Энциклопедия Амосова. Алгоритм здоровья - Амосов Николай Михайлович (читать бесплатно полные книги .TXT) 📗
После 40 лет всем необходимы физкультура и ограничения в пище по весу (рост минус 100). 1000 движений за 20–30 минут. Однако, в свете нового опыта, добавлю: очень желательно утяжелить гимнастику гантелями, кто сколько потянет, соблюдая постепенность и контролируя нагрузку пульсом.
Нужно бегать или быстро ходить на работу — по выбору. Бегать лучше. До пенсионного возраста всего этого достаточно: можно оставаться здоровым и попутно вылечить болезни, если они уже появились. Хотя при этом трудно избежать конфликтов с врачами: будут пытаться ограничить активность.
Так можно продолжать и дальше до появления признаков старения, если человек имеет занятие — на службе или дома. Но прерывать нельзя ни в коем случае: перерыв на 3 месяца ослабляет мышцы и волю — можно и не подняться. И еще одно: символическая физкультура на 5-10 минут — без толку.
Если старость уже на пороге (свой опыт я описал), нужно «лечиться» — увеличивать количество физической работы. Культурно это делается с подсчетом калорий по таблицам — по часам труда и ощущениям утомления после нагрузок.
Конечно, самое лучшее, когда есть полезная работа — в саду, в домашней мастерской. Но недостающее до 2500–3000 калорий нужно добавлять физкультурой. Особенно вредят зимние перерывы.
Утверждать не могу, что мой опыт оптимальный для омоложения или хотя бы для замедления старения — сроки еще малы. Но нужно попробовать обойтись «подешевле».
Тем более что вопрос о смысле еще далеко не решен. Можно и «перебдить»… Хотя едва ли. Если ум состарится больше, чем тело, воля непременно ослабеет, и нагрузки «не потянуть» — смысл исчезнет. Когда я говорю «смысл», то понимаю его эгоистически: смысл для самого старика. Совсем другие смыслы для семьи и общества.
Впрочем, я лучше воздержусь от продолжения. У нас теперь свободное, гуманное общество. А что пенсии при этом малы, так для омоложения это может быть и лучше… Выживание само является стимулом.
Мой личный смысл в эксперименте несомненен: это любопытно. На сколько лет хватит — не знаю.
В плане личного, «телесного» удовольствия от жизни, с поправкой на эксперимент, дело обстоит благополучно. Старость не исчезла, но скорых неприятностей от болезней не ожидаю. Если сердце не подведет. Размеры его увеличились…
К здоровью, однако, привыкаешь, и радость от него гаснет.
Правда, когда представляю себе смерть, то спохватываюсь: «Смотреть на мир прекрасно само по себе». В Бога не верю, поэтому смерть воспринимаю как конец всему. Пожить полноценно еще можно бы, если бы не нарушились отношения с обществом. Мои общественные потребности остались, силы теперь вернулись, но все равно: «поезд ушел».
Как писал вначале, я отказался от операций, от директорства в институте — и выбыл из профессии. Оказалось, что вполне обходятся без меня. Это хорошо — «дело его живет». По-честному, в современных условиях уже не гожусь для управления институтом, слишком много нужно хитрости. И не хочу делать опасные операции: не позволяет совесть.
Мои публичные лекции, статьи и книги тоже никому не нужны. Общественный климат изменился, и «мода на Амосова» прошла. В результате все правильно, а настроение плохое: «невостребованность омоложения».
Единственную радость доставляют информация и творчество. Хотя и здесь не без ущербности. Отлично знаю ограниченность своих возможностей, представляю и грядущее ухудшение памяти. Но ведь ничего другого нет. Поэтому и дальше буду искать, читать, думать, писать.
Хотя к книге это и не относится, но перечислю то, что меня интересует.
«Другая физика» — экстрасенсорные явления. Хотелось бы узнать: есть ли что-нибудь реальное за всем этим шумом? Не буду дальше уточнять, но пульсирует тайная надежда: а вдруг обнаружится Бог? Такова специфика разума — знаю, что нет, а все же думается.
Конечно же, интересны процессы регулирования в организме — они обязательно замкнутся на омоложении. Это единственная экспериментальная тема: есть кролик — Я, есть научный работник — Я, лаборатории найдутся в институтах.
