«Тихий Дон»: судьба и правда великого романа - Кузнецов Феликс Феодосьевич (бесплатные книги онлайн без регистрации .TXT) 📗
Документы свидетельствуют, что Ленин принимал Миронова 8 июля 1919 года — незадолго до его ареста — по его просьбе. Ф. Миронов, несомненно, читал в газете «Донские известия» от 20 (7) марта 1918 года телеграмму за подписью Ленина и Сталина, адресованную «революционному казачеству», когда на Дону устанавливалась советская власть. В телеграмме речь шла о самоуправлении Дона и его автономии: «...Пусть полномочный съезд городских и сельских Советов всей Донской области выработает сам свой аграрный законопроект и представит на утверждение Совнаркома. Будет лучше. Против автономии Донской области ничего не имею»43. В своих письмах и заявлениях, где он защищал донское казачество от произвола, Миронов неоднократно ссылался на эту позицию Ленина, согласившегося в феврале 1918 года с самоуправлением в виде Советов и автономией Дона. Но это был всего лишь лозунг.
Ф. К. Миронов (справа) с защитником в зале суда. 1919 г.
«Изъятый» с Дона, Филипп Миронов весь 1919 год проводит в своеобразной ссылке — сначала в должности помощника командующего Белорусско-Литовской армией, а потом командира несуществующего Донского казачьего корпуса в Саранске, который он должен был сформировать из плененных Красной армией и перешедших на сторону советской власти казаков. Солдат и материального обеспечения корпусу не давали, и за полгода Миронов с большим трудом смог сформировать два полка, одним из которых командовал вёшенец Фомин. Но главное — корпус упорно не пускали на фронт, — пока комкор Миронов не объявил, что он самовольно, без разрешения властей, выступает со своим корпусом из Саранска на Дон, чтобы сражаться с белыми. Это его решение было объявлено мятежом, сам он обвинен в измене, а после того, как его части без боя сдались окружившим их буденовцам, арестован и вместе с другими командирами корпуса приговорен к расстрелу.
Кстати, здесь мы встречаемся с нашим давним знакомцем Яковом Фоминым, установившим в 1919 году в Вёшенской советскую власть, а кончившим жизнь главарем банды.
До того, как Фомин поднял на восстание свой караульный эскадрон в Вёшенской в марте 1921 года, он был помощником военкома Верхне-Донского округа, а потом — командиром 1-го Донского полка в корпусе Миронова, одним из ближайших его сподвижников. После так называемого «мироновского мятежа», он был вместе с Мироновым приговорен к расстрелу, потом, как и Миронов, помилован и в 1920 году направлен в Верхне-Донский округ, где возглавлял охрану окружного исполкома. Об участии Фомина в мятеже Миронова в романе сказано так: «...В Михайловке, соседнего Усть-Медведицкого округа, восстал караульный батальон во главе с командиром батальона Вакулиным.
Вакулин был сослуживцем и другом Фомина. Вместе с ним они были некогда в корпусе Миронова, вместе шли из Саранска на Дон и вместе, в одну кучу, костром сложили оружие, когда мятежный мироновский корпус окружила конница Буденного» (5, 397). Эту информацию Шолохов, скорее всего, получил из «устного предания». Только в 1958 году в книге воспоминаний «Пройденный путь» (М., 1958) С. М. Буденный расскажет, как его конница окружила в 1919 году остатки корпуса Миронова и как «мироновцы» в одну кучу складывали оружие. Но на Верхнем Дону помнили о недавнем восстании Вакулина, которое привело к аресту и расстрелу командира 2-й Конной армии Филиппа Миронова.
Именно накануне суда Миронов и написал свое второе письмо Ленину. Сыграло ли свою роль это письмо или другие обстоятельства, в частности, угроза волнений среди казачества, однако, вскоре после суда Миронов и его сподвижники решением ВЦИК’а были помилованы, сам Миронов направлен на советскую работу на Дон, а несколько месяцев спустя, когда дела на Южном фронте для Красной армии были особенно плохи, возвращен в армию. В предельно короткий срок он создал из казаков 2-ю Конную армию, показавшую чудеса героизма в борьбе с Врангелем. Слава и популярность Командарма—2, Филиппа Миронова в ту пору превышали славу и популярность Командарма—1, Семена Буденного.
