Пушкинский круг. Легенды и мифы - Синдаловский Наум Александрович (книги бесплатно без регистрации .txt) 📗
Мифология, связанная с «Ревизором», достаточно богата. Согласно одной легенде, посмотрев спектакль по гоголевской пьесе, Николай I грустно заметил: «Всем досталось, а мне больше всего». Впрочем, это относилось не только к «Ревизору». Видимо, император был неплохо знаком и с «Мертвыми душами». Если верить другим легендам, однажды, во время путешествия по провинции, Николаю I предложили ознакомиться с бытом местных губернских учреждений. «В этом нет никакой необходимости, я читал Гоголя», — будто бы решительно ответил император. Может быть, именно с тех пор и закрепилось в сознании власть предержащих несбыточная мечта о том, что хороши только те «Гоголи, которые бы нас не трогали»?
Последние месяцы жизни Гоголя отмечены, как говорили современники, «болезненными явлениями его духа». По воспоминаниям С. Т. Аксакова, он «сделался болен и духом, и телом». Утверждали, что так повлияла на него смерть Пушкина, весть о которой застала Гоголя за границей.
Впрочем, если верить легендам, Гоголь всю жизнь был болезненно склонен к мистике. Так, он всерьез боялся быть похороненным живым, например во время летаргического сна или поспешного, несвоевременного захоронения. Его смерть и в самом деле окутана суеверной тайной.
Как известно, умер Гоголь от сильного истощения. В феврале 1852 года, «будучи во власти мистических видений», он сжег рукопись второго тома «Мертвых душ», затем, как утверждает фольклор, отказался от еды, слег и через несколько дней скончался. Но существует одна маловероятная легенда о том, что эта смерть была клинической и писателя просто «предали земле раньше времени», до наступления биологической, необратимой кончины. Говорят, что при перезахоронении его тело увидели перевернутым в гробу, а руки — с искусанными пальцами и множеством заноз под ногтями. Будто бы Гоголь очнулся от летаргического сна, понял, что закопан живьем, и стал стучать и биться о стенки гроба. И только потом умер уже окончательно. Многие, в том числе деятели русской православной церкви, до сих пор считают, что это была расплата писателя за то, что своими произведениями, особенно «Вием», он «развратил целое поколение читающей молодежи».
Кстати, открытие в самом начале третьего тысячелетия памятника Гоголю на Малой Конюшенной улице, прямо напротив Казанского собора, многие считают символическим. Будто бы теперь Гоголь приносит вечное покаяние перед Богом.
Памятник, выполненный по проекту скульптора М. В. Белова и архитектора В. С. Васильковского, представляет собой грустную фигуру писателя, заключенного в тесную клетку ограды среди фонарей и деревьев, сквозь которые он, не глядя на Казанский собор, исподлобья наблюдает за суетой Невского проспекта.
Бронзовую фигуру печального писателя в городе прозвали «Тугодумом», а место встречи на Малой Конюшенной улице у памятника — соответственно — «У тугодума».
Еще одним незаурядным человеком из пушкинского литературного круга был дипломат, поэт-драматург, композитор — Александр Сергеевич Грибоедов.
С детских лет Грибоедов считался вундеркиндом. Достаточно сказать, что в Московский университет он поступил в 11-летнем возрасте. В Петербурге Грибоедов впервые появился в 1815 году. С 1817 года служил в Коллегии иностранных дел. В 1824 году закончил работу над комедией «Горе от ума», отрывки из нее на следующий год напечатали в альманахе «Русская Талия». Тогда же впервые о комедии высказался Пушкин: «О стихах я не говорю, половина должна войти в пословицу». И действительно, если верить городскому фольклору, общее мнение на этот счет оказалось единодушным. Наиболее удачно его сформулировала одна богатая меценатка, она будто бы заявила: «Мне очень понравилось „Горе от ума“! Написать пьесу из общественных поговорок — это мило со стороны Грибоедова». До сих пор эти поговорки так и называют: «Грибоедовские».
