодаря жизненной силе и добавляет, что старая медицинская школа в действительности еще не вылечила ни одного больного, кроме тех случаев, когда она, сама этого не ведая, применила принцип гомеопатии; более того, старые способы лечения повинны в том, что применение лекарств влекло за собой «угасание больного вследствие приема лекарств»; в каждом случае заболевания следует выбирать лекарство, способное вызвать подобное страдание (homoion pathos); подобное следует лечить подобным. Таким образом, Ганеман первоначальной болезни противопоставляет болезнь от примененного лекарства, причем выздоровление будто бы достигается тем, что жизненная сила теперь может обратиться против болезни от лекарства — после того, как последняя возьмет верх над первоначальной болезнью.
Такому пониманию болезни и излечения соответствует и теория: чтобы излечить болезнь, следует выбрать простое лекарство — чем меньше его доза, тем легче устранить первичную болезнь; если при этом симптомы становятся более выраженными, то это лишь преходящее явление, лишь гомеопатическое ухудшение; не следует подразделять болезни на местные и общие, на безлихорадочные и лихорадочные, так как это не обоснованно; всякая болезнь является общей. Эта мысль принята и современной нам медициной, требующей целостного рассмотрения. Поэтому Ганеман отвергает всякое местное лечение местного заболевания, считая его излишним и даже вредным. Назначаемые лекарства следует разбавлять; благодаря этому сила лекарства будто бы развивается в такой степени, что для оказания действия им достаточно уже одного соприкосновения с нервами. «Лекарственные средства — это не мертвые вещества в обычном смысле; их истинная сущность всегда скорее динамически–духовная; это сила в чистом виде… Гомеопатическое искусство лечить доводит великие силы лекарств, присущие необработанным веществам, посредством свойственного ему, ранее не испытанного применения, до неслыханной ранее степени, благодаря чему они становятся необычайно действенными и приносят излечение, — и притом такие силы, которые при необработанном веществе не оказывают на человека никакого лечебного действия».