Судьбы общества и человечества просто любопытны, хотя участвовать в этих делах не доведется. Хотя газеты и телевидение мной по-прежнему интересуются.
И, наконец, старые мои кибернетические пристрастия: Алгоритм Разума, возможности Искусственного Интеллекта. Но не дальше теоретических рассуждений.
Придумать бы себе Бога, поверить и сразу получить все недостающие смыслы. Но… остается только посмотреть на себя со стороны и посмеяться: «Самое время идти в скит!»
На этом я, пожалуй, закончу. Для меня смысл в эксперименте все-таки есть, хотя бы в том, что нахожусь «при деле». Советую каждому тоже поискать свой смысл…
Так, весной 1996 года, я закончил главу об эксперименте в книге «Преодоление старости». Закончил на ноте оптимизма и даже не думал, что будет плохо.
Тяжелые времена
Они наступили неожиданно скоро.
Уже в том же 1996 году осенью, с наступлением холодов, заметил, что стало тяжело бегать. В ноябре прошел контрольную проверку: сердце снова увеличилось в размерах. На этот раз уже нельзя было списать на тренировку от эксперимента: ясно, что дает о себе знать порок аортального клапана.
Опечалился и вдвое сократил бег на улице, компенсируя бегом по кабинету, благо он большой. Гимнастику не тронул — упражнения труда не представляли.
К весне 1997 года появились трудности при ходьбе и легкие приступы стенокардии: попробовал нитроглицерин. Бег прекратил. Однажды летом, после стресса в связи с удалением зуба, наступил срыв: пришлось садиться на скамейку среди прогулки. Осенью по лестнице через две ступеньки подняться уже не мог. Сократил упражнения с гантелями, совсем отказался от 10-килограммовой.
Не могу сказать, что очень опечалился: «Что будет — то и будет, пожил достаточно».
В эксперименте не разочаровался: голова была в полном порядке.
Тут как раз подоспела работа: один киевский издатель предложил написать «Воспоминания». Задел к ним уже был: записки о войне, напечатанные к 30-летию Победы, в 1974 году, потом отдельные главы печатались в «Книге о счастье и несчастьях» в 1983–1992 годах. Кроме того, были дневниковые записи. Однако предстояло еще многое дописать и все собрать вместе. В общем — дела много.
Сидел за компьютером по 8-10 часов.
Эксперимент шел по суженной программе: полчаса ходьбы на улице — (с нитроглицерином!) и полчаса еще по квартире. Гимнастика 3000 движений, половина с одной 5-килограммовой гантелью. И — тоже с таблетками.
К маю книжка была написана, но перечитать не успел. Издатель придумал название: «Голоса времен». Не ахти что, но лучше не нашел.
По ночам мучили приступы одышки — не мог лежать, сидел. Называется: «сердечная астма».
В конце апреля снова был срыв, типичный для аортальных пороков сердца. Опаздывал на заседание в Доме ученых, спешил, быстро поднимался по лестнице — и упал без сознания. Быстро очнулся, но «скорая» все же приезжала.
Не помню, чтобы очень расстроился: дело сделал, книгу дописал, итоги подвел. Кокетничал перед собой: «Теперь можно и умирать». Нет, приближения смерти не чувствовал, просто — знал умом: близко.
И вдруг все изменилось.
В мае месяце вернулся из Германии, со стажировки, наш врач — Толя Руденко. Отличный хирург, уже доктор наук, ездил к профессору Керферу посмотреть постановку дела и коронарные операции.
Пришел Толя ко мне и рассказал о замечательных успехах клиники: 4000 операций с АИК в год, смертность — около 3 %. До 140 пересадок сердца.
Самое главное — лично для меня: широко оперируют стариков после 80 лет и вполне приличные результаты. Вшивают клапаны, накладывают аорто-коронарные шунты. Как раз для меня. Разумеется, я знал все про операции из журналов, но в родном институте старше 60 лет не оперировали, о загранице я не думал, даже не знаю — почему. Стоит дорого, денег нет, сбережения от издания книг пропали. Разумеется, можно продать квартиру… но как это сложно и сколько хлопот для родных! В общем — не думал — и не думал. Казалось: нереально. Свыкся с обреченностью.
