Жизнь ничего не значит за зеленой стеной: записки врача - Автор неизвестен (полная версия книги .txt) 📗

— Я говорю не о себе, надо учитывать, как это выглядит со стороны. Неважно, что люди слышат, важно, чему они хотят верить, у каждого своя правда. Вчерашнее утро многих заставило задуматься. Ты подрываешь все мои усилия, прекрати публично критиковать Сорки и Манцура, иначе я больше не смогу тебя защищать. Ты останешься в одиночестве.

— Тогда кому-нибудь со стороны придется остановить этих мясников.

— Полное безумие! — Вайнстоун подскочил.

Бахус и Чаудри удивленно уставились на него, они впервые видели, как он выходит из себя.

— Это самоубийство! Ты погубишь себя и нас заодно, в таких войнах не бывает победителей.

— Вы слепы!

— Прекрати, Марк, — попытался вмешаться Башир, — с председателем так не разговаривают.

Со стороны им было видно, как мы оба обостряем проблему, а не решаем ее. Они понимали это, поскольку не воспринимали все так остро. Я же сильно горячился, этот спор задевал меня лично.

Выйдя из кабинета, я продолжал злиться на Вайнсто-уна и на самого себя. Так я ничего не добьюсь, мне не следует быть таким опрометчивым, если сражаешься с системой, нужно искать союзников. Нельзя ссориться с Вайнстоуном. Стратегия и тактика, буду хитрым, буду гибким.

В раздумьях я стоял у лифта, всматриваясь в гладкую металлическую поверхность — пассивное бесстрастное зеркало. Я закрыл глаза и вспомнил: мистер Поттс позвонил сегодня в последний раз.

Передо мной сидел Яссер Сорки, он был родственником Махмуда Сорки, одним из многих приехавших к нему из Ирана. В госпитале работали на разных должностях еще несколько молодых Сорки. Яссер считался у себя на родине квалифицированным хирургом. Вайнстоун предупредил нас, что Сорки требует для него место в рези-дентуре уже в этом году, а пока Вайнстоун спихнул Яссе-ра мне на исследовательскую работу.

Мне понравился Яссер — достаточно хорошие манеры и тихий голос. Его разговорный английский находился пока в зачаточном состоянии, однако он без труда читал и понимал хирургическую литературу. У него, пожалуй, были неплохие знания, но отдать предпочтение ему было бы чудовищной несправедливостью по отношению к другим претендентам. Мы с Бахусом, Чаудри и Раском договорились о том, что Яссер получит для начала место кандидата в резидентуру. Когда выучит язык и покажет себя, сможет подать заявку на постоянное место в следующем году.

— Доктор Зохар, я хочу показать предварительные результаты мета-анализа и данные о местном примененииантибиотиков в хирургических ранах.

Яссер улыбнулся вежливо и корректно, как большинство выходцев из Ирана, показав плохие зубы. Я полистал рукопись, сразу было видно, что он хорошо над ней поработал.

— Молодец! Неплохой материал, я возьму его домойи внимательно прочитаю.

Яссер снова улыбнулся.

— Доктор Зохар, я скоро буду вашим новым резидентом, меня примут уже в этом году.

Итак, он уверен, что получит работу. Только из аэропорта и сразу в хирургическую резидентуру в Бруклине. Тысячи американских выпускников мечтают о хирургической резидентуре, а Сорки-старший проталкивает своего родственника только потому, что тот носит фамилию Сорки.

— Очень рад за вас, — ответил я, — зайдите ко мне наследующей неделе, и мы обсудим вашу рукопись.

Яссер вышел, улыбнувшись и пожав мне руку. Если это правда, то Ваинстоун уже… Нет, не может быть, я повсюду вижу врагов и предателей. Ваинстоун прав, я слишком уверен в своей правоте и у меня мания преследования, в конце концов нужно кому-то доверять.

