Сердце хирурга - Углов Федор Григорьевич (книги онлайн бесплатно серия .TXT) 📗
Завтра, завтра...
Наутро за мной заехал ассистент профессора Сена и привез в госпиталь. Здесь провели в большую комнату, где находилось много народу. В основном это были, наверно, врачи, но сновали люди и без халатов, похоже, не из врачебного персонала. Причем комната выходила прямо в длинный коридор, где тоже прохаживались и стояли группками многочисленные люди — больные, родственники, служители. К моему удивлению, переодеваться в больничное белье пришлось прямо в этой комнате.
Готовясь сейчас к операции, я мысленно представлял себе весь ее ход и возможные осложнения. Для опытного хирурга операция не страшна. Страшны они, осложнения!
И по тому, как он справится с ними, можно определить уровень хирургического мастерства. Ясно, что для оперирующего любое осложнение как экзамен, а держать его, когда на тебя смотрят тридцать пар глаз, отлично понимающих каждое твое движение, вдвойне ответственно.
Стараясь отвлечься от этих дум, я прислушался к разговорам вокруг.
— Русский у нас, этого еще не бывало! — говорил бородатый хирург в чалме и с плотно прижатой к лицу повязкой, указывающими на принадлежность к какой-то религиозной общине. — Я впервые вижу русского...
— А слышал его доклад на конгрессе? — спросил другой, одетый в европейское платье.
— Нет. Я не был в Джайпуре, выезжал в свою деревню, к больному отцу. О докладе читал в газете...
— Этот русский профессор предложил любопытную методику операции при слипчивом перикардите. Главное, что он сохраняет ненарушенной грудную стенку. Доклад докладом, но посмотрим!
— О русских пишут разное, — пробормотал тот, что был в чалме. — Однако они большой народ...
Он, кажется, понял, что я слышу и понимаю их английскую речь. Легким наклоном головы как бы поприветствовал меня и, увлекая за собой собеседника, прошел в операционную. И она, когда я появился там, была заполнена до предела: хирурги стояли вокруг стола в четыре-пять рядов. Кое-кто взобрался на скамьи и табуреты.
Операционная бригада, состоявшая из двух хирургов, операционной сестры и наркотизатора, напряженно ожидала начала...
Больной был усыплен, операционное поле подготовлено. Через слой нанесенного антисептического раствора проглядывал рисунок предстоящего разреза, намеченный мною в госпитале при первом знакомстве с Келашем.
Все почтительно расступились, и я занял свое место у операционного стола. Осмотрел инструментальный столик: инструменты, отобранные мною накануне, лежали в нужном порядке. Обменялся первыми фразами с хирургами. Они и наркотизатор говорили по-английски, сестра только на языке хинди. Чтобы дать ей распоряжение, я должен был говорить по-английски, а один из врачей тут же переводил. И наоборот, когда ей необходимо было что-нибудь сказать мне... Положение затруднялось тем, что названия далеко не всех инструментов я знал по-английски. К счастью, скоро почувствовал, что мои ассистенты были опытными специалистами: они с полуслова понимали меня и тут же дублировали мои распоряжения на хинди. Сестра выполняла все быстро и точно.
...Сделал кожный надрез. Брызнула темноватая кровь, обычная при плохом кислородном снабжении организма... Кровотечение следовало остановить тут же быстро и тщательно: еще до начала операции меня вежливо предупредили, что госпиталь не обладает большим запасом крови, желательно, чтобы операция проходила с ее минимальной потерей. Понятно, от этого и эффективность метода будет оцениваться выше...
Откинув кожно-мышечный лоскут, обнажил ребра и грудину слева. Предстояло выкроить из них створку... Сердце, открывшееся нашим взглядам, казалось неподвижным — его биение совершенно не замечалось. Захватив стенку перикарда двумя крепкими зажимами, я начал его рассекать. Легкими скользящими движениями проникал все глубже и глубже... 3... 5... 7 миллиметров толщины — и как будто нет этому конца...
— Я думаю, что это уже мышца сердца, — неуверенно и со страхом сказал первый ассистент.
— Нет. Еще не мышца, — ответил я и продолжал идти ножом вглубь.
