«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Кузнецов Феликс Феодосьевич (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Шолохов характеризует эти проявления террора: «Массовые избиения колхозников»; «сажание “в холодную”», т. е. в яму, в амбар в январе, феврале; обливание людей керосином, после чего керосин поджигали, требуя ответа, где спрятан хлеб; инсценировка расстрелов; принуждение женщин к сожительству; «в Архиповском колхозе двух колхозниц, Фомину и Краснову, после ночного допроса вывезли за три километра в степь, раздели на снегу догола и пустили, приказав бежать к хутору рысью»84 и т. п.
Письма Шолохова Сталину — это протест и возмущение, открытое и настойчивое требование остановить репрессии и привлечь к ответу «не только всех тех, кто применял к колхозникам омерзительные “методы” пыток, избиений и надругательств, но и тех, кто вдохновлял на это».
Примечательно окончание письма: «Обойти молчанием то, что в течение трех месяцев творилось в Вёшенском и Верхне-Донском районах, нельзя. <...> Решил, что лучше написать Вам, нежели на таком материале создавать последнюю книгу “Поднятой целины”»85. Так — прямой, хотя и скрытой угрозой написать правду о терроре в отношении народа — закончил Шолохов свое письмо вождю.
Первая книга «Поднятой целины», как известно, писалась одновременно с третьей книгой «Тихого Дона» и была завершена в 1931 году.
Начиная работу над «Поднятой целиной», которую он первоначально назвал «С потом и кровью», Шолохов не мог предположить, что спустя три года политика сплошной и беспощадной коллективизации даст такой страшный результат: опустошающее изъятие хлеба у колхозников и всеобщий голод 1933 года. Не здесь ли причина того, что вторая книга «Поднятой целины» так и не была дописана до самого начала войны? Черновой вариант рукописи в военные годы, как известно, пропал, и вторая книга была заново написана десятилетия спустя...
О глубине и безысходности отчаяния Шолохова в 1933 году говорит его письмо секретарю Вёшенского райкома ВКП(б) П. К. Луговому от 13 февраля 1933 г.: «Выданный авансом на трудодни хлеб изъят до зерна. Большое количество людей пухлых. (Это в феврале, а что будет в апреле-мае). Арестовано около 3000 колхозников, более 1200 хозяйств по р-ну выкинуто из домов... Исключено из колхозов более 2000 хозяйств. Вот тебе картина накала. На правой стороне (Дона. — Ф. К.) не осталось ни одного старого секр[етаря] яч[ейки]. Все сидят. Многих уже шлепнули, остальным — кому 10 лет, а кто еще ждет суда... Писать бросил. События последнего времени меня несколько одурили... Ты-то согласен, что мы вели контрреволюционную работу? Ах, разъети их мать!.. Черт знает, что делается! Этакого еще не видывали»86.
П. К. Луговой к этому времени был уже освобожден от должности первого секретаря Вёшенского райкома партии в связи «с переходом на другую работу», а скоро будет исключен из партии и арестован.
Сталину Шолохов пишет с неменьшей болью и откровенностью. В письме Сталину, датированном 16 апреля 1933 года, взывая о помощи голодающим колхозникам, Шолохов писал: «Слов нет, не все перемрут даже в том случае, если государство вовсе ничего не даст. Некоторые семьи живут же без хлеба на водяных орехах и на падали с самого декабря месяца <...> не так давно пожирали не только свежую падаль, но и пристреленных сапных лошадей, и собак, и кошек, и даже вываренную на салотопке, лишенную всякой питательности падаль...»87.
Страшен был не только голод, но и репрессии, обрушивающиеся на людей.
«По одному Вёшенскому району осуждено за хлеб около 1700 человек, — писал Шолохов Сталину. — Теперь семьи их выселяют на север.
РО ОГПУ спешно разыскивало контрреволюционеров, для того чтобы стимулировать ход хлебозаготовок <...>
Письмо к Вам — единственное, что написал с ноября прошлого года. Для творческой работы последние полгода были вычеркнуты»88.
Надо сказать, что Сталин тут же отреагировал на письмо Шолохова, дав указание выделить для Вёшенского района сто двадцать тысяч пудов хлеба и даже посетовал: «Надо было прислать ответ не письмом, а телеграммой. Получилась потеря времени»89.