Но как только Врангель был выброшен из Крыма, а Гражданская война подошла к своему окончанию, — Миронов снова был «изъят» Троцким из казачьей среды и отозван в Москву якобы на должность инспектора кавалерии РККА.
По дороге в Москву Миронов заехал на родину, в Усть-Медведицкую, чтобы навестить семью, где через неделю, 13 февраля 1921 года, был арестован местными органами ЧК.
Полтора месяца спустя Миронов без суда и следствия был убит: «2 апреля 1921 года во время прогулки по тюремному двору застрелен часовым»44.
Это не было случайное убийство: командующий 2-й Конной был расстрелян по специальному решению ВЧК. Несколько позже та же участь — расстрел по приказу Ягоды — постигла и Харлампия Ермакова, прототипа Григория Мелехова. Как схожи их судьбы!
Были репрессированы гражданская жена Миронова — двадцатитрехлетняя медсестра — и еще восемь человек, подверстанных под фальсифицированное обвинение Миронова в организации заговора с целью свержения коммунистической партии.
Главным подтверждением реальности такого «заговора» чекисты считали слова Миронова о злоупотреблениях местных коммунистов, которыми он объяснял и восстание Вакулина, а также его требование (в выступлении на районной партконференции) заменить продразверстку продналогом. Именно выступление Миронова на партконференции в Усть-Медведицкой, куда Командарм—2 был приглашен в качестве высокого и почетного гостя, и послужило причиной столь быстрой расправы ЧК. Миронов был арестован прежде всего за критику продразверстки и требование заменить ее продналогом. На конференции он заявлял: «Бюрократизм, неравенство верха и низа, несправедливость, с одной стороны, и безнадежное положение страны в материальном отношении, а отсюда поборы, реквизиции и, главным образом, продотряды, отбирающие у крестьян хлеб — с другой, заставили таких честных, старых коммунистов, как Вакулин, <...> поднимать восстание, протестовать силой оружия...»45.
Арест был подготовлен заранее, и Миронов это предчувствовал.
Секретный информатор доносит в ЧК о разговорах Миронова: «Указывал, что только последние пушки выстрелили при разгроме Врангеля “и меня отзывают”, подчеркивал, что “меня будут и ласкать и утешать, но боюсь, как бы из-за угла не убили”»46.
На митинге в Усть-Медведицкой он получает записку:
«Филипп Козьмич!
Не доверяйте Барову и тому молодому человеку, который с Вами (в пенсне), это не товарищи, а жандармы»47.
Давид Григорьевич Баров (Бар) и в самом деле в тот момент был «комиссаром» — членом Усть-Медведицкого оргкомитета РКП(б); в 1933 году он был исключен из партии как троцкист.
Для троцкистов было совершенно неприемлемым стремление Миронова защитить казачество от злоупотреблений местных властей, равно как и его требование замены продразверстки продналогом. Своих позиций Миронов не только не скрывал, но, увидев весь размах злоупотреблений и тяжесть жизни казачества в родной станице, публично протестовал против этого с трибуны.
Его жена показывала на допросе 1 марта 1921 года:
«Организация какого-то контрреволюционного заговора меня поражает и ново для меня. Муж всегда возмущался следующим: реквизициями по принуждению во главе [с] лиц[ами], незнающими местные условия и нравы и что нужно крестьянству, т. е. казачеству, дать самодеятельность, дать самому отдавать хлеб, так как казаки ему говорили, что они это сами проведут и дадут столько — сколько центр потребует»48.
На вопрос следователя ЧК Банги: «что Вы подразумеваете под словом самодеятельность?» Миронов отвечал 27 февраля:
«Прежде всего, меньше опеки над трудом землепашца, особенно лиц, не компетентных в этом, а во-вторых, чтобы трудящиеся были бы уверены, что то, что добыто их трудом, принадлежит им, а если должно быть взято как государственная повинность, за это должна быть взята компенсация. Система разверсток критики не выдержала...»49.