Вот наконец показался тонкий слой клетчатки... А за ней и мышца сердца. Ввожу шприцем под перикард новокаин. Этим достигается его лучшая отслойка...
Ощущение такое, что весь стиснут чужими взглядами и чужим дыханием вокруг себя. Жарко... Внимание напряжено, как тугая звонкая струна, не оборваться бы ей внутри меня!.. Подхожу к крупным сосудам. Они сдавлены плотным фиброзным кольцом, словно удавкой. Показав его наблюдавшим врачам, пересекаю. Края кольца тут же расходятся в стороны, освобождая сосуды, и те, наполняясь кровью, начинают свободно пульсировать.
— Если вы удалите большую часть перикарда, но не освободите сосуды, вы не получите хороших результатов! — пояснил я наблюдавшим врачам. И добавил: — Это очень важная часть операции!
Хирурги проявили к этому моменту живейший интерес: заглядывали в рану и тихо, но возбужденно переговаривались между собой. Сердце теперь лежало полностью освобожденным от своих оков. Оно билось ровно и спокойно. Видно было, как хорошо сокращается его мускулатура.
— Как венозное давление? — спросил я наркотизатора.
— Оно все время медленно снижалось, — ответил тот. — Но как только вы пересекли фиброзное кольцо, спустилось до нормы. Сейчас оно — сто двадцать. А было более четырехсот.
— Не всегда мы получаем такой результат немедленно. Но этого пугаться не надо, — объяснил я. — Если вы освободите все части сердца, как это только что сделал я, давление снизится обязательно. Если не сразу, то постепенно. Но результат в любом случае будет хороший.
Взяв откинутую реберно-хрящевую створку, я закрыл ею обнаженное сердце, аккуратно прикрепив на своем месте отсеченные и временно откинутые ткани.
С неослабной сосредоточенностью следили индийские хирурги за каждым моим движением. Много раз, помимо меня, спрашивали они наркотизатора о состоянии больного. Оно оставалось стабильным, что красноречиво доказывало: операция не травматична и больной ее переносит нормально...
Когда она закончилась, хирурги подходили ко мне, пожимали руки, выражали удовлетворение виденным. Теплые слова, сердечные улыбки!
А на следующий день ассистент профессора Сена снова появился у меня в номере, и мы поехали в госпиталь, чтобы навестить Келаша. Он чувствовал себя хорошо и, как сказал мне ассистент, говоривший с мальчиком на хинди, тот уже замечает, что дышать ему стало легче... Откуда-то прибежали бойкие, как и в любой другой стране, корреспонденты индийских газет и стали настойчиво требовать, чтобы я дал интервью. Я ответил, что смогу поговорить с ними только через несколько дней, когда пройдет первый период выздоровления и мальчик будет вне опасности.
Через день мы выехали в Бомбей, куда меня пригласил профессор Балиго — крупный индийский хирург, председатель Общества индийско-советской дружбы. Там, по просьбе хозяина, я провел еще две операции: одну сделал девушке семнадцати лет при слипчивом перикардите туберкулезной этиологии, другую — удаление двух долей правого легкого при бронхоэктазах — молодому индусу.
В Бомбее, к нашей общей радости, встретились с профессором Де Бэки, который также провел тут показательную операцию — на аорте...
Я вернулся в Дели через восемь дней. К этому времени Келаш совсем поправился и свободно, без одышки, уже ходил по палате и коридорам госпиталя. Рана зажила первичным натяжением, асцит исчез, общее состояние улучшилось настолько, что мальчик считал себя совсем здоровым — улыбка не сходила с его лица.
Снова дежурившие в госпитале репортеры поймали меня, пришлось отвечать на их вопросы. Получилось что-то вроде пресс-конференции. После моего короткого сообщения по существу сделанной операции, о ее показаниях и особенностях, мне было задано много вопросов, на которые я постарался ответить исчерпывающе. А на следующий день улетел на родину.
В Москве представитель МИДа, разыскав меня, вручил многочисленные вырезки из индийских газет — больше десятка, в которых рассказывалось о проведенной операции и о том, какое впечатление произвел на индийских врачей и журналистов русский хирург...
