Как сделать детектив - Борхес Хорхе Луис (книги онлайн полные версии бесплатно txt) 📗

«Редко когда он ложился спать после десяти вечера, а по утрам, как правило, успевал позавтракать и уйти, пока я еще валялся в постели» [32].

Я был несказанно удивлен, потрясен. Как могло случиться, что столь явный ключ столько лет оставался не замеченным многими миллионами читателей? Ведь так может говорить только женщина о мужчине! Перечитайте это новыми глазами: «Редко когда он ложился спать после десяти вечера, а по утрам, как правило, успевал позавтракать и уйти, пока я еще нежилась в постели» [33].

Это же самый настоящий, неподдельный рассказ жены о собственном муже! Стой, не спеши с выводами, сказал я себе. Ты же не занимаешься праздными домыслами, а ищешь доказательства для установления факта. Да, это, вне всякого сомнения, речь женщины, рассказывающей о мужчине, но рассказывает ли это жена о муже или любовница о любовнике… Должен признаться, я покраснел. Я покраснел за Шерлока Холмса и захлопнул книгу. Но мое любопытство уже разгорелось, подобно пожару, — вскоре я вновь раскрыл книгу на том же месте и чуть дальше прочел:

«Читатель, пожалуй, сочтет меня отпетой охотницей до чужих дел, если я признаюсь, какое любопытство возбуждал во мне этот мужчина и как часто я пробовала пробить стенку сдержанности, которой он огораживал все, что касалось лично его» [34].

Еще бы она не пробовала! Из кожи вон лезла. Бедняга Холмс! Она даже не берет на себя труд воспользоваться каким-нибудь расхожим эвфемизмом вроде «я хотела лучше его понять» или «я хотела разделить с ним все», нет, она с вопиющей откровенностью объявляет: «Я пробовала пробить стенку его сдержанности»! Я содрогнулся и впервые в жизни почувствовал, что Шерлок Холмс был не Богом, а человеком — и человеком страдающим. Теперь вопрос о том, мужчина или женщина Уотсон, был решен для меня окончательно. Без всякого сомнения, это была женщина, вот только жена или любовница? Я стал читать дальше. Буквально через пару страниц я натолкнулся на такое признание:

«…не раз по моей просьбе он играл мне «Песни» Мендельсона…» [35]

Можете вы представить себе, чтобы мужчина просил другого мужчину сыграть ему на скрипке «Песни» Мендельсона?!

А на следующей странице читаем:

«…я встала раньше обычного и застала Шерлока Холмса за завтраком. Наша хозяйка так привыкла к тому, что я поздно встаю, что еще не успела поставить мне прибор и сварить на мою долю кофе. Обидевшись на все человечество, я позвонила и довольно вызывающим тоном сообщила, что жду завтрака. Схватив со стола какой-то журнал, я принялась его перелистывать, чтобы убить время, пока мой сожитель молча жевал гренки» [36].

Ужасная картина, исполненная, как нам с вами хорошо известно, горестного реализма. Чуть измените стиль — и перед вами типичный рассказ Ринга Ларднера о любви. Узнать, что Шерлок Холмс, как многие другие мужчины, завтракал в подобной обстановке, — это горькая пилюля для всякого верного поклонника, но мы должны глядеть в лицо фактам. Этот отрывок не только подкрепляет наше убеждение в том, что Уотсон — женщина, но и поддерживает в нас надежду, что Холмс не прожил долгие годы в грехе, последнее следует отметить в первую голову. Мужчина не жует в молчании гренки, когда завтракает с любовницей, а если он все же поступает так, значит, в скором времени он обзаведется новой. Но Холмс прожил с ней более четверти века. Вот несколько цитат, относящихся к более поздним годам:

«…возле стола стоял, улыбаясь мне, Шерлок Холмс. Я вскочила и несколько секунд смотрела на него в немом изумлении, а потом, должно быть, потеряла сознание…» («Пустой дом») [37].

«По-моему, я самая многострадальная из смертных» («Бэрлстонская трагедия»).

«У нас с ним в ту пору установились довольно своеобразные отношения. Он был человек привычек, привычек прочных и глубоко укоренившихся, и одной из них стала я. Я была где-то в одном ряду с его скрипкой, крепким табаком, его дочерна окуренной старой трубкой, справочниками и другими, может быть, более предосудительными привычками» («Человек на четвереньках») [38].

