Искатели необычайных автографов или Странствия, приключения и беседы двух филоматиков - Александрова Эмилия Борисовна
— Не зря мы, стало быть, сюда стремились, — ввернул Фило.
— Правда, попытки эти обходились недешево, — продолжал Мате. — Роджеру Бэкону — выдающемуся английскому философу и естествоиспытателю, а заодно францисканскому монаху — они стоили десяти лет опалы и четырнадцати лет тюрьмы. И все же Бэкон, человек, открывший силу пара, предсказавший появление железных дорог, океанских пароходов и электричества, продолжал бесстрашно заявлять, что на веру принимать ничего не собирается. Он намерен подвергать сомнению любую общепризнанную истину, ибо, с его точки зрения, существуют четыре помехи к подлинному познанию: преклонение перед ложным авторитетом, пристрастие к старому и привычному, мнение невежд и гордыня мнимых мудрецов.
— Браво! — Фило несколько раз похлопал ладонью о ладонь. — Нашего полку прибыло. Ваш Бэкон такой же враг предубеждений, как мы с вами.
— А знаете, вы не умрете от скромности, — насмешливо заметил Мате. — Кстати, о предубеждениях. Кажется, вы изволили утверждать, что в тринадцатом веке в Италии театра еще не было?
— Ну, изволил.
— Что же, в таком случае, мы видели сейчас? Разве это не театр?
Фило пренебрежительно скривил губы.
— Помилуйте, чистая самодеятельность.
— Но неужто здесь совсем нет профессиональных актеров?
— Отчего же! Вон один из них как раз разгуливает по натянутому канату. Жонглер.
Действительно, между двумя столбами, вбитыми перед строящимся баптистерием, был натянут канат, по которому запросто прохаживался невысокий, похожий на балетного чертенка паренек. Его гибкую, ладную фигурку плотно облегало красное трико.
Люди, затаив дыхание, следили за его движениями. Иногда он делал вид, что падает. Все ахали, но в последнее мгновение паренек либо повисал вниз головой, зацепившись ногой за канат, либо усаживался на него верхом, и тогда зрители награждали ловкого гимнаста щедрыми рукоплесканиями.
Мате показалось странным, что паренька почему-то именуют жонглером: ведь он как будто ничем не жонглирует! Но Фило объяснил, что жонглер в средние века не обязательно человек, который подбрасывает и ловит несколько предметов одновременно, а попросту бродячий комедиант. Канатоходец, акробат, плясун, певец, клоун…
— Вот так попросту! — засмеялся Мате. — Целый театральный комбайн! Как это называется у нас, в двадцатом веке? Кажется, театр одного актера. Так ведь?
— Так, да не так, — буркнул Фило, очень, по-видимому, заинтересованный жонглером.
— Может быть, выскажетесь подробнее? — съязвил Мате, слегка обиженный таким пренебрежением.
— Как-нибудь в другой раз. Разве вы не видите, что я собираюсь взять автограф у этого даровитого мальчика?
Мате только рукой махнул. Ну, не скоро теперь они попадут к Фибоначчи!
Между тем людям надоело просто смотреть на гимнаста. Они решили вызвать его на разговор.
— Эй, жонглер, — кричал ему снизу тот самый детина, что изображал волка, — ты почему нынче такой молчаливый?
— С чего ты взял? — отвечал сверху тот. — Я болтаю без передышки.
— Почему же тебя не слышно?
— Потому, что я болтаю ногами. В толпе одобрительно захохотали.
— Пока ты болтаешь ногами, язык у тебя болтается зря, — продолжал подначивать «волк».
— Не все сразу, приятель. Вот кончу болтать ногами, начну действовать языком.
— Так ты действуешь ногами и языком только по очереди? Ну, этак всякий может. А ты попробуй-ка вместе!
— Ишь чего захотел! — сверкнул зубами жонглер. — Так и проболтаться недолго. А мне что-то неохота болтаться на виселице. Ну, да где наша не пропадала! Рискну, спою вам новую песню!
В руках у него непонятным образом очутился бубен, и, ловко аккомпанируя себе, он запел. Толпа с азартом ему подпевала.
Жонглер кончил петь, сделал сальто и с последним ударом бубна очутился на земле. Однако долго ему на ней пробыть не пришлось: восхищенные зрители подхватили его на руки и принялись качать.
— Молодец, жонглер! — кричали ему со всех сторон. — Браво! Брависсимо!!
Но больше всех надрывался Фило. Мате смотрел на него в высшей степени неодобрительно: можно ли так неистовствовать!
— Немудрено! — оправдывался тот. — Ведь это талант! Понимаете, настоящий талант…
— Я понимаю только одно, — сказал Мате, тревожно оглядываясь, — из-за ваших воплей на нас обратили внимание.
— Этого только недоставало!
Фило повернул голову и обмер: на него уставилась ощеренная волчья пасть.
— Поглядите-ка на них! — сказал «волк». — Я таких ряженых сроду не видывал. Эй, красавчики, вы кем нарядились?
Фило растерянно покосился на Мате: что отвечать? Но тот знал это не лучше его самого.
— Э, да они никак немые, — издевательски продолжал «волк». — Сейчас мы им языки поразвяжем.
— Стойте! — вмешался «барашек», который тоже оказался рядом. — Уж не генуэзцы ли к нам пожаловали?
— Генуэзцы, генуэзцы! — зашумели кругом. — Больше некому! Эй, баран, беги скорее за стражей, а уж мыих покуда покараулим, голубчиков.
«Беда! — решил Мате. — Надо спасаться»
— Погодите, друзья! — отчаянно закричал он. — Какие мы генуэзцы? Мы ученые!
Фило схватился за голову. Что он говорит! Ну, теперь они пропали окончательно…
— Ах, вот оно что, они ученые! — злорадно загалдели обступившиеих чудища. — Откуда же? Уж не из Ослании ли? А может быть, из Болвании?
— Да что там разбираться, — рассудил «волк», — качай их, обсыпай мелом! Да погуще — пусть знают нашу щедрость!
Спустя мгновение бедных путешественников было не узнать. Выбеленные с ног до головы, они походили на мельников или на снежного человека, если только таковой существует. Но тут, на их счастье, снова запел жонглер, и все невольно обернулись в его сторону. Передышка была короткой, и все же она решила исход дела.
— Бежим! — шепнул Мате.
И друзья изо всех сил пустились наутек.