Для «разбора дела» в Вёшенскую был направлен работник Центральной Контрольной Комиссии ВКП(б) М. Ф. Шкирятов, который в своей «Записке» Сталину по итогам проверки написал: «Результаты расследования перегибов в Вёшенском районе полностью подтвердили правильность письма тов. Шолохова об этом в ЦК ВКП(б)»90.
Но в главном Сталин не согласился с Шолоховым. В своем ответном письме вождь упрекнул писателя в политической близорукости: «...Ваши письма производят несколько однобокое впечатление. <...> Вы видите одну сторону, видите не плохо. Но это только одна сторона дела. Чтобы не ошибиться в политике (Ваши письма — не беллетристика, а сплошная политика), надо обозреть, надо уметь видеть и другую сторону. А другая сторона состоит в том, что уважаемые хлеборобы вашего района (и не только вашего района) проводили “итальянку” (саботаж!) и не прочь были оставить рабочих, Красную Армию — без хлеба. Тот факт, что саботаж был тихий и внешне безобидный (без крови), — этот факт не меняет того, что уважаемые хлеборобы по сути дела вели “тихую” войну с советской властью. <...> ...ясно, как божий день, что уважаемые хлеборобы не такие уж безобидные люди, как это могло бы показаться издали»91.
«Ясно, как божий день», насколько разным было отношение к «уважаемым хлеборобам» Сталина и Шолохова: если для Шолохова они — родные люди, то для Сталина — не до конца разоблаченные, затаившиеся враги, которые ведут «тихую» (без крови) войну с советской властью. И, следовательно, заслуживают обращения с собой, как с врагами. То, что для Шолохова — преступление против человечности, для Сталина — «болячка нашей партийно-советской работы». При этом тон письма — предельно (или лицемерно?) уважительный. Сталин, прекрасно понимавший масштаб и значение Шолохова, ведет с ним — как и Горький, Фадеев, Левицкая — свою «воспитательную работу».
Переписка писателя и вождя прервалась на четыре года — до рокового 1937, года смертельной опасности и тяжелейшего внутреннего кризиса для Шолохова. Кризиса такой тяжести, что Сталин — в ответ на просьбу Шолохова срочно принять его — в сентябре 1937 года посылает на Дон генерального секретаря СП СССР В. П. Ставского. Сталин внимательно следил за состоянием Шолохова и готовился к встрече с ним. В закрытом (под грифом «Секретно») письме Ставский сообщал Сталину:
«В связи с тревожными сообщениями о поведении Михаила Шолохова, я побывал у него в станице Вёшенской. <...> М. Шолохов до сих пор не сдал ни IV-й книги “Тихого Дона”, ни 2-й книги “Поднятой целины”. Он говорит, что обстановка и условия его жизни в Вёшенском районе лишили его возможности писать.
Мне пришлось прочитать 300 страниц на машинке рукописи IV книги “Тихого Дона”. Удручающее впечатление производит картина разрушения хутора Татарского, смерть Дарьи и Натальи Мелеховых, общий тон разрушения и какой-то безнадежности, лежащей на всех трехстах страницах; в этом мрачном тоне теряется и вспышка патриотизма (против англичан) и гнева против генералов у Григория Мелехова.
М. Шолохов рассказал мне, что в конце концов Григорий Мелехов бросает оружие и борьбу.
— Большевиком же его я делать никак не могу»92.
Поражением закончились попытки литературных и политических властей вынудить Шолохова отступить от исторической правды и сделать хотя бы в конце книги из Григория Мелехова «большевика».
Из этого же письма Ставского явствует, насколько велико было политическое давление на писателя, особенно со стороны местных властей. Это давление и вновь усилившиеся на Дону репрессии привели Шолохова к внутреннему кризису, настолько сильному, что, — как пишет Ставский Сталину, — «в порыве откровенности М. Шолохов сказал:
— Мне приходят в голову такие мысли, что потом самому страшно от них становится.
Я воспринял это, как признание о мыслях про самоубийство»93, — комментирует эту фразу Ставский, что, думается, неверно. «Мысли», от которых самому Шолохову становилось страшно, были связаны, скорее всего, не с самоубийством, но с переоценкой ценностей, своих идеалов в связи с категорическим неприятием того, что происходило в родном ему Вёшенском районе и во всей стране.