Глава 7. Политика и макароны

Профессор Лоренс Ваинстоун нажал на газ и с удовольствием отметил мгновенную реакцию своего шестисотого красного «мерседеса», мчавшегося по Бруклинскому мосту. Ваинстоун любил менять автомобили, сейчас он стоял перед выбором, какой автомобиль купить после Рождества. Может быть, «порш»? Рим предложила «феррари» или «ролле». У нее хороший вкус! Ваинстоун удовлетворенно улыбнулся, Рим знала цену дорогим и роскошным вещам, у нее был свой неповторимый стиль, чего не скажешь о его первой жене, матери его детей, ее он привез с собой из Англии. Ужасный был брак! Как он страдал! Потом развод и несколько холостяцких лет на Пятой авеню. Радость свободы вдалеке от ненавистной жены. Рим была другой, с ней он счастлив, слава Богу, что он встретил Рим!

Ему надо забрать несколько платьев для жены из их квартиры в Сити-Тауэр. Потом он заедет к своей престарелой матери, жившей в просторных апартаментах в элитном районе вместе с румынской прислугой. Ваинстоун навещал мать по меньшей мере раз в неделю, к его приходу служанка готовила кебаб из баранины. Он любил румынские блюда, однако больше всего ему нравилась французская кухня, Рим водила его по лучшим ресторанам в Париже и на Ривьере.

Сегодня он недолго гостил у матери, поскольку ужинал с Манцуром и Сорки. Он с грустью заметил, как мать сдала за последний год. Рецидивирующие инфекции мочевых путей сделали свое дело, она с трудом его узнавала. Когда она умрет — не приведи господь! — он продаст ее квартиру, на эти деньги вместе с выручкой от собственной квартиры можно купить пентхауз на Парк-авеню. К этому моменту он уйдет на пенсию. Ему нравился Манхэттен: магазины, опера, рестораны! Можно продать особняк на берегу океана в Айленде, а летом путешествовать.

Небольшая пробка на Атлантик-авеню отвлекла его от размышлений: в транспортный фургон врезалось такси, и водители ругались. Он повернул на Корт-стрит и, остановившись рядом с рестораном «Марко Поло», передал ключи от машины парковщику. «Не бог весть какая компания, — подумал он, входя в ресторан, — но еда будет отменная».

Вайнстоун вспомнил комментарий из обзора нью-йоркских ресторанов «Загад». У него была фотографическая память, и он гордился тем, что помнил страницы обзора почти наизусть. Другие могли декламировать Шекспира, он же цитировал «Загад». Как у них сказано? «Марко Поло» — старая школа, старое место и старая страна.

— Добрый вечер, дотторе! — старый метрдотель Джован-ни подлетел к Вайнстоуну и поклонился. — Разрешите, я приму ваш плащ. Сегодня вечером на улице довольно влажно.

Вайнстоуну нравился итальянский акцент, а здесь официантами были только итальянцы. Он терпеть не мог, когда в итальянском ресторане его обслуживали латиноамериканцы; латинос, подающий французские блюда, кому угодно отобьет аппетит. Возможно, ему несимпатичны сами латиноамериканцы.

— Другие доттори уже здесь. Дотторе, прего, следуйтеза мной.

Вайнстоун прошел между столиками за официантом. Публика здесь бывала разная, сюда приходили семьями, собирались коллеги и друзья, даже мэр Джулиани не раз бывал здесь. «Марко Поло» посещали и богатые афро-американцы, Вайнстоун однажды видел за одним из столиков преподобного Шарптона. Он бросил взгляд на итальянские картины. «Загад» дал ресторану всего шестнадцать баллов за интерьер, но за стол девятнадцать, это был очень хороший показатель. Сегодня вечером ему не придется платить — факт, улучшающий вкус любой еды. Манцур, Сорки и Сусман расположились за круглым столом. «Сусмана надо было посадить за отдельный столик, такой здоровый хряк, — подумал Вайнстоун, — они наверняка говорили обо мне, ненавижу приходить в львиное логово последним. Нет, они больше похожи на шакалов и питаются падалью». Он кивнул троице.

— Добрый вечер, Ларри, — поприветствовал его Манцур. — Мы уже беспокоились о тебе, кто же опаздывает на бесплатный ужин. Мне не нужно никого представлять, здесь круг друзей.

— Конечно, конечно, — засмеялся Сорки. Смех его был неестественно громким.

«Этот, похоже, уже пьян».

— Мы с Ларри давно знакомы, он решил опоздать в надежде, что мы уже взяли счет. — Сорки захохотал и поднял бокал с коктейлем. — Ваше здоровье, Ларри! Как это говорят на идише? Лехайм?