Ген Тургенева - Кедров Константин Александрович "brenko" (книги без регистрации бесплатно полностью .txt) 📗

учитель спросонья потер глаза

учитель — спит

ученик — спимый

учитель — слушает

ученик — слышимый

учитель сам пойдет в магазин

а ученика — пошлют.

У ученика есть доска, мел, слова, язык.

Учитель может сказать «да», а потом помолчать и сказать «да нет».

У учителя в комнате обстановка – это беспорядок, трусы, папиросы, может быть, чай, может, водка, а может быть, роза. Ученик вошел. Он ведь очень долго шел. Он устал. Он долго ехал. Он сел. А учитель говорил, о Толстом, что так сейчас никто не пишет. Что у Толстого тоже были ученики. И следова­тельно Толстой тоже был учителем. Учитель был нехороший, без розы, ученик красивый с цветами, в окне, ему есть, что сказать.

Но учитель говорит.

Бегает белка, как в уцененном магазине «Меха», в провинци­альном. Встает солнце, как на картине художника не то что неплохого, но непокупаемого. В общем, оно не производит впечатление, это солнце. Как новое солнце, как солнце, которого еще не было никогда. У художника солнце было оформленным. И правильно, что его не покупали, не потому что это непокупаемый художник, а потому что у покупателя был вкус. А у художника не было вкуса. Не покупательная и продажная способность соответствовали. Покупатель его не покупает, потому что солнце было невыразительным. Скорее декоративным. Он такого и писал — для того, чтобы его купили, а его не покупали, из-за того что он его так писал, чтобы его купили.

Учитель говорил

Ученик слушал, –

что человек — это скорее растение, это точка отсчета — это человек и мир, и миф исходит от человека, но человек мало передвигался, то есть он даже не животное, а растение, потому что привязан корнями к одному месту. И все великие завоевания, и все великие полководцы — это скорее животные, потому что хотят порвать, сломать эти корни. И все представление о мире связано с человеком с корнями, потому что если бы он мгновенно передвигался для него не было бы

не было утра, ночи,

не было бы зимы,

завтрака,

ритма дня,

для него есть день и ночь, потому что он сидяче-стояче-лежачее растение,

на нем есть бутоны, цветы, колючки, он пахнет, человек,

он плохо ходит, он передвигается.

И вот что: если животное абсолютно, его наблюдает человек,

если растение, абсолютно, его наблюдает человек,

и неживые предметы: столы, стулья, скрепки, сумки, то сам он по себе человек, может сравниться только с самим собой.

Это он похож на них своим подобием,

это он напоминает их, а они его нет,

это он бедный, потому что их много, их царство,

а он один,

одинок в своем подобии себе, только самому,

это он может описать их,

а они его — нет.

День, некрасивый, непрекрасный, но хорошенький, с такой улыбочкой в небе с дождем в углу окна. Он занимал много места, этот дождь, он заставлял о себе думать. О нем уже было много стихов, о дожде, но сейчас он шел так, как стихотворение, еще не написанное. И лучше его пересказать, это ненаписанное стихотворение. Так будет короче. Чем его сначала написать, это стихотворение, а потом читать вслух… Стихотворение про дождь, если бы оно было, было бы на самом деле про Елисеевский магазин: что вот если бы маленького человечка, стоящего в Елисеевском магазине под потолком метров в двадцать, было бы острое зрение, то он бы видел, как по этому роскошному потолку ползают тараканы, и падают сверху вниз, как дождь, как крупные и мелкие капли дождя. Это изюм, господа.

Такое бывает только в России, когда дождь как капли тараканов, а тараканы как изюм, господа. Любимая, великая, неповторимая Россия, куда же несешься ты! И что демонстрируешь? Кто на твоих демонстрациях? даже не комсомолочки двадцатых годов, а полунищие тетки в спущенных чулках, с нарумяненным лицом, с выцветшими лозунгами «За Ленина, за Сталина». И дождь капает и обкапывает их. И они, эти демонстрантки, такие обкапанные; и в этих стихах об этом дожде почти отсутствует поэзия, поэтому их лучше пересказать прозой, господа.

Звонок в дверь. Тишина. Потом такой коротенький звоночек. И опять тишина. Если это свои, то можно и не откладывать. Это свои – поскребывание ключами в замочной скважине. Александр Сергеевич вошел в комнату к Кисе, он холодный после улицы, а она теплая в постели. Он даже в каплях дождя. Он очень приятный, если его потрогать. Приятный, как собачка с холодным носом, только умнее, даже когда не разговаривает, и глазки такие же грустные, как у собачки. Приятно, что чело­век иногда, напоминает зверюшек. И тогда человек становится лучше человека. Он был милым – и время прошло. Ведь когда живешь один – время длиннее. Когда вдвоем – оно кончается в два раза быстрее, когда компания – оно улетучивается сквозь дым.

Чтобы жить вместе с человеком, он должен чем-то поразить, чем-то человеческим, он должен стать (какое неприличное слово придется сейчас употребить) — родным, что ли. Слово неприличное даже для признания. Уж лучше «дорогой», а еще лучше «моншер», вообще ничего не значит, а «родной» – это почти голый, а если в тряпках, то может даже и в грязных. И вот Александр Сергеевич бы чем-то таким, близким к этому слову. Может, это даже и плохо для жизни, когда тебя видят после туалета, сортира, бессонной ночи. Когда ты можешь быть даже стервой. Даже сукой. Все-таки он не понимал от всего сердца, души, он не понимал ни умом, ни зимой, он просто никак не мог понять, почему она ему изменяет, если говорит, что любит его? Изменяет, любя, что ли? но не от скуки же? неужели в нем мало места, чтобы ее вместить? В нем полно места. И так же как Августин все пытал бога, все добивался от него, чтобы хоть каким-то образом бог дал ему понять, что вот если бог придет к Августину, то найдет ли он в нем место для себя. Но ведь Августин зря так терзал Бога, потому что если Бог к нему придет, то на самом деле, он к нему не придет, а Августина к себе подзовет, а уж у Бога хватит места и для Августина, и для мамы, и для Леры. И вот так же Александр Сергеевич мысленно терзал Кису, что если ей в нем мало места, то пусть она возьмет всего его в себя. Он хотел ей об этом сказать, но не мог найти слов. Слова все были какие-то стебанутые, и надо было выстебываться, чтобы об этом сказать, это была бы пустая стебля, это был бы пустой стеб. А птица в небе – это перевернутая рыба.

Фотокомпозиции Александра Лысенко

----------------------------------------------------

Евгений Степанов

кандидат филологических наук,

друг ДООСа

Мои вещи

у меня есть радиоприемник

он называется рanasonic

рanasonic рассказывает мне новости

и поет песни

а телевизора у меня нет

у меня есть интернет

в котором я нахожу стихи

потом я их размещаю у себя на сайте

через интернет ко мне приходят письма

в основном от леши даена сергея бирюкова

арсена мирзаева и валеры мишина

иногда пишет и ккк

за то что я напечатал неполностью его поэму

он обещал прислать армянских киллеров с ямайки

но раз я пишу эти слова значит до сих пор не прислал

у меня есть телефон

при помощи телефона я разговариваю с юрой милорава

(юра говорит, что его фамилия не склоняется)

и таней грауз

у меня есть холодильник

(про него я уже писал это мой лучший друг)