Мозг рассказывает.Что делает нас людьми - Рамачандран Вилейанур С. (прочитать книгу txt) 📗

до огромного размера и тянется в космос, чтобы дотронуться до Луны,

соединиться со Вселенной как будто небытие и единение с космосом

являются синонимами. Я предположил, что последствия его приступов

распространились в его правую теменную долю, где создается образ тела,

этим можно объяснить, почему он утратил ощущение масштаба, но у меня

пока не было возможности исследовать эту догадку.

15.

Таким образом, можно было бы ожидать, что при синдроме

Котара сначала не будет никакой кожно-гальванической реакции, но ее

можно будет частично восстановить при помощи SSRI (избирательных

ингибиторов повторного поглощения серотонина). Это можно проверить

экспериментально.

16.

Когда я делаю подобные замечания о природе Бога (или

использую слово «иллюзия»), я не подразумеваю, что Бога не существует;

тот факт, что у некоторых пациентов появляется подобная иллюзия, не

опровергает существования Бога уж точно не абстрактного бога Спинозы или

Шанкара. По этим вопросам науке приходится молчать. Я мог бы

утверждать, как Эрвин Шредингер и Стивен Джей Гулд, что наука и религия

(в недоктринном, философском смысле) принадлежат к разным сферам

дискурса и одно не может отрицать другое. Мою собственную точку зрения

лучше всего иллюстрирует поэтика бронзового Натараджи (Танцующего

Шивы), которую я описал в главе 8.

17.

В биологии давно уже существует напряжение между теми, кто

отстаивает чисто функциональный подход (подход черного ящика), и теми,

кто защищает редукционизм, или понимание того, как составные части

взаимодействуют друг с другом, образуя комплексные функции. Эти две

группы часто презирают друг друга.

Психологи часто продвигают функционализм и нападают на

редукционизм неврологии синдром, который я назвал «зависть к нейронам».

Этот синдром частично является законной реакцией на то, что большинство

грантов

от

финансирующих

организаций

несправедливо

достаются

невроредукционистам. Неврология также получает львиную долю внимания

прессы, частично потому, что люди (включая ученых) любят разглядывать

результаты сканирования мозга на этих картинках такие красивые

разноцветные точки! На недавнем собрании Ассоциации нейробиологов

коллега описывал мне сложнейший эксперимент по сканированию мозга, в

котором он использовал сложное когнитивно-перцептивное задание для

исследования механизмов мозга. «Доктор Рамачандран, вы ни за что не

догадаетесь, какой участок мозга загорелся!» сказал он, полный энтузиазма.

Я хитро подмигнул ему: «Случайно, не передняя поясная кора?» Он был

поражен и не осознал, что передняя поясная кора загорается во многих

подобных заданиях, так что шансы в любом случае были в мою пользу, хотя

я всего лишь высказывал догадку.

Сама по себе чистая психология (которую Стюарт Сазерленд однажды

определил как «демонстративный показ блок-схем как заменителей мысли»)

вряд ли вызовет революционный прорыв в биологии, где самой эффективной

стратегией стало наложение функции на структуру. (А я считаю психологию

ветвью биологии.) Я обосную это утверждение, используя аналогию из

истории генетики и молекулярной биологии.

Законы Менделя о наследовании, которые обозначили особую природу

генов, это пример функционального подхода. Эти законы были выведены

путем простого изучения примеров наследования при скрещивании разных

видов бобовых растений. Мендель открыл свои законы, просто глядя на

внешний вид гибридов и выведя из этого существование генов. Но он не

знал, что такое гены и где они находятся. Это стало известно, когда Томас

Хант Морган поразил хромосомы фруктовых мушек рентгеновскими лучами

и обнаружил, что наследственные изменения во внешности, которые

произошли у мушек (мутации), соотносятся с изменениями в характере

исчерченности хромосом. (Это аналог картины повреждения lesion studies в

неврологии.) Это открытие позволило биологам сконцентрироваться на

хромосомах и на ДНК внутри них как на носителях наследственности. А это,

в свою очередь, проложило путь к расшифровке двуспиральной структуры

ДНК и генетического кода жизни. Но когда молекулярный механизм жизни

был уже расшифрован, это объяснило не только наследование, но и

множество других биологических феноменов, которые раньше казались

загадочными.

Ключевая идея родилась, когда Крик и Уотсон увидели аналогию

между взаимодополнением двух нитей ДНК и взаимодополнением родителя

и

потомства,

и

поняли,

что

структурная

логика

ДНК

диктует

функциональную логику наследования: феномен высокого уровня. Это

озарение породило современную биологию. Я считаю, что та же самая

стратегия наложение функции на структуру это ключ к пониманию

деятельности мозга.

Более актуально для этой книги открытие того, что повреждение

гиппокампа ведет к антероградной амнезии. Это позволило биологам

сконцентрироваться на синапсе в гиппокампе и привело к открытию LTP

(долговременная потенциация), физической основы памяти. Изначально эти

изменения обнаружил Эрик Кандель у моллюска под названием аплизия.

В общем, проблема с чистым подходом «черного ящика» (психология)

заключается в том, что рано или поздно вы столкнетесь со множеством

конкурирующих теорий для объяснения небольшого количества феноменов,

и единственным способом понять, какая из этих теорий верна, будет как раз

редукционизм открывание ящика (или ящиков). Еще одна проблема в том,

что их качество часто ограничено «уровнем поверхности», поэтому они

могут частично «объяснить» данный «высокорасположенный уровень», или

макроскопический феномен, но не объясняют другие макроскопические

феномены, и вообще их прогнозирующая способность ограниченна. В то

время как редукционизм часто объясняет не только более глубокий уровень

рассматриваемого феномена, но обычно попутно дает объяснение и еще

нескольким феноменам.

К сожалению, для многих физиологов редукционизм становится

самоцелью, практически фетишем. Аналогию для иллюстрации этого

заявления

привел

Хорэс

Барлоу.

Представьте,

что

асексуальный

(партеногенетический) марсианский ученый приземлился на Землю. Он

понятия не имеет, что такое секс, потому что он размножается делением

пополам, как амеба. Он исследует человека и обнаруживает два круглых

предмета (которые мы называем яичками), которые висят у человека между

ног. Так как он марсианин-редукционист, он разрезает их, изучает под

микроскопом и видит, что они кишат сперматозоидами; но он не знает, зачем

они нужны. Барлоу подчеркивает, что как бы тщательно марсианин ни

препарировал яички и как бы детально их ни анализировал, ему все равно не

понять их функции, если он не знает о «макроскопическом» феномене секса;

он может даже решить, что сперматозоиды это какие-то извивающиеся

паразиты. Многие (к счастью, не все!) наши физиологи, изучающие клетки

мозга, находятся в той же позиции, что и асексуальный марсианин.

Второй пункт, связанный с первым, гласит: нужно иметь интуицию,

чтобы сфокусироваться на нужном уровне редукционизма и объяснить

данную функцию высокого уровня (такую, как секс). Если бы Уотсон и Крик

сконцентрировались на ядерном или атомном уровне хромосом вместо

макромолекулярного (ДНК) или если бы они изучали не те молекулы

(гистоны хромосом, а не ДНК), они бы не продвинулись в изучении

механизма наследования.

18.