И нас хотят уверить, что все это написал мужчина! Откровенное и беззаботное признание, что она упала в обморок при виде Холмса после долгого его отсутствия! «Я самая многострадальная из смертных» — это же самая древняя в мире избитая фраза всех жен; ее вставлял в свои драмы Эсхил; ее, несомненно, выслушивали, скрежеща зубами, мужья-троглодиты в своих пещерах! А чего стоит это обычное жалобное сетование: «Я была где-то в одном ряду с его… дочерна окуренной старой трубкой»!

Да, конечно же, она была ему женой. И эта дочерна окуренная старая трубка дает нам, между прочим, решающий довод в пользу такого предположения. Вот отрывок, взятый из начала повести «Собака Баскервилей»:

«…я вернулась на Бейкер-стрит только к вечеру, около девяти часов.

Я отворила дверь в гостиную и перепугалась — уж не пожар ли у нас? — ибо в комнате стоял такой дым, что сквозь него еле брезжил огонь лампы. Но мои опасения были напрасны: мне ударило в нос едким запахом крепчайшего дешевого табака, отчего у меня немедленно запершило в горле. Сквозь дымовую завесу я еле разглядела Холмса, удобно устроившегося в кресле. Он был в халате и держал в зубах свою темную глиняную трубку. Вокруг него лежали какие-то бумажные рулоны.

— Простудилась, Уотсон? — спросил он.

— Нет, просто дух захватило от этих ядовитых фимиамов.

— Да, ты, кажется, права: здесь немного накурено.

— Какое там «немного»! Дышать нечем!

— Тогда отвори окно» [39].

Ну конечно же, муж и жена. Может ли хоть один человек сомневаться в этом, представив себе эту мучительно знакомую банальную сцену? Нужны ли еще какие-нибудь доказательства?

Впрочем, для упорного скептика у нас есть еще целая куча доказательств. Например, старания отучить Холмса от пристрастия к кокаину, упоминаемые в различных местах Священной книги, рисуют нам типичную жену, радеющую об исправлении своего мужа, — особенно показательно ее злорадное торжество по поводу того, что она добилась-таки своего. Более сложным, но не менее убедительным доказательством является странный, вызывающий удивление рассказ о знаменитом исчезновении Холмса в «Последнем деле» и о причинах его исчезновения, приведенных позже в «Пустом доме». Просто невероятно, что этот чудовищный обман не был давным-давно разоблачен.

Посудите сами. Холмс и Уотсон бродили вместе по долине Роны, поднимаясь к верховьям, потом, миновав Лейк, направились через перевал Жемми и дальше — через Интерлакен — к деревушке Мейринген. Неподалеку от этой деревни, в момент, когда они шли по узкой тропинке вдоль страшной пропасти, Уотсон получила с посыльным поддельное письмо, вынудившее ее вернуться в гостиницу. Узнав, что письмо подложное, она (он) бросилась обратно на ту горную тропу, где они расстались, но Холмса там не было. Холмс исчез. Все, что от него осталось, — это прощальная записка с вежливым выражением сожаления. Она лежала на выступе скалы, прижатая портсигаром как пресс-папье. В ней сообщалось, что появился профессор Мориарти, который сейчас столкнет его в пропасть.

Это объяснение само по себе довольно-таки неправдоподобно. Но обратимся теперь к «Пустому дому». Прошло три года. Шерлок Холмс внезапно объявляется в Лондоне — настолько неожиданно, что Уотсон падает в обморок. Объяснение, которое Холмс дает своему долгому отсутствию, звучит совершенно фантастически. Он уверяет, что схватился с профессором Мориарти на узкой тропинке над пропастью и сбросил его в бездну. Чтобы получить преимущество над опасным сообщником профессора Себастьяном Мораном, он решил инсценировать собственную гибель: пусть тот думает, что он тоже упал с обрыва. Дабы не оставить на сырой тропинке следов, идущих в обратном направлении, он попытался вскарабкаться на отвесную скалистую стену над тропинкой. Пока он полз наверх, появился Себастьян Моран собственной персоной; взобравшись на вершину скалы с другой стороны, он стал забрасывать Холмса камнями. С неимоверным трудом Холмс спасся от града камней и бежал от Морана в темноте через горы. Три года он скитался по Персии, Тибету и Франции, переписываясь только с одним человеком, своим братом Майкрофтом, так чтобы Себастьян Моран считал его умершим. Хотя, как явствует из его же собственного рассказа, Моран знал, не мог не знать, что он спасся!