Сохранилась легенда, что план «Горя от ума» Грибоедов разработал во сне.
Первую постановку отдельных сцен комедии осуществили в 1829 году. Петербургская театральная публика, хорошо знавшая комедию в списках, поразилась, насколько изуродовали ее на сцене, а наиболее откровенные острословы утверждали, что «после цензора в ней осталось много горя и никакого ума».
А. С. Грибоедов
О композиторских способностях А. С. Грибоедова мы можем судить по звучащему не так уж редко на радио, его прелестному вальсу. Но в фольклоре музыкальный талант А. С. Грибоедова тоже нашел своеобразное отражение. Сохранилось предание о композиторе Алябьеве — друге Грибоедова. Если верить фольклору, знаменитый Алябьев в своих произведениях часто использовал мелодии, услышанные от их автора — А. С. Грибоедова.
В последний год жизни Пушкин сблизился с известным петербургским издателем и журналистом, отличавшимся завидной предприимчивостью, деловитостью и энергией Андреем Александровичем Краевским. Его настоятельно рекомендовал для работы в основанном Пушкиным журнале «Современник» друг поэта профессор Петербургского университета академик П. А. Плетнев. Произошло это в 1836 году.
Краевский — побочный сын незаконной дочери екатерининского вельможи, генерал-губернатора Москвы и Петербурга Н. П. Архарова. Обладая выдающимися способностями, он в 15 лет поступил на философский факультет Московского университета. Впервые в Петербург приехал в 1831 году. Сотрудничал в нескольких петербургских журналах, затем привлекается Пушкиным к работе в «Современнике». С 1839 года издавал журнал «Отечественные записки», газеты «Голос», «Санкт-Петербургские ведомости» и многие другие столичные популярные издания.
В фольклоре Краевский известен издевательским прозвищем «Литератор КраеЖский», полученным им от собратьев по перу за настойчивую приверженность к варианту «петербурЖский» в спорах о том, как правильно писать это слово — через «г» или через «ж».
Последние годы Краевский жил в собственном доме по Литейному проспекту, № 36. Наряду с другими названиями, этот хорошо знакомый многим петербургским литераторам «Дом на Бассейной» известен и как «Дом Краевского».
Похоронен Краевский на Новодевичьем кладбище.
Среди литературных знакомых Пушкина числились и такие одиозные фигуры XIX столетия, как Николай Греч и Фаддей Булгарин. В литературном Петербурге иначе как «Братья-разбойники» их не называли. Происхождение этого коллективного прозвища фольклорная традиция связывает с Пушкиным. Будто бы однажды на одном обеде, увидев цензора Семенова, сидящего между Гречем и Булгариным, Пушкин воскликнул: «Ты, Семенов, точно Христос на Голгофе». Согласно библейской версии, Христа распяли вместе с двумя разбойниками, и его крест находился как раз посередине.
Вторая их кличка среди петербургских литераторов была: «Грачи-разбойники». Николай Иванович Греч в течение десяти лет служил в Петербургском цензурном комитете, а Булгарин, до 1825 года исповедовавший весьма демократические либеральные взгляды, после восстания декабристов занял откровенно верноподданническую охранительскую позицию и заслужил в Петербурге славу беспринципного литературного осведомителя Третьего отделения.
Пушкин глубоко презирал Булгарина именно за это. Он хорошо знал ему цену. Если верить воспоминаниям современников, то однажды, с присущим ему ядовитым сарказмом, Пушкин сказал о Булгарине, что «где-нибудь в переулке он с охотою с ним встретится, но чтоб остановиться и вступить с ним в разговор на улице, на видном месте, на это он — Пушкин — никогда не решится». Известна убийственная эпиграмма на Булгарина. Считается, что она принадлежит Пушкину. Ее со смаком повторял весь читающий Петербург